Один из них — Сергей Степанов — оказался в плену с тяжелыми ранениями ног и спустя 15 суток был отпущен в рамках обмена военнопленными между сторонами.

О том, как Сергей оказался в плену, и что с ним там происходило, боец, который сейчас проходит лечение в госпитале, рассказал журналисту сайта "24".

Я журналист, меня уже вам представили. Теперь давайте знакомиться с Вами.

Меня зовут Сергей, фамилия Степанов. Родом с Западной Украины — Тернопольская область, поселок Почаев, где я прожил 21 год до армии. После — переехал в Кривой Рог. Там появились работа, семья, ребенок...

В 2014 году, когда началось это безобразие с Крымом, с Донбассом, записался добровольцем, после чего мне позвонили, сказали явиться в военкомат с вещами, дали повестку — и с 3 мая несу службу в армии. Мы прошли подготовку около двух недель. После чего выехали на первый блок-пост, который стоял за городом Покровское Днепропетровской области, на границе с Донецкой. С этого момента пошла служба.

Вы набирались как батальон территориальной обороны?

Да. Через месяц снялись с Покровки, переехали под Красноармейск, уже непосредственно в зону АТО. Тогда поняли, что мы уже не тероборона, а просто едем, куда пошлют.

Начинал наш батальон с Мариуполя, где погибли трое ребят, в том числе — замкомбата. Потом поехали в Красноармейск, дальше называть не буду, не хочу навлекать на себя и на ребят беду: где мы были и что делали. В основном работа заключалась в том, чтобы наблюдать, контролировать население, поток транспорта и, соответственно, поток вооружения — чтобы не вывозилась на мирную территорию вся эта гадость.

Попытки вывозить оружие были?

Были. Также мы пресекали попытки вывозить драгоценности и большие суммы денег. В основном это были либо цыгане, либо сотрудники милиции, как правило — донецкие. Были золотые изделия с бирками, видно, что украшение еще новое: в коробочке, упакованное, с пробой, ценой и так далее. При простейшем вопросе — откуда это у вас, человек начинал теряться, не мог ответить, а потом придумывал какую-то сказку, типа "это моей тети-дяди, попросили вывести, я не видел, что там было". При этом украшения растыканы по всей машине. Также пытались вывозить большие суммы денег, происхождение которых люди не могли объяснить.

Мы таких людей сразу сдавали в СБУ. Ходили слухи, что мы все это отбираем, а потом в карман себе кладем. Нет. Все случаи фиксировались, дабы себя обезопасить от греха подальше.

Что потом?

Потом — крещение боем. Потом Пески. Там я с ребятами долго не побыл — меня ранило на второй день. Я был отправлен в больницу. Ребят из Песок забрали на Марьинку, а я к ним пришел уже после госпиталя.

Люди из Красногоровки слезно просили, чтобы мы вернулись

Как складывались отношения с местным населением?

Скажу так: после Красногоровки мы попали на ротацию. И на имя комбата пришло письмо, в котором люди из Красногоровки слезно просили, чтобы мы вернулись. Им было с чем сравнивать. Они видели, что начался порядок в городе, заработали магазины, появилось какое-то уважительное отношение к жителям, хотя 95%, наверное, населения было против нас.

Изначально были против?

Да. А, может, и не изначально. Знаете, это как в фильме "Свадьба в Малиновке" — "опять власть меняется". Там такое население, что ему по барабану, под кем валяться. Лишь бы не трогали.

Все население такое?

Нет. Были люди, которые действительно меняли мнение. Были те, которые жили там, но оставались патриотами Украины. А были такие, как тот дед из Малиновки, который постоянно шапки менял, когда власть менялась. Таких было много.

Так что с письмом было?

Вот пришло такое письмо. Оно было, получается, формата А4, полторы страницы — просьба, чтобы мы вернулись, и страниц на семь-восемь, наверное, было росписей местных жителей.

Что было после ротации?

После ротации мы попали в Красный Партизан, где даже месяц не отстояли. В меру своих возможностей помогали местному населению, в принципе, как и всегда. И продуктами, и медикаментами, и теплые вещи, время от времени, ребята отдавали...

22 января нас взяли, скажем так. Подробностей объяснять не буду. Получилось так, что пошло наступление, у них был перевес и в количестве, и в технике. После этого, увидел видео после боев за Красный Партизан, как их комбат рассказывал, что там у нас было и четыре БМП, и три танка, и человек 80 военных. Это все ложь.

Что было?

Одна БМП-копейка и 22 человека.

А с их стороны?

Вот с их стороны было порядка 70-80 человек и три танка. Дальше нюансы такие, что не хочу их упоминать.

Некоторые ребята отошли. Нас осталось 14 человек. Из них четыре погибли, были раненые, и я в том числе. Оказались в плену, где пробыли 15 суток. Потом обмен. И меня понесло по Украине кататься по госпиталям.

Сейчас из ваших ребят в плену кто-то остается?

Да. Поддерживаю связь со своим батальоном, постоянно спрашиваю, пытаюсь какую-то информацию вытянуть о том, кого поменяли, когда поменяли. Постоянно своих ищу. Когда недавно был обмен, там 130 или 140 человек меняли, я списки перечитывал несколько раз, своих не увидел, но, как оказалось, двое наших туда все-таки попали. Они уже дома. Четыре человека пока еще там.

Будем надеяться, что с ними все будет хорошо....

Я тоже на это очень надеюсь. Разговаривал с ребятами, которые вернулись недавно домой, они рассказывали такую ситуацию. Один из дежурных боевиков, охранявший военнопленных, заходил в помещение, где я был, где ребята сейчас сидят, и просто в тупую хотел расстрелять. Потому что где-то вроде бы как прошел слушок, что будут брать Донецк. Поэтому хотели ребят расстрелять, но, благо, что там не все настолько "потерянные". У этого человека просто забрали оружие и вывели оттуда. Говорят, этих дежурных убрали, поставили других. Вроде как нормальных. А как сейчас там ребятам на самом деле... Понятно, уставшие, измученные, все хотят домой.

Над нами издевались только морально

Что было в плену?

Зная, как сейчас относятся к другим пленным, то мы попали в президентские апартаменты. Жили в помещении, которое отапливалось, спали на матрасах. Так как я был ранен, то у меня было вип-место — я был на кровати.

Медицинскую помощь оказывали?

Да. Раз в двое-трое суток. Кормили нас утром и вечером. То есть, у нас условия были более чем достаточные.

Об условиях, в которых содержат других военнопленных, Вам известно что-нибудь?

Насколько я знаю, ребята, которые попадают к "казачкам" и чеченам содержатся в обычной яме на улице, дают булку хлеба на 10 человек в сутки. Плюс издеваются физически и морально. У нас же было только моральное издевательство. Каждый приходил, говорил, там, "укропы", "укры"... Я дальше не буду продолжать, какие интересные слова говорились о том, кто мы, что они про нас думают.

Угрожали?

Ну, так чтобы сильно — не угрожали, но поддевки были. Типа "мы придем к вам, будете делать то же самое". Такого плана. То есть морально давили.

А кто там был?

Не буду говорить. Все одеты, в принципе, почти одинаково. На лбу не написано — русский он, не русский. К лицам особо не присматривался, да и к разговорам особо не прислушивался. Не то положение было и не те условия.

Знаю, что ко мне приходил один медик чисто в российской форме. Ну и говор у него был далеко не украинский. Даже украинский русский язык от его говора очень отличался. Видно было, что человек из России. Не удивлюсь, если окажется, что он откуда-то из-под Москвы, потому что язык был очень похож.

Бурятов, например, лично не видел. То, что информация курсирует — это понятно. Вот у меня друг лежал в соседней палате, рассказывал: они попали в засаду, приняли бой, ребят потеряли. Но, по факту, малым количеством взяли еще 20 человек русских военных в плен. Это говорит само за себя. Я лично с российскими войсками не сталкивался.

В "ополчении" есть люди со всей Украины

С кем сталкивались?

Столкнулся с "ополчением", батальон "Восток". Нам рассказывали, что они все местные, все донецкие. Но, по финалу, как оказалось, там не только донецкие, там из Запорожья есть, и мои земляки из Кривого Рога. Со всей Украины там люди есть. Не знаю, чем они мотивируют свой переход на ту сторону. Они себя, конечно, бьют в грудь, что только за идею, и им никто ничего не платит. Но криворожанин, который, возможно, живет со мной на одном районе и мы с ним могли даже пересекаться, воюет там — и я не понимаю, какая у него идея. Если человек с Донбасса — это еще можно понять, что идея. Но какая может быть идея, если криворожанин — и в Донецкой области? Думаю, нормальный человек не пойдет просто так под пули в другой город. Какой ему интерес — не понимаю. Наверное, хорошо золотят, но они об этом молчат.

Кстати, этот криворожанин заходил, сильно хотел посмотреть на нас, потому что большая часть пленных были из Кривого Рога. Он пришел посмотреть и смотрел, как... Ну, я не знаю, на бомжей милее смотрят, чем он на нас.

Как Вас обменяли? По какому принципу они вообще отпускают людей?

По какому принципу — я не знаю. Ребята-волонтеры говорили, что механизм обмена никто не оглашает. Не оглашают даже примерный список и даты. Потому что, например, скажут: завтра будем менять людей, а кто-то встанет утром не на ту пятку, и все пойдет кувырком. А для пленного известие о том, что его меняют, сравнимо с новостью о рождении ребенка. Ты этого дня ждешь, как манны небесной. Хочешь увидеть семью, обнять родных, забыться от этого всего.

У нас было так. Где-то после обеда пришел, как я понял, их "замполит" и сказал: "Вы, двое, одевайтесь, собирайтесь, сегодня идете на обмен". Нас погрузили в машину, толпой вывезли.

Нас вывозили восемь человек, было три скорых и два микроавтобуса. Приехали наши забирать — одна скорая и один "Богдан". Ребята, которые были с аппаратом Елизарова, без ног, просто ехали в автобусе. Я, не ходячий, с перебитыми, простреленными ногами, ехал на носилках на спинках сидений четыре или пять часов до Краматорска. Скажем так, условия обмена сепары предоставили гораздо лучше, чем наши. Как-то так.

Их "замполит", какие функции он там выполнял?

Изначально заходил к нам, просто интересовался как самочувствие, не издевается ли кто-то морально или физически. Мы сами у него начали спрашивать, какие новости, чтобы хоть как-то в пространстве ориентироваться. Потому что сидишь в четырех стенах. Да, вроде рядом свои ребята, но каждый свое думает, как он поступил, правильно или неправильно, ну, Вы понимаете.

Вот мы у него начали спрашивать, он начал доводить информацию. Обычно, новости были только с одной стороны — чисто их. Единственно важное, что он сказал — возможно скоро будет обмен, что обменивать будут только раненых, но предупредил, что не хочет обнадеживать.

Можете вспомнить, что он говорил в самом конце, когда уходил?

Обычно его просто выдергивали. То есть он приходил к нам, доводил какую-то новость, свои какие-то истории рассказывал, что он типа гражданский, не смог терпеть беспредел украинской хунты, пошел и стал бойцом. Типа, свою жизненную историю рассказывал. В конце каждого визита ему кто-то звонил, и ему, якобы, надо было куда-то срочно бежать.

То есть, чистой воды информационное влияние – пришел; спросил, как вы; потом – я такой же, как вы; потом - загрузил информацией?

Да-да-да!

Были своего рода манипуляции: "Посмотрите, против кого вы воюете, здесь все мирные, боевиков нету". Говорили, что типа, "вы попадете из плена, СБУ вас будет прессовать". Намек был, что "ребята, воевать больше не стоит".

Все, кто к нам заходил, задавали стандартные вопросы, говорили стандартные речевки. Не знаю, как это правильно сказать — инкубатор, не инкубатор, клон, не клон.

Какие вопросы, какие речевки?

Точно не воспроизведу. Такого плана: "Зачем вы сюда пришли, против кого вы воюете? Тут мирное население, женщины, дети. Вы стреляете по Донецку". Типа мы первые взяли в руки оружие, и первые начали убивать людей.

Как Вы отвечали на такие вопросы?

Ну, а как мы могли ответить? Мы — мобилизованные, нам дали команду, мы люди военные — команду дали, и мы пошли.

Лично видел, когда два сепарских "Града" отработали по центру Донецка

Как они реагировали?

Каждый по-разному. Некоторые начинали возмущаться. Некоторые — с пониманием относились, потому что военный есть военный.

Могу сказать, что у них выраженная агрессия к таким батальонам, как "Правый сектор" или "Айдар".

То есть — к добровольческим?

Да. Пытались нам навязать такую информацию, что ребята оттуда начинают насиловать девочек, обрезать соски, задувать пеной... Я в это не верю.

Были закидоны, что мы обстреливаем Донецк... Лично видел, когда мы стояли на Марьинке, как с Петровского района обстреливали центр Донецка. Лично видел, когда два сепарских "Града" отработали по целой кассете в сторону города. Где они стоят, было не видно — это было за терриконами, но я видел, что "Град" работает по центру Донецка. И сразу идет информация, что украинские войска обстреливают город, мирных жителей и тому подобное.

Вы уже можете проанализировать, насколько была правдива та информация, которую Вам доводил их "замполит"?

Я анализом еще не занимался. Пока пытаюсь забыть все то, что было и в Красном Партизане, и в плену.

Но видно было, что все там работали "по методичке". Вот это больше всего надоедало — одни и те же вопросы, иногда даже "впадло" было отвечать. Это делалось для того, чтобы убедить человека: он действительно неправ, воюет за какую-то непонятную хунту, за фашизм, за Америку... И еще раз убедить в том, что действительно убивает мирное население. Если человек морально слабый, то он начинает себя грызть изнутри, гнобить, и по финалу получается, что попадает домой и начинаются приколы с алкоголем или чем похуже — начинаются издевательства над женой или ребенком. То есть, они там человека подготавливают к тому, что когда он придет на гражданку, уже будет недееспособен.

И что делать, как этому сопротивляться?

Не знаю. Я, например, такой человек, что в себя много не впитываю. Видел, был. Я в себе все это перегрызу и забуду. Лишнюю информацию отбрасываю. Да, некоторым тяжело об этом разговаривать, трудно вспоминать. Я могу вспомнить, рассказать. В данный момент, это переношу легко.

Война — это, конечно, плохо, но когда надо защищать родных, свою страну, свой город — хочешь не хочешь, а надо. Я противник войны, противник решения вопросов на кулаках. Мне проще пообщаться с человеком. Морду набить можно в любой момент, а вот пообщаться с человеком, понять, почему так происходит — это намного интереснее.

Было страшно? Мандраж, может, какой-нибудь...

Первый мандраж лично у меня появился, когда стояли на первом блокпосту. Тогда ребята ездили на выезды, брали "редисок" — нехороших людей, и пошла информация, что где-то взяли кого-то из чеченов. После этого появился слушок, что чечены за наши головы назначили большую сумму. Вот тогда появилось понимание, что ты уже на войне. Сошло это через пару недель, просто забылось как-то. В Песках боялся. После того, как меня ранили, на каждый минометный выстрел, даже когда наши стреляли, срабатывал инстинкт самосохранения — падал, пытался забиться в какую-то ямку, чтобы, в случае взрыва, не зацепило.

Дальше уже страшно не было. В Красном Партизане страха не было. Было понимание того, что происходит: перестрелка, тебя минами обкладывают, танки, сам момент плена. Когда нас было только четверо, и я видел, как ребят одного за другим не стает — страха не было. Я все понимал, соображал. Задавали вопросы — я отвечал, видел, как все происходило. Понимал, что очередь подходит ко мне все ближе и ближе. Понимал, что сейчас могут пристрелить. Но, скажем так, это безвыходное положение и ситуация, в которой ты бессилен. Не было желания о чем-то просить. Знаете, вот как в фильмах показывают, что человек начинает горючими слезами реветь, проситься "только оставьте в живых, буду пятки целовать". Такого не было. Думал: ну, будет — и будет. Как-то так.