Человек обычно убежден, что в отдельных вопросах нет и не может быть другого мнения, кроме общепринятого. Его мнение словно табуировано в повседневной жизни, а свои сомнения приходится глубоко прятать. Пьер Бурдье называл это "символическим насилием", когда слова, смыслы и убеждения навязываются не путем давления, а путем косвенного утверждения, что "тот, кто думает иначе – so wrong".

Берлинская стена, разрушенная в 89-м году, названная канцлером Вилли Брандтом "Позорной стеной", стала символом всего, чего душа пожелает: разделенного народа; отображением идеологии, которая разделяет людей; тоталитарного насилия; Холодной войны per se.

Все нормальные люди лелеяли мечту о ее разрушении. Mr. Gorbachev, tear down this wall!
кричал Рейган.

Я, как и многие, большой фанат ХХ века. Несмотря на то, что я всегда со скепсисом слушаю такие разговоры, но, скрипя сердцем, вынужден признать их справедливость. Да, что-то во второй части ХХ века было очевидно получше, чем сейчас. Если не сказать многое.
А самое лучшее, я думаю, была та определенная наивность, связанная с человеческими надеждами на самое светлое.

Люди всегда мыслят отрезками, переправами и достижениями. Кажется, что в какой-то момент, когда Стена разрушится, наступит то благословенное время, когда будет хорошо. А самым благословенным оказывается время ожидания хорошего.

Вот стена разрушается, эйфория проходит, политики с их емкими фразами уезжают, группа Scorpions на бис играет Wind of change и сворачивает аппаратуру. И встречаются на старой границе люди, у которых спустя 28 лет нет ничего общего, кроме языка. Проблема "осси-весси" остается до сих пор, но громких слов о ней уже не скажешь. Переправа осилена, а дальше что? А дальше самое ужасное – крушение надежд. Не потому, что произошло что-то плохое. Просто во время надежд все человеческое естество непроизвольно становится лучше.

Человек, окрыленный надеждой, есть, пожалуй, самое сильное на свете создание.

Потому мы так любим вторую половину ХХ века. Люди жили с таким ощущением надежды на то, что рай не за горами, и достичь его возможно, что это аукается нам по сию пору. Но иногда, дабы что-то сохранить, нужно не дойти. Какой ужасный парадокс.

Столетиями Германия и Франция были лютыми врагами. Считается, что земли спорных Эльзаса и Лотарингии политы кровью солдат так, как ни одна другая земля. Что может быть более символичным, чем линия Мажино между двумя кровными врагами, из колючей проволоки, башен, дотов и дзотов. Но вот членство в Евросоюзе примиряет старых врагов, делая из них союзников. Стена разрушена, и вместо немцев и французов перед нами предстают просто "европейцы", которым никто не указывает, но очевидно рекомендует отказаться от своей идентичности, дабы не провоцировать войны.

Хорош ли отказ от идентичности? Наверное, да. Только все равно эта проклятая идентичность интереснее, чем ее отсутствие. Как увлеченный и яркий человек всегда интереснее безразличного и серого.

Стена – это уродливое строение посреди человеческих жизней, которое лишает их возможностей. Ее преодоление (без иронии) является важнейшей задачей цивилизованного человека. Но именно она – уродливая стена – формирует в человеке самое лучшее, способствует кристаллизации цельных личностей, новых идей и способов, которые помогут эту серую бетонную конструкцию снести до основания. Иначе, без стены, без противника, без цели, человек превращается в монотонное, безвольное создание, у которого наступает колоссальная атрофия всех деятельных функций. Некуда идти, не к чему стремится, нет путеводной звезды. Нет ради чего утром вставать, кроме кофе и работы.

"Ну и что?" – скажут профессиональные пост-модернисты, веганы-хипстеры, полные нью-эйджевской философии о правильности "конца истории". – "Все верно. Тогда наступит всеобщее благоденствие".

Не наступит. Наступит то, зачем мы сейчас наблюдаем: разрушение всех основ и зримых ориентиров западной цивилизации, в которой мы живем, пусть даже на правах "второго мира". И здесь стоит только согласиться с Михаилом Веллером – без Европы не будет и нас.

Потому я очень рад, когда Киев называют "Западным Берлином". Мне нравится. Может быть стена, которую когда-то наши дети будут разрушать, строится именно сейчас. А значит, мы, возможно, очень счастливое поколение.

Читайте также: "Лобановский навсегда": замечательный фильм с неправильным названием