Типа, жила-была семья в Луганске. Сирые да убогие, голодали и нищебродствовали – он болел, она при нем. А потом и-ррррраз! И им оказали помощь. Конечно, из России. И после этого они стали добрыми и сердечными, стали помогать всем вокруг и каждую копейку от каждого своего целкового стали нести в дома таких же сирых да убогих – мыть ноги страждущим, кормить голодных. И живут после этого и ни в чем ничуть не нуждаются – муж поправился, а жена похорошела. Помощь всем и опора, а главное – пример. Хорошая и сказочная история, правда? Я таких сказов за последние два года слышу едва ли не сборниками сочинений – просто под запись, как о диве дивном. Расскажу пару своих непридуманных и реально увиденных историй.

Она до войны была бухгалтером. Хороший бухгалтер или плохой – уже не важно. С войной оказалась без работы. Она и до войны была чуть с приветом – в свою квартиру в хрущевке стаскивала буквально всех собак с округи. Мыла, лечила, гуляла с ними. А после лета-2014 стала собачьим волонтером. Собирает раненых собак, лечит, всех кормит. Самых увечных переправляет в Россию на лечение. А еще таскает сумами и мешками домой собачью еду – мясо, колбасы, крупы. Бывает, что и соседям перепадает от ее милости собачьего колбасного счастья на человеческий стол. Не верите? Отчего же.

Все это спонсируется и оплачивается. Конечно, кто-то должен делать и это, и хорошо, вероятно, что делает. Но на фоне множества людей, которые помощи ни разу не видели, остро в ней нуждаются, отчего-то очень заметны перекосы всего этого процесса. Я когда-то попросила помощи. Собственно, дважды попросила. Один раз для соседа – у него хроническое кожное заболевание и он остро нуждался в перевязочных материалах, а второй раз для знакомой девушки, которая с 15 лет живет при лежачем после перелома отце-пьянице.

Она его кормит, поит, судно ему выносит и света белого не видит. Обе мои истории-просьбы были с душком. Сосед с язвой – пьяница. Работающий, пьяница, не подзаборный. Но обеспечивать себя бинтами он как-то уже не мог – начал стирать старые бинты и утюжить. И в этом процессе с тазиками, хозяйственным мылом и скотчем поверх бинтов он просто зашел в тупик. Я, не скрывая деталей, все о нем рассказала – что да как. Помогите, мол. Нужно. И о девочке тоже написала – помогите хоть чем-то. Она одного просила – еды. Так и сказала:

Честно? Пожрать нормально хочется.

У них на двоих пенсия отца и ее стипендия. Ей отказали. Типа, отец-пьяница, хоть и лежачий. Таким не помогаем. Захотел бы – встал. А то, что она при нем заложница (больше у них никого на целом свете нет), так то неважно.

И, знаете, все это напоминает тендер, в котором нужно выиграть. Доказать, что именно ты самый-самый разнесчастный. Самый из всех. Потом подтвердить фотографиями, принять у себя, чтобы доказать воочию, а не на словах. Самый цимис – сфоткаться у пустого холодильника, чтобы потом плакать с пакетом макарон на чужой странице Фейсбука, в очередной раз доказывая, что люди Донбасса остро нуждаются в помощи, рады любой еде и теплым вещам.

Читайте также: Утраченные возможности: жизнь за пределами "республики" намного ярче, чем в Луганске