У окулиста на таблице выучила две верхних строчки, и когда меня проверяли – не видела указку, но примерно понимала, что показывают и пыталась обманывать врачей. Чаще всего у меня это получалось. Потом все так сложилось, что сейчас у окулиста я не вижу ничего. Для меня весь мир – это размытые цветные пятнышки. Вот по этим пятнышкам уже пытаюсь ориентироваться во время тренировок. Вечно живешь вот в такой загадке. Ну, и память очень помогает, конечно.

После 10-го класса я уехала в Броварской спортивный интернат. Понимала, что стала хуже видеть, когда приезжала домой. Когда живешь в спортшколе, постоянно тренируешься – особо ничего не замечаешь, и все одинаковое. Домой мы ездили один раз в три-четыре месяца на выходные. Дома были обои с большими узорами, и бывали моменты, когда я понимала, что приезжаю и все хуже и хуже вижу рисунок на стенах. У меня был минутный шок, я понимала, что теряю зрение. Потом я уезжала из дому, опять погружалась в спорт, опять жила им, продолжала тренироваться и кайфовала от всего этого.

Спорт – это наркотик. Наркотик, потому что это – эмоции. Это страшная зависимость. Их ничто не заменит. Надо быть спортсменом, чтобы это понимать. Ты постоянно становишься на ступеньку выше, постоянно гордишься своими достижениями. И это – в каждой тренировке. К какому-то старту – чемпионату мира или Паралимпийским играм – идешь несколько лет. За это время должен чему-то научиться. Когда этого достигаешь – начинаешь собой гордиться, потихоньку растет уверенность в себе. Естественно, не без разочарований. Но над собой работаешь постоянно. Не знаю, где вне спорта можно так себя проявить, чтобы гордиться собой по максимуму, когда ты сам для себя лидер.

Я выбрала легкую атлетику, а потом, наверное, прыжки выбрали меня. Прыжки в длину я не выбирала. Раньше прыгала в высоту. Причем, прыгала неплохо. Но там приземляешься, в основном, на грудной или на шейный отдел, сотрясение больше идет на голову. Наверное, это спрогрессировало падение моего зрения. В один прекрасный день врач мне просто сказал: "Оксана, это – все уже". Каждый год мне оперировали глаза, это нереально было. Я ушла. Не тренировалась три месяца. Не понимала, что мне дальше делать и как, потому что без спорта себя не представляла. Потом тренер мне сказал, что всю жизнь видел меня как прыгунью в длину. Я решила попробовать. И вот так все сложилось. Так что это прыжки выбрали меня.

Те люди, которые задают вопрос: "Как ты можешь прыгать так далеко?" – не понимают, как это происходит. Я прыгаю так потому, что много знаю. Понимаю, за счет чего прыгаю. Люди, которые прыгают недостаточно далеко, этого не понимают – они надеются на ветер, на тренировку, на штангу, на тренера, еще на что-то. Я понимаю, что мне нужно сделать, чтобы получить результат. Потому что я в этом живу, постоянно об этом думаю, рисую, планирую. Наверное, только когда сплю – я об этом не думаю. Поэтому прыгаю дальше всех в мире.

Спортсмены – совсем другие. Бывают такие эмоции, которые не знаешь как передать. Вот если бы спортсмену говорила – он бы сразу понял. А обычным людям приходится какие-то такие слова подбирать, чтобы им было понятно.

У себя дома, в Черниговской области, я за свой счет детям покупаю ветровочные костюмы, провожу соревнования. Для меня это важно. Потому что эти дети могут быть будущими спортсменами. Никогда обычный человек не пойдет и не купит кому-то что-то. Просто так. Это очень маловероятно. Он может купить сосиску собаке, потому что у него дома сидит собака. Но он очень редко поможет человеку.

В этом году у меня на Паралимпиаде полный патриотизм был – все в национальных цветах: ногти, ленточка в волосах. Возможно, АТО повлияло, не знаю… В какой-то момент стало неприятно, что из нашей сборной некоторые ушли в Россию. У нас в команде очень большой уровень патриотизма, все очень любят нашу страну. У тех же, кто ушел, сыграли роль или деньги, или у кого-то возможности не было из Крыма, например, переехать.

В этом году на Паралимпиаде столько побед посвятили воинам АТО, потому что мы где-то их понимаем. Мы в спорте отдаем себя максимально. Бывает, кажется, что сейчас просто умрешь, потому что больше ничего не можешь сделать на этой тренировке. Но ты переступаешь через себя, поднимаешься и делаешь, что должен, как бы тебе ни было плохо. Обычные люди этого не умеют. Ребята, которые в АТО, они тоже могут идти вперед, как в последний раз, переступая через себя.

На Паралимпийских играх, когда приезжаешь в новые помещения, новый стадион, новые раздевалки, новое все – очень тяжело первые пару дней. Нужно время, чтобы приспособиться, еще не понимаешь, что где находится, и ходишь все щупаешь. Ну, и желательно ходить с тем, кто хорошо видит, чтобы выучить все ступеньки, пороги и так далее. Когда приспособишься – становишься смелее. Что касается уже самих соревнований – очень тяжело прыгать первые попытки. Когда тебя первый раз выводят именно в сектор – наступает шок. Стадионы на Паралимпиадах с очень большими трибунами, и ты находишься в чаше, в которой много пространства, яма очень далеко, и ощущения абсолютно другие. Поэтому первые попытки прыгаешь на ощущениях и не можешь дать волю скорости. Разбежаться максимально не можешь, потому что есть страх. Первая-вторая попытка – это знакомство с сектором. Потом уже можно отбросить этот страх, завестись и показать максимальный результат.

Если честно, я люблю играться со страхом на соревнованиях. Мне очень нравится это ощущение неизвестности. Мне нравится это ощущение, когда переступаешь свой страх. Когда ты чего-то боишься, меняется амплитуда шага. На максимальной скорости амплитуда другая, на планку попадаешь совсем по-другому. Если ты не побоялся – то хорошо попал на отталкивание и тебе это засчитали.

Подготовка к Рио, наверное, не отличалась ничем. Всегда стараешься выйти на Паралимпйские игры в самой лучшей форме. Но ответственность больше, потому что это соревнование, которое проходит раз в четыре года. Больше тренироваться я не могу, потому что это увеличивает вероятность получить травму. Соответственно, больше работаешь психологически и думаешь, как подвести себя к старту в максимальной форме и не травмироваться.

Как я ориентируюсь? На дорожке есть специально нарисованные "усы", по которым понимаешь, что бежишь прямо. У меня разбег – 16 беговых шагов. Это 33 метра. Над количеством шагов работаю постоянно. Это же не так, что я пробежала свои 16 шагов и уперлась в стену. Есть ритм. Ты его чувствуешь и бежишь постоянно на ощущениях.

В Лондоне рекорд стал большой неожиданностью, потому что на тот момент ни я, ни мой тренер не были готовы к такому результату. Огромную роль сыграла публика. Они такое устроили на шестую попытку, что я сделала невозможное. Из Рио очень хотела привезти золотую медаль. От меня все ждали третьего золота. О нем начали разговаривать, еще когда я из Лондона прилетела. Поэтому Рио – это была большая ответственность. Когда поняла, что не подвела своих болельщиков – естественно, обрадовалась.

Со всей Паралимпийской сборной мы пересекаемся раз в четыре года. Говорить про всю сборную мне тяжело, могу говорить конкретно про нашу легкоатлетическую команду. Весь фурор сборной, все 117 медалей – это очень классно. Но конкретно моя команда – не дотянула, мы выступили не очень хорошо. Хотели больше медалей, но не сложилось. Это спорт, так бывает. Есть к чему стремиться. Легкой атлетике нужны новые люди. Паралимпийская сборная в целом выступила сумасшедше. Я даже не знаю – куда еще лучше.