Военный фотограф: В Украине не умеют помнить своих героев

Маркиян Лысейко – один из четырех военных фотокорреспондентов, которые в конце августа 2014 года выбрались из окружения под Иловайском. Впоследствии это окружение назвали Иловайским котлом.

Читайте также: Макс Левин: Иловайск – это не про жалость

Смотрите также видео выхода фотографов из-под Иловайска:

Он стал своеобразным чек-поинтом в ее новейшей истории. 29 августа 2014 года украинские бойцы выходили по "зеленому коридору" из окружения из-под Иловайска и были расстреляны русскими и пророссийскими наемниками.

В Иловайском котле украинская армия понесла наибольшие потери за всю свою историю. Тогда более 360 украинских воинов погибли, более 400 – были ранены, около 300 – попали в плен. Десятки до сих пор считаются пропавшими без вести.

Читайте также спрецпроект 24 канала: Неопалимые: Иловайская история Донбасса

Маркиян Лысейко – соавтор проекта AFTERILOVAISK, который документирует воспоминания участников тех событий. О том, почему важно помнить о событиях войны, интересных судьбах воинов и самом сложном в работе военного фотографа он рассказал 24 каналу.

Фотограф Маркин Лысейко

В вашем проекте большинство разговоров с героями начинаются с вопроса о том, почему они пошли на войну. Почему?

Когда батальон "Донбасс" в 2014 году вошел в Курахово, мы зашли вместе с ним. Заходили в спешке, без кухни. Мы с Максом Левиным ходили питаться в единственное кафе города, которое работало. Там у нас сидела компания, веселилась. Мы разговорились. Спросили: "За 10 км – война. Она идет в вашу сторону. Почему вы не воюете?". Они нам ответили, что работают и платят налоги на армию, вот пусть армия их и защищает.

В проекте мы спрашиваем, почему люди стали добровольцами, потому что разные люди по-разному к этому относятся. Кто-то говорит, что платит налоги, его ничего не интересует и пусть его защищают, а кто-то берет оружие в руки и сам идет защищать свое, не дожидаясь кого-то.

Что вам отвечают добровольцы?

Каждый по-разному. Как-то так сложилась история, что ВСУ у себя видеть журналистов не хотели. Мы пошли простым путем – через базу добровольцев. Они все хотели защищать Украину. У кого-то это были патриотические чувства. У кого-то дедушки воевали за УПА. У кого-то воспитание было более коммунистическое, но их учили, что нужно защищать родину от захватчиков.

Ты почему пошел снимать войну?

Там было интереснее. У меня много родственников касаются УПА и других партизанских движений в Украине. Я в "Пласте" был. Там воспитывали так, что если есть враг – от него нужно защищать. Я со Львова, мое глубоко субъективное впечатление – Россию у нас воспринимали как агрессора и до 2014 года, еще с советских времен. Этот факт стал открытием в Киеве или на Востоке Украины. Когда Россия действительно стала агрессором, они не могли понять – как это.

Фотограф Маркин Лысейко

Мой друг, Витя Гурняк (военный фотограф, боец ​​батальона "Айдар". Погиб 19 октября 2014 года от минометного снаряда, когда под обстрелом вывозил раненых в районе 32-го блокпоста вблизи поселка Смелое Луганской области – 24) ездил тогда туда в качестве волонтера. У него там были знакомые "пластуны". Как-то мы поехали вместе.

Там были ребята-добровольцы. Я себе до того думал, что если ты добровольно ушел на войну, то государство тебя хорошо обеспечит и выглядеть все будет как в фильмах о Второй мировой: здесь – немцы, здесь – русские, и они стенка на стенку бегут. Приехали туда и увидели, что кто-то из ребят-добровольцев – в ботинках рваных, кто в обычных трениках.

Вот так все и началось: Витя волонтерил, а я снимал о том, как он волонтерил. Ну, и втянулись. Сначала в "Айдар" ездили. Потом заехали к "Донбассу".

И как?

И попали с ними в Иловайск. С добровольцами все было очень просто. Да, возникали какие-то моменты из-за того, что мы журналисты, потому что у большинства людей к журналистам отношение как к тем, кто выкапывает какую-то сенсацию или хочет что-то раскопать плохое. Но мы не так сильно спешили, не были новостными журналистами, которые сейчас снимают, что вечером должно получиться. Что Витя, что я больше снимали жизнь, быт.

Со временем начали понимать, как оно там. Сдружились с ребятами. Тот же Марк Паславский не слишком любил прессу. Он бежал к нам в комнату, закрывался и говорил: "Если будут спрашивать меня, говорите журналистам, что меня нет". И сидел, нам по вечерам рассказывал, как он хочет дойти до Донецка. Имел целый блокнот исписанный объяснениями о каких-то макроэкономических штуках; он объяснял, как хочет менять законодательство и бороться с коррупцией.

Марк Паславский псевдо "Франко". Боец батальона "Донбасс". Жил в Украине со времени получения ею независимости. Занимался инвестиционными проектами. После аннексии Крыма решил стать добровольцем и отказался от гражданства США в пользу украинского. Погиб во время освобождения Иловайска / Фото: Маркиян Лысейко

Ну, и еще – снимать добровольцев взаимовыгодно. Батальону было интересно, чтобы о них говорили, а нам надо было немного больше, чем прийти на какую базу или отдаленную позицию и посмотреть, как едут машины. Они давали нам возможность увидеть боевые действия.

Говорят, когда ты документалист – ты только снимаешь. Ты не можешь принимать никакого участия в событиях. Особенно, если снимаешь в зоне боевых действий. У тебя получалось быть просто ретранслятором?

Если бы мы поехали снимать в Сирию, Ливию или любую другую горячую точку, мы могли бы быть просто ретранслятором. Ибо одной из сторон не относимся ни ближе, ни дальше. Когда война у тебя дома, ты не можешь относиться к тому, кто пришел захватить твой дом, так же нейтрально, как и к тому, кто тебя защищает.

В 2014 году эмоционально было трудно работать военным фотографом?

Не очень. Когда едешь оттуда, есть время подумать и проанализировать, что там было, все как-то сильнее переживается. Когда ты там, когда переживаешь все те эмоции, что и бойцы, то когда кто-то со стороны погиб, то все не так. В тот момент это воспринимается больше как "Вот, ему не повезло, а мне – повезло".

Там нет планирования времени. Ты не думаешь, что будешь делать через две недели и как ты поедешь в Бахмут, например. У тебя есть задача добежать до следующего столба, зарядить батарею. Ты просто бежишь к зарядке. Ты даже не думаешь, что будет вечером. Времени на философию нету.

Даже тогда, когда мы были в Курахово и знали, что Паславский погиб, везли одного из героев нашего проекта, "Лекса", чтобы он забрал погибших, то не было такого осознания потери. Да, он погиб. Боевые действия идут – и он погиб. Уже потом осознаешь, что именно произошло. Тогда становится сложнее.

Максим Финогин, псевдо "Лекс" / Фото: Маркиян Лысейко

В проекте вы рассказываете истории тех людей, которые тронули больше всего?

Мы долго думали, каких людей брать в проект, а каких не брать, чтобы не было обид. Решили показывать только тех, кого мы снимали там. Если они есть на наших фото с Иловайска – мы рассказываем о том, как сложилась их история здесь. Кого мы лучше знали лично, они нам ближе по душе. Есть те, кого мы не знали. Есть такие, как, например, "Лекс". С ним мы познакомились в Попасной и все эти пять лет поддерживали связь.

"Лекс" был директором страховой компании в Киеве. Он спокойно мог не идти воевать. Мог также сказать, что платит налоги и пусть армия его защищает. Но он пошел. Он выходил по тому "зеленому коридору". Попал в плен. Отсидел в плену. Вернулся. У него все было прекрасно. И где-то полгода назад я узнаю, что он снова контракт подписывает. При том, что уже и отношение к войне другое, и в армию уже сильно никто не хочет.

Возвращение "Лекса" (справа) из плена 2 февраля 2015 года / Фото: Макс Левин

Он снова пошел в батальон "Донбасс". Нам объяснил, что недовоевал и не может так. Хотя его не хотели брать негде, у него с момента возвращения из плена уже инфаркт был. Он сейчас не на передовой уже, он водитель медицинской машины. Отслужил один контракт, который скоро закончится, и хочет подписывать еще один.

Еще с "Лексом" была интересная история. Он практически за год плена, при куче обысков, сохранил запись, где российские военные в Иловайске стоят на коленях. Они с ребятами передавали эту флешку с записью друг другу, зашивали в рубцы одежды, в трусы, еще где-то. Но он ее сохранил и вывез из плена.

Смотрите также видео, запись которого "Лекс" вывез из плена:

Об Андрее Журавленко (псевдо "Восьмой") можешь рассказать?

Могу. Мы с ним тоже сдружились. "Восьмой" был человек-безопасность. Он был военным до того, служил в спецназе. Когда мы что-то не понимали, то всегда спрашивали у него. Если "Восьмой" в свой панамке спокойно гулял по улице, значит все хорошо. А если он напряжен и куда-то бежал короткими перебежками – значит нам надо было нервничать в десять раз больше. Он погиб во время выхода из Иловайска. В пожарной машине под Червоносельском. В машину попал снаряд с танка. "Ред" также был в той машине.

Больше воспоминаний о "Восьмом" читайте здесь: Боец "Донбасса": Тому, кто потерял там всех, смешно слышать о каких-то санкциях и договоренностях

Мы хотели записать какие-то воспоминания о "Восьмом", но пока нам это не удалось. Он был один, у него не было семьи. Были какие-то женщины, с которыми он давным-давно разошелся. Ну, и, возможно женам трудно о нем говорить, потому что они его помнят другим. Похоронами занимались друзья. О нем больше вспоминают ребята, которые с ним воевали.

Слева направо: "Восьмой" (погиб во время выхода из-под Иловайска), "Макс", "Бирюк" (погиб во время выхода из-под Иловайска), "Ред" (погиб во время выхода из-под Иловайска) / Фото Макс Левин

Почему Иловайск – это не про жалость?

На войне нет жалости.

Тебе лично этот проект для чего нужен был?

Думаю, у нас в Украине не умеют помнить. Посмотри, как к своим героям разных времен относятся поляки, американцы или французы, и как они хранят память о них. И посмотри, как эту память хранят в Украине. У нас она со временем начинает покрываться какими-то политическими разборками, выяснениями, кто больше и лучше воевал, какие документы начинают засекречивать. Пять лет прошло – государство никак официально не отреагировало на Иловайск. Никак абсолютно. Сотни людей погибли.

Документировать события нужно. Медик по кличке "Яр", когда мы были в Иловайске, запрещал нам снимать, если были какие-то раненые, или медики кому помогали. Прошло время, он начал говорить: "А чего вы тогда не снимали? Мы бы по вашим фотографиях потом могли бы понимать правильно ли мы накладывали перевязки. Нам это было нужно для развития". С памятью – та же история. Чтобы помнили о таких событиях, как Иловайск, о них нужно рассказывать из первых уст. Если исчезнут те люди, которые там были, кто тогда о них расскажет? Останутся только протокольные фразы, как на допросе в СБУ: был там, переехал туда, вернулся тогда.

Ваш проект – не об этом?

Наш проект – о переживаниях. О том, как изменился человек. О том, почему он пошел воевать. О том, почему он пошел воевать именно тогда. О том, что изменилось для этого человека в Иловайске. О том, как продолжается его жизнь после него.

Александр Сарабун, позывной "Винница" / Фото: Юрий Величко

Вот мужчина с псевдо "Винница", например. У него была ампутация правой ноги. Ему поставили протез. Он заново научился ходить. После того сказал, что хочет дальше идти воевать. Ему сказали "Ну куда?" и отказали. В конце концов, "Винница" стал первым мужчиной на этой войне, который воевал на протезе. До этого он даже не думал, что так может.

Мы показываем, как ребята поменялись и почему они так поменялись. Они сознательно сделали свой выбор. Ни один из них нам не сказал, что он сожалеет об Иловайске. При всех раскладах, травмах и ампутациях, все нам сказали: если бы можно было вернуться назад в 2014 – они бы снова туда пошли.

Поддержать проект AFTERILOVAISK можно по реквизитам:

Счет UAH 26005878949933 ("УкрСиббанк")
ОО "После Иловайска"
ЕГРПОУ 42977391
МФО 351005

Фотограф Маркиян Лысейко