В чем разница между захватом Крыма и вторжением на Донбасс
Крым был армейской спецоперацией. Кадровые части, военная техника, флот и авиация. Аннексией полуострова занималась российская официальная вертикаль. Парамилитарным частям – казакам и добровольцам – была отведена вспомогательная роль. Если бы их не было – ничего бы не изменилось.
Донбасс был классической историей про войну на аутсорсе, которой занимались разные околокремлевские подрядчики. Именно они продавали Кремлю свои стратегии по дестабилизации региона. Если один подрядчик терпел поражение – его сменял другая.
Читайте также: Голодовка Олега Сенцова: есть ли смысл в одиночку бросать вызов целому государству
Одной из первых групп, получивших "зеленый свет", стала команда Сергея Глазьева. Она пыталась делать ставку на Губарева и Царева. Последнему даже готовили избирательную кампанию – с целью сделать новым фронтменом всего пророссийского. Когда деньги на избирательную кампанию украли и все закончилось пшиком – на смену Глазьеву пришла группа православного олигарха Малофеева. Та самая, которая отправила Стрелкова-Гиркина в Славянск.
Олег Царев
Война на аутсорсе – любимый сценарий голливудский сценарий. В рамках которого всю грязную работу делают не кадровые, а привлеченные. Меньше рисков, меньше издержек дарит формальную непричастность. Неудачу всегда можно списать на чью-то частную инициативу.
Читайте также: Почему украинцы забывают резонансные скандалы с топ-политиками за полторы недели
А кадровым частям отведена обеспечивающая функция. Вооружать. Прикрывать. Обучать. Их участие куда локальнее – основная нагрузка ложится на плечи наемников. И лишь в те моменты, когда все начинает валиться – они вступают в непосредственное столкновение. Как в Иловайске и Дебальцево.
Гибридная война имеет гибридные задачи. Если кадровая армия выполняет приказы, то мотивы "игроков на аутсорсе" могут быть самыми разными. Кто-то борется за ресурсы. Кто-то – за близость к первому лицу. Кто-то сводит старые счеты. В отличие от армии они решают не только общую задачу, но и множество частных. И именно это нужно учитывать, когда мы говорим о российских спецоперациях.
Каждую из них мы оцениваем по лекалам классических войн. Ищем офицерскую выправку в посредниках и исполнителях. Ждем известных фамилий в протоколах допроса. Пытаемся найти стройную логику в планах и соизмеряем их с тем, что видели в фильмах про работу спецслужб. А когда не находим – разочаровываемся.
Нам кажется, будто каждая такая операция – плод многомесячной работы профессионалов. Инициатива сверху. Официально санкционированная операция, прошедшая согласование на всех этажах вертикали. И охотно забываем про то, что подрядчики операций могут не иметь отношения к верхним ярусам властной пирамиды.
У них могут быть разные мотивы. Разные ресурсы. Разная компетенция. Их картинка реальности совершенно не обязана быть математически выверенной и уж тем более – совпадать с нашим восприятием реальности. Они не обязаны обладать выучкой кадрового спецслужбиста – просто потому, что не имеют к силовыми аббревиатурам никакого отношения.
Равно как к этим же аббревиатурам могут не иметь отношения их заказчики. Потому что дестабилизация для них – это не цель, а средство. Например, подвинуть конкурирующую группу. Доказать лояльность. Подтвердить эффективность.
В конце концов, российская политика однопартийная, но многоподъездная. Борьба бульдогов под ковром никогда не прекращается. А украинская реальность для них инструментальна. История Донбасса – тому подтверждение.