85% раненых, даже с протезами, возвращаются на службу в армию, – интервью с Еленой Толкачевой

"У нас 85% раненых возвращаются в строй. Когда бойцы знают, что родное подразделение ими занимается, у них будет мотивация оставаться", – так о своей службе говорит Елена Толкачева.

Более 10 лет назад она возглавила первую патронатную службу в украинской армии. С тех пор изменилось ее название, подразделение, количество работников и масштабы работы, особенно после полномасштабной войны. Сегодня около 50 работников "Ангелов" работают с ранеными защитниками, семьями погибших, пленных или пропавших без вести, и с государственными структурами, чтобы реформировать систему медицинской и социальной помощи.

Проблем и вызовов – много, ведь наша страна только подстраивается под масштабы и потребности военных и ветеранов.

О том, как работает патронатная служба "Ангелы", как занимается лечением и протезированием бойцов, их возвращением к активной жизни, о проблемах в украинской медицине, недоступности качественной реабилитации для всех и об изменениях, в которых нуждается законодательство, – читайте в эксклюзивном интервью Елены Толкачевой 24 Каналу. 

Интересно Ты должен помочь сначала себе, – разговор с азовцем "Алви" о психологической реабилитации военных

До 50 работников, сопровождение бойца и миллионные расходы в месяц: как работают "Ангелы"?

Патронатной службе "Ангелы" – более 10 лет. Как изменилась ваша служба, особенно с начала полномасштабной войны, сколько у вас людей и на какое направление работы сосредоточены больше всего?

Все изменилось существенно. До 2022 года у нас не было таких объемов работы, как сейчас. Тогда мы имели возможность, например, за счет своих работников патронатной службы быть не только медицинскими кураторами раненых, но и, грубо говоря, сиделками. То есть мы самостоятельно занимались бойцом, если он был в тяжелом состоянии, в реанимации или лежачий. И, кроме того, обеспечивали все организационные процессы.

После полномасштабного вторжения изменились масштабы и сложность нашей работы. Мы сразу взяли под опеку два огромных подразделения:

• Полк "Азов", который тогда нуждался в помощи. И пока была возможна эвакуация раненых из Мариуполя, с "Азовстали", мы занимались военными и дальше сопровождали их во время лечения. Отдельно мы постоянно были на связи с семьями, потому что ребята гибли каждый день. И мы обо всем, в том числе и о гибели, сообщали родным по телефону. Потому что ситуация по всей стране в начале была просто катастрофическая, ужасная, и ТЦК, которые сейчас оповещают родных, не работали в том объеме, в котором должны были. Да и мы были в подчинении МВД, а не ВСУ.
   
• И параллельно мы начали заниматься еще и подразделением ТрО "Азов", который формировался в Киеве Андреем Билецким, потому что тогда началась кампания по защите столицы. И тоже были раненые и погибшие.

Всего на момент полномасштабного вторжения наша патронатная служба базировалась в Запорожье, Днепре, Киеве и Львове. В Мариуполе не было ни одного представителя, потому что работа была налажена так, что в городе во время АТО и ООС в нас не было нужды. Раненые не оставались на лечение в Мариуполе, потому что была налажена логистика и их эвакуировали медтранспортом в Днепр или Запорожье. И уже там к работе приступали мы, как представители патронатной службы.

Соответственно после полномасштабки мы начали формировать уже штатную структуру в Вооруженных Силах – сначала это было в ТрО "Азов", который перерос в ССО "Азов" и соответственно затем в 3 отдельную штурмовую бригаду ВСУ. Таким образом мы сформировали внештатную структуру на базе Вооруженных Сил.

Параллельно с этим всем мы набирали больше людей в штат и за более чем 3 года выросли с 12 работников до 40 – 50, если считать с волонтерами, которые на постоянной основе помогают "Ангелам" сейчас. Отдельно добавлю, что сильно выросло и подразделение 3 отдельной штурмовой бригады, которая сейчас уже стала корпусом. Соответственно мы увеличиваемся, чтобы заниматься им полностью и формировать или подтянуть стандарты патронажа во всех бригадах, которые будут входить в третий армейский корпус.

Патронатная служба "Ангелы" / Фото с фейсбука службы

Бригады, которые будут входить в 3 корпус, имеют уже свои патронатные службы? Или их нужно будет создавать с нуля?

Некоторые имеют. Мы с ними сотрудничали, когда проводили внештатные добровольные учения. Командиры бригад, батальонов или медицинские службы тогда обращались, чтобы мы помогли, спрашивали советы, потому что многие не понимали всех процессов работы патронатной службы, особенно юридических.

Просто раньше в нашей армии не существовало такой структуры, как служба сопровождения или патронатная служба. До 22 года могли быть лишь в добровольческих подразделениях, и то некоторым частично помогали волонтеры. Патронатная служба как структура родилась еще в батальоне "Азов" после его создания в 2014 году.

И вот когда уже во время полномасштабной войны мы вышли из так называемой турбулентности, структурировали работу, к нам начали обращаться другие подразделения за помощью в обучении. Мы поняли, что должны продвигать реформу и создавать в Вооруженных Силах патронатные службы, потому что потребность в них очень велика. Тогда мы собирали людей группами на целый курс и читали для них лекции по всем тем направлениям, которыми занимается патронатная служба.

За прошлый год у вас обучение прошли около 200 подразделений. Для чего вообще каждому подразделению, бригаде, своя служба сопровождения? И учитывая то, что мы сейчас переходим на корпусные системы, служба сопровождения должна быть одна в корпусе или отдельно в каждой бригаде?

Служба сопровождения должна быть в каждой бригаде. Корпус – это больше административная структура. В нем должен быть представитель, который будет заниматься более бюрократической частью, а вот практическая должна быть в подразделении. Потому что подразделение – это первый распорядитель информации о своем военнослужащем. У него есть все документы, необходимая информация, чтобы коммуницировать с семьей, если это раненый, погибший, пропавший без вести боец или в плену.

Также это коммуникация со всеми тыловыми военными частями для обеспечения наилучшего сопровождения раненого. У них есть все справки, необходимые для госпитализации, перевода в другое заведение, для протезирования или процесса реабилитации дальше.

Вы, как патронатная служба, занимаетесь лечением и реабилитацией раненых, погребением погибших, различными бюрократическими моментами. Какая сумма нужна и идет на обеспечение патронатной службы в месяц и на что самые большие расходы?

В целом это миллионы гривен, учитывая в целом все расходы. Это приобретение протезов, оплата лечения тяжелых пациентов, тяжелой реабилитации, хорошие гробы, чтобы нам не было стыдно смотреть в глаза родителями или родственникам. Часто мы оказываем материальную помощь ребятам и девушкам, которые, например, уже уволились и еще не оформили пенсию, соответственно зависают в этом периоде, когда у них просто не на что жить. Бывает, помогаем с лечением родителей, когда у кого-то онкология. На это все идут средства, но основная масса – это лечение, реабилитация и протезы.

"Есть злоупотребления и катастрофические проблемы": в каком состоянии сейчас гражданская и военная медицина?

Что касается лечения и реабилитации – с какими заведениями сотрудничаете и куда привозите ребят? Это гражданские заведения или пытаетесь выбирать частные?

Если бойца надо быстро довезти, то это Харьков или Днепр – там наиболее опытные врачи, которые спасают и вытаскивают с того света. Если раненого можно транспортировать с Востока на Запад, то везем в Superhumans.

Преимущественно после первого-второго этапа эвакуации мы стараемся выбирать частное учреждение. Если это ампутация или тяжелое ранение, то мы только частным заведениям отдаем предпочтение. Есть хорошие больницы государственные. Во Львове – это Первое медицинское объединение, в частности больница Святого Пантелеймона и больница Святого Луки. Я считаю, что это образцовые государственные больницы. И даже иностранцы, когда приезжают в тот самый Unbroken, то говорят, что "у нас в Швейцарии нет таких больниц, как вы сделали".

Представители "Ангелов" с раненым бойцом на реабилитации / Фото из фейсбука патронатной службы

А с какими проблемами сталкиваетесь в своей работе и на каком этапе они чаще всего начинаются?

Пока раненый находится в военном госпитале, серьезных проблем как таковых нет – там и персонал, и препараты, все обеспечено. Но боец надолго не задерживается в госпитале, потому что места должны освобождаться, идет этапность эвакуации. И вот когда раненый переходит в гражданскую больницу, начинаются проблемы. Мы знаем и о злоупотреблениях со стороны медицинского персонала, и руководства. И на самом деле у нас гражданская медицина в катастрофическом состоянии, по сравнению с военной.

С этим надо постоянно бороться и мы решили бороться системно, потому что точечно это не дает никакого смысла. Поэтому сейчас имеем отдельный юридический департамент, который занимается анализом законодательства, помогает писать различные нормативно-правовые акты, выявляет ошибки, которые не дают возможности оказывать адекватную медицинскую или социальную помощь раненому бойцу. И таким образом мы начали сотрудничать с правительством и профильными министерствами.

А правительство и министерства идут вам на встречу, прислушиваются к советам и предложениям?

В целом да. Одним из топ-достижений нашего сотрудничества я бы назвала законодательные изменения, благодаря которым теперь добровольцы, которые принимали участие в боевых действиях с 24 февраля 2022 года и по разным причинам в то время не были закреплены или оформлены в воинских частях, имеют такие же права, как и другие военные. И их семьи, если боец погиб, защищая Родину, могут получить помощь в виде выплаты 15 миллионов гривен. Мы 3 года потратили на то, чтобы исправить эту социальную несправедливость.

"Большинство бойцов с ампутациями – молодежь": что с протезированием в Украине и сколько стоит качественный протез?

Знаю, что вы были приобщены к реформе протезного законодательства в Украине.

Да, мы сделали изменения в правилах протезирования, потому что у Минсоцполитики раньше был очень странный расчет предельной цены на протез. Поэтому протезные центры часто просто отказывали военным, которым нужно было сложное протезирование выше колена, потому что за 900 тысяч гривен, которые выделялись, нереально было собрать качественный протез.

Кроме того, были ограничения, что на бионический протез боец имел право податься лишь через год после того, как запротезировался механическим. Этот подход несовременный. Нет смысла протезировать человека дважды и ждать, когда он научится нормально ходить, потому что он не научится – механический протез не дает такой возможности. Хотя конечно, что есть индивидуальные физиологические случаи, когда бионический протез не подходит.

У нас среди раненых и среди бойцов с ампутациями, большинство – молодые люди, которые хотят продолжать активный образ жизни или даже вернуться на службу, им сразу нужен бионический протез.

Поэтому если государство отправляло их на фронт, мобилизовало на войну, то теперь должно обеспечить им полноценную жизнь, потому что у них эта жизнь впереди. У нас есть ребята, которым 18 – 19 лет и у которых уже нет двух-трех конечностей.

Ветеран с протезом на пробежке / Фото из фейсбука патронатной службы "Ангелы"

А сколько стоит бионический протез?

Качественный бионический протез с коленным суставом стоит в пределах 4 миллионов гривен.

Поэтому мы добивались увеличения предельной стоимости. Почему мы так делали это настойчиво? Потому что выяснили, что за два года полномасштабной войны Министерство социальной политики два раза не потратило в полном объеме свой бюджет в размере 1 миллиарда гривен. И каждый раз эти средства возвращали обратно в государственный бюджет.

В начале 25-го года наконец заработали изменения по протезированию. Однако пока все полноценно не работает. Почему? Потому что многие предприятия не имели большого опыта с изготовлением протезов, не имели сертификатов от иностранных производителей, которые изготавливают лучшие бионические протезы. Потому что они дорогие.

Вы упомянули о протезах и о протезном законодательстве. Каково состояние этой реформы сейчас и почему вы хотите, чтобы госпрограмма протезирования перешла от Минсоцполитики к Минздраву?

Потому что протезирование – это не социальная программа, это не социальная сфера. Это медико-социальная услуга, которая сейчас на самом деле имеет больше медицинскую составляющую. И для того, чтобы адекватно запротезировать, научить и прореабилитировать бойца, должна быть команда врачей и комплексное учреждение здравоохранения. И курировать это должно именно Министерство здоровья.

А государство сейчас покрывает расходы на протезирование?

Да, сейчас уже покрывает. Однако есть сложность в реализации, ведь не все протезные центры имеют сертификаты и не все научились делать сложное протезирование. Именно поэтому в более прогрессивных протезных центрах большие очереди на тысячи людей, ребята могут и год ждать, например.

И почему я говорила о передаче программы протезирования в МОЗ, потому что у нас есть много сложных случаев протезирования, которые никто в Украине не может взять. Это множественные ампутации, высокие множественные ампутации, с которыми мы отправляем ребят в США. Там есть специалисты, которые делают такие протезирования. И благотворительные фонды и протезные центры, с которыми мы сотрудничаем, обеспечивают нам трансфер, пребывания в Штатах, питания, реабилитацию. Но непосредственно комплектующие к протезу мы должны оплачивать самостоятельно. Поэтому мы до сих пор собираем деньги на протезы.

И получается так, что вроде и законодательство уже изменили, и государство выделяет средства, и мы всем пользуемся, но в сверхсложных случаях мы все равно вынуждены собирать средства, чтобы оплатить протезирование в Соединенных Штатах.

Если говорить о протезировании у нас, в Украине, нет ли так называемой конкуренции между военными и гражданскими? Потому что, к сожалению, ампутации сейчас имеют совершенно разные люди. И вы уже упоминали, что иногда сроки протезирования могут достигать и год времени. Поэтому бывает ли так, что из-за гражданских военных протезируют дольше или наоборот?

На самом деле страдают и гражданские, и военные. Конечно, по сравнению с военными гражданских с ампутациями гораздо меньше. Их не тысячи. Но они получают гораздо меньшую сумму на протезирование, у них нет таких социальных гарантий, как есть у военнослужащих.

"Бойцы становятся зависимыми": с какими проблемами сталкиваются раненые и кто оплачивает их лечение?

Вы находитесь с бойцом на каждом этапе после ранения. Мы уже упоминали о проблемах в работе в целом, а как насчет медучреждений – какие проблемы до сих пор замечаете в лечении раненых?

Есть проблемы, связанные с обезболивающими препаратами и их частым употреблением. Хотя в этом действительно нет вины раненых ребят и девушек. Я имею в виду налбуфин, который непонятно для чего производится в огромных количествах в Украине. Соответственно, препарат, который продается в аптеках по рецепту, все равно "гуляет" просто в бешеном количестве между ранеными. Это как уличный наркотик.

Сейчас проблему налбуфина начинают обсуждать и поднимать, потому что раньше об этом молчали. Я видела, что об этом говорят уже и сами военные, и их родные, и даже журналисты. Но как побороть эту проблему: государство должно сократить производство препарата и сделать продажу по рецепту?

Да, это целый комплекс мер. Во-первых, это работа с медицинским персоналом. Иногда санитарка, которая видит, как раненый мучается от боли после той же ампутации, просто идет и по доброте душевной, без злого умысла, приносит военному налбуфин. Она даже не понимает, что делает хуже.

Бывают другие случаи, когда врачи получают процент от аптек и, соответственно, постоянно дают препарат пациентам. А налбуфин – это такой препарат, который очень быстро вызывает зависимость.

Также важно ограничить изготовление налбуфина в Украине в соответствии с потребностями реальных. Его за границу не продают, это все для внутреннего потребления. А кто у нас в первую очередь нуждается в нем при ранении? Правильно, военные. Поэтому его нужно контролировать и не позволять, чтобы военные становились от него зависимыми.

А хватает ли средств на лечение военных в государственных больницах? Или вам приходится доплачивать?

Первый год мы доплачивали постоянно, покупали препараты, костыли, спирт, вату, дорогие или дешевые препараты, какие-то расходники на операции. Но с каждым годом докупаем все меньше и меньше. То есть больницы и соответственно Минздрав пытаются контролировать все так, чтобы с военных не требовали средства. Конечно, есть еще моменты, когда просят что-то докупить, потому что чего-то не хватает в государственных закупках. Но мы эту информацию потом доносим до правительства, они разбираются. И в принципе, с каждым годом ситуация становится лучше.

"Бывает, за 3 – 4 месяца уже начинает ходить": как качественная реабилитация помогает военным?

Реабилитация военных после ранения – чрезвычайно важна. Обеспечивает ли государство качественную реабилитацию?

Реабилитация – это отдельная тема, потому что в Украине государственной реабилитации не существует, как бы об этом не докладывали наши чиновники. Национальная служба здоровья не может полноценно покрыть расходы, например, на реабилитацию тяжелых лежачих раненых.

Когда речь идет о молодом человеке, который потерял навсегда способность ходить или даже сидеть из-за ранения, ему нужна особая, очень дорогостоящая реабилитация. И она дает возможность человеку не просто хотя бы жить в таком состоянии, а дает шанс попробовать восстановиться до максимально возможного состояния, которое позволяет физиология ранения.

Мы, например, всех лежачих военных забираем под свою опеку и финансирование. Если военного после ранения уволили, он получает пенсию. И несмотря на то, что государство пытается делать адекватные пенсии, они никак не могут покрыть расходы на лечение, на эти деньги даже существовать одному человеку трудно. Поэтому часто родители или жена, которые находятся с раненым, не могут полноценно работать, соответственно не имеют средств, чтобы оплачивать эту реабилитацию. Единственный путь, который у них остается, это или обращаться в благотворительные фонды, или самостоятельно собирать средства, или забирать домой, или в государственную больницу, где не будет предоставляться адекватная медицинская реабилитационная помощь.

Бывает, что мы забираем бойца в реабилитационный центр в состоянии, когда он не разговаривает, не двигается и не понимает ничего. А там за 3 – 4 месяца начинает ходить. Конечно, есть разные случаи и различные травмы, но когда человек молодой, и у него есть потенциал к нейропластичности мозга, это дает ему шанс. Однако все это стоит очень больших средств. И даже учитывая то, что нам реабилитационные центры предоставляют реальные скидки на 50% или предоставляют услуги по себестоимости, это все равно очень дорого. Например, один день в реабилитационном центре может стоить от 2 до 5 и выше тысяч гривен.

Реабилитация и возвращение к активной жизни военных с ампутациями / Фото из фейсбука "Ангелов"

А есть вариант, чтобы НСЗУ покрывала расходы на реабилитацию военных в частных комплексах?

По реабилитации с НСЗУ сложно работать, потому что условия, которые они выставляют медучреждениям, не выгодны. Да, сейчас на рынке страшная нехватка специалистов, которые занимаются реабилитацией, – врачей ФРМ, эрготерапевтов, реабилитологов. А НСЗУ для финансирования требует полноценный их штат в комплексе. Я понимаю, что для качественной реабилитации это важно. Но это не всегда адекватно, потому что частным структурам сложно держать в штате, например, логопеда, потому что он может быть внештатным.

Поэтому условия НСЗУ надо менять, чтобы она могла покрывать качественную, полноценную услугу по реабилитации. Я опять же повторюсь, что есть случай, когда условно военный остается в государственном учреждении, впоследствии его просто выписывают домой, где он лежит 2 – 3 года и умирает. А есть другой военный с похожим ранением, которого забирают в частное реабилитационное учреждение, где с ним занимаются полноценно. И он через несколько месяцев начинает двигать конечностями, вставать или даже ходить. Это очень красноречивый показатель.

Министерство здравоохранения должно менять подходы. Не может на четвертый год войны быть так, чтобы настолько была запущена вся история с реабилитацией.

"Есть даже штурмовики на протезах": что мотивирует бойцов возвращаться на службу после ранений?

В 3 штурмовой бригаде очень большой процент военных, которые возвращаются на фронт после тяжелых ранений, даже с ампутациями. В чем мотивация ребят и влияет ли она на то, что они быстрее выздоравливают и быстрее привыкают к протезам, например?

В нашей бригаде возвращаются в строй примерно 85% раненых. Среди них с ампутациями – до 25% бойцов и этот процент постоянно растет. Несмотря на то, что сложная ампутация требует длительного срока лечения, часто более года, многие стремятся вернуться. Особенно это касается молодых ребят. Они говорят: "Мы хотим обратно, на любую должность".

И сейчас военнослужащий, который признан полностью непригодным с исключением с воинского учета из-за ранения, имеет право остаться в своей воинской части или просто с таким статусом в армии на любой должности. В основном это тыловые должности и штабные.

Если бойцам ставят бионический протез, бионическую кисть, то ею можно пристроиться и научиться управлять джойстиком. А это дает возможность работать в составе групп БПЛА.

Бывает, что ребята с высокой ампутацией выше колена возвращаются в штурмовые подразделения и ходят на штурмы. Хотя, конечно, это единичные случаи.

И здесь как раз работает мотивация. Когда бойцы знают, что родное подразделение ими занимается, что их не бросили, мы с ними постоянно на связи, все организуем и решаем проблемы, то у них будет мотивация оставаться. И это фундамент новой украинской армии. Эти ребята и девушки – это фундамент новой украинской армии, профессиональной, независимой.

Елена Толкачева / Фото предоставлено 24 Каналу

А как насчет ребят и девушек, которые уже не могут вернуться на службу, как вы поддерживаете их? Помогаете ли с трудоустройством, с социализацией, с такими моментами?

Мы стараемся со всеми держать связь и помогать. Даже после освобождения мы оплачиваем лечение бойцов, реабилитацию, если нужно, оказываем материальную помощь. Ну и стараемся их социализировать, возвращать, если не в войско, то в наши ветеранские проекты.

Это могут быть трудоустройство в коммунальные или государственные предприятия, в министерства, где есть постоянная нехватка специалистов, в различные компании или даже крупные агрофирмы. Они сами к нам обращаются и просят "дайте кого-то".

Но у нас многие действительно возвращаются в армию. Соответственно, пока нет такой критической массы ветеранов, которым нужно искать работу. Это пока более единичные случаи и мы стараемся их привлекать к социальным проектам. Часто им сложно еще работать на гражданских работах.

По вашему мнению, когда военные возвращаются в гражданское общество, это может быть отпуск, после ранения, после увольнения со службы по разным мотивам, им нужно проходить консультацию психолога, психотерапевта или даже, возможно, какой-то курс перед возвращением в гражданскую жизнь?

В идеале, конечно, должна быть какая-то декомпрессия. И она должна начинаться еще в подразделении, в воинской части, в зоне выполнения, задач. И это работа психологов подразделений. Это первоочередной этап, который должен быть пройден обязательно.

В идеале, даже после каждой операции, после каждого штурма, должен быть так называемый разбор полетов, чтобы убрать первые травмирующие после события, которые могут дальше развиваться до психиатрических расстройств, если их не разобрать сразу. После демобилизации, после списания, обязательно надо, чтобы или семья, или близкие люди, которые рядом, наблюдали и предлагали помощь ветерану, если она нужна. Ну и в первую очередь создавать адекватные социальные условия. Если семья уже не справляется, то обращаться к специалистам.

Я не могу сказать, что всем, кто возвращается с фронта, нужен психолог или психиатр. И нам сейчас не хватает ни психологов, ни психиатров. Но этому надо уделять внимание, потому что ПТСР существует. И общество должно подстраиваться под ветеранов, проявлять уважение, благодарить. Это тоже один из этапов терапии для военных.