Крик

Журналист с огромным интересом расспрашивал меня о поведении Кравчука в те дни (которые в конце концов и определили его осанку через год в деле украинской Независимости). Ну, я и упомянула his moment of truth –   когда он кричал тогда то ли на Дония, то ли на покойного Марка Иващишина: "Я не боюсь ни Бога, ни черта, и вас не испугаюсь!"...

Читайте также Собчак хотел отобрать Крым еще в 1991 году, но Кремль не смог обыграть Кравчука

Собственно, для характеристики персонажа писателю больше ничего и не нужно, достаточно этой одной фразы (ни до, ни после ни разу не припоминаю себе ситуации, в которой бы Кравчук кричал –   sic!).

Но история работает по-другому

Если писатель может торжественно произносить: "Не верю, нет, / Что сотворит добро недобрый!" (Е. Плужник. "Галилей"), то история работает с тем человеческим материалом, который есть под рукой, –   в нужный ей момент толкает материал под локоть и, как в том анекдоте, говорит ему: "Передай соль".

Покойник ее услышал – и "соль" передал (у него была прекрасная, десятилетиями отточенная кабинетная чуйка).

Когда в Беловежской Пуще он упрямо отвечал Ельцину, на все предложения "по Союзному договору", "Мой народ меня не поймет!" (меня даже удивила та стенограмма, когда ее опубликовано в 2016-м году!), он показал, что правильно оценил расстановку сил: студенты (и все восставшие за ними заводы Киева, и все толпы на площадях, которые скандировали: "Не-за-леж-ність!", –   все мы, кого он так справедливо испугался, конечно, осенью 1990-го) были сильнее Кремля.

"Бинго! –   сказала история. –   Молодец, хрущик, выбор правильный".

Ибо история – не Бог, и не писатель: ее не интересуют наши мотивы, а только и исключительно действия, "число по модулю". Передал свою соль –   ну и молодчинка, гребем дальше.

Это все, что я могу сказать о покойнике хорошего в день его смерти.

А об остальном помолчу.