Укр Рус
23 августа, 20:00
26

Сложные операции в тылу врага и бои в Бахмуте: интервью разведчика спецподразделения ГУР

"Пика" – разведчик спецподразделения "Тимура" Главного управления разведки Министрества обороны Украины. До 24 февраля 2022 года его жизнь вообще не была связана с военным делом, однако полномасштабное вторжение России все изменило. Сегодня он участвует в сложных операциях, в частности в российском тылу, освобождая Украину от захватчиков.

В эксклюзивном интервью 24 Каналу "Пика" рассказал о своем пути от гражданского до разведчика спецподразделения ГУР. Также честно ответил, как относится к бойцам Российского добровольческого корпуса. Детали – читайте далее в материале.

Интересно "Нас боятся в Москве": впечатляющие истории бойцов ГУР о Буданове и легендарных спецоперациях

Ты не готовился к войне, жил спокойной гражданской жизнью. Кем ты был до начала полномасштабного вторжения?

Так точно. Жил обычной жизнью. Год был за границей. Приехал в ноябре (2021 года – 24 Канал), начал скучать по Киеву, по Украине.

А где ты был?

В Европе. Работал там, спокойно жил, получил ID-карту (документ, подтверждающий личность и гражданство, в частности для путешествий между странами ЕС – 24 Канал). Начал скучать и поехал к стоматологу в Киев.

Полное интервью с разведчиком спецподразделения "Тимура" "Пикой": смотрите видео

В СМИ все говорили о войне, но я до последнего не верил, что русня пойдет полномасштабной войной. Приехал, 3 месяца был в Киеве. 24 февраля 2022 года был на окраинах столицы с родственниками, родителями. А утром меня разбудила мама и сказала, что война. Ну и все – выбежал за автоматами, уже больше домой не возвращался.

Ты выбежал за автоматами, но ты же не был военным, ты занимался бизнесом?

Да, работал на работе.

То есть человек без какой-то военной подготовки, который занимается бизнесом, выбежал за автоматом. Куда ты побежал, откуда знал, куда бежать?

Я был далек от политики, войны. Даже 2008 год, когда в Грузии была (война – 24 Канал), я видел, что там натворила Россия, но я смотрел на это больше как на политические игры. 2014 год, Луганская, Донецкая области, Крым. И я тоже так смотрел на это все. А потом вот 24 февраля 2022 года.

У меня родители были, дети, семья, прилеты прямо в мой город. И я это вижу. Это не просто СМИ где-то в телевизоре. Это я вижу все, и это касается моих родных. Это, во-первых. Во-вторых, я долго думал, почему я так люблю Украину. У меня мать из Украины, украинка, а отец грузин. Я родился в Грузии, в городе Батуми.

В 1999 году мы переехали в Киев, потому что у меня мать из Киева. Однако я там месяц уже был, как я родился. Я летал в Киев к бабушке, к тете. И здесь проводил все лето. Каждый год так было. Вплоть до того, что я маленький, мне было 8 – 9 лет, меня приводили в аэропорт, одного сажали в самолет. Просто говорили человеку, чтобы присмотрел за ребенком, пока летит. Я прилетал сюда, меня тут тетя, бабушка встречали. Я здесь целое лето был.

Какое воспитание было в семье? Кем ты себя чувствовал? Ты себя чувствовал больше грузином или украинцем?

Конечно грузином. Я там родился, мой отец грузин. Украину очень люблю. Я гражданин Украины. И люблю, потому что я здесь с детства. Меня бабушка воспитывала здесь каждое лето. С тетей ездил в Крым, в Одессу, в Затоку. С бабушкой были на даче месяцами.

Когда стал взрослым, и любовь была здесь уже?

Да, конечно. Всю сознательную жизнь я прожил в Украине, в Киеве.

Когда началось полномасштабное вторжение, ты оказался возле, наверное, грузовика, из которого раздавали оружие, куда ты дальше пошел и как ты прокладывал свой путь? Где ты приобретал опыт, умение воевать?

У меня в жизни как-то так все поэтапно дается, дозированно, скажем так. Я не знаю почему, но оно так случается. 24 февраля утром я выбежал на улицу. Начали с ребятами делать блокпост.

Это были твои друзья?

Это с района ребята, товарищи, знакомые. Я знал многих с детства. Один (блокпост – 24 Канал) сделали, второй сделали. На второй день я простудил седалищный нерв. Пришел домой, где меня парализовало. Кто знает, что это такое, понимает, о чем я.

Я лежал и думал: "Неужели вот так? Я ничего не смогу сделать, когда сюда придут за моими родными. Я буду просто парализованный лежать". Утром я проснулся, требовалось колоть лекарства, которых не было. Вышел на улицу, как-то дошел до блокпоста и нашел лекарства. Мне их дали, меня отпустило.

На пятый день я попал в ТрО, просидел там 2 – 3 дня. Я люблю свободу, мне не нравилось, что там творится. Я уже должен был подписать бумаги, мне уже дали оружие. И позвонил ко мне мой товарищ с детства, я с ним был знаком из Франции, спросил, какая у меня ситуация. Я сказал, что сижу в школе, а хочу воевать.

Тогда как раз был Мариуполь, "Азовсталь", я смотрел на это все. Если бы мне в эти месяцы сказали, что я полечу на вертолете на "Азовсталь", я бы не раздумывал. Так вот сказал другу, что хочу воевать, что здесь армейщина, а я в армии не служил, был далек от этого.

Он дал номер человека, который был другом детства его дяди, и сказал набрать. Я набрал его и попал в Грузинский легион. Просидел там недели 2, но воевать хотел. Мы там как рекруты сидели в Киеве на базах. Оттуда мой друг, я с ним встретился, он спросил, хочу ли я идти в "Добробат". Сказал, что посижу там немного и пойду на фронт. Ребята как раз тогда собирались в Николаев.

Ты попал в "Добробат" и там уже ты проходил подготовку? Чему вас учили?

Базы. Например, обращению с автоматом.

Я любил с детства оружие и думал, что что-то понимаю, но с войной понял, что я ничего не понимал. Мы жили где-то полтора месяца в лесу, в палатке. Каждое утро в 5 часов подъем, выход, окопы копали. Там какую-то тактику проходили, элементарные вещи. К нам приезжали иностранные инструкторы – американцы, голландцы, британцы. Они обучали азам, элементарным вещам.

Потом я был во второй группе, которая должна была ехать в Николаев. Первая группа уехала. Ребята обратно вернулись, что-то пошло не так. Я пришел, общался с друзьями и сказал, что иду в ТрО. Меня тянуло на войну.

Как ты мечтал попасть в ГУР? То есть ты видел результаты их работы?

Я слышал о крутых ребятах и крутых операциях. Мне это все нравилось. Я хотел к крутым ребятам.

Итак, ты попадаешь в ТРО, а оттуда?

Нет, я в "Добробате" и мы не едем в Николаев. Там что-то случилось у них. Пришел к друзьям, один сказал подождать несколько недель и пойти на контракт в ГУР или в ССО. Второй друг предложил пойти в Чеченский батальон имени Шейха Мансура, он тогда воевал в Запорожской области.

Я посмотрел о них видео на ютубе, мне рассказали, что это боевые ребята, которые воюют еще с 2014 года. Я приехал туда, неделю мы сидели в штабе в Запорожье, а потом выехали на фронт – направление Каменского.

У вас происходило какое-то слаживание или что-то такое?

Да. Неделю, пока мы были в Запорожье. Мы знакомились, общались и поехали.

Какая была первая операция?

Первые были именно задачи, на которые я выезжал. Один парень управлял Mavic, делал сбросы. Четыре человека стояли и смотрели за ним, как он летает. А мне больше нравилась разведка, штурмы, ДРГ, то есть такие пехотные моменты, пехотное направление в военном деле.

Потом приехал мой побратим, он уже погиб. Герой Украины Артур Пашкуляк, позывной "Махно". Мы познакомились, сразу были на одной волне. Мы поехали стрелять из "Василька".

"Василек" – это миномет?

Да. 82-й. Его заряжали шестью, семью минами и он так стрелял. Все стрельнули, я залез, начал стрелять, у меня взорвалось. Меня контузило.

У тебя взорвалась мина в стволе миномета и оно как-то обошлось?

Ну, я не знаю. Взорвалась мина в стволе, но ничего не было такого. Просто сильный взрыв. И все, мы там качественно работали, у нас была маленькая группа из 4 – 5 человек.

Это было в составе батальона имени Шейха Мансура, у нас была группа под названием "Махно". Это был мой командир из Мукачево, Закарпатья. Легендарный человек был. И все, мы ездили на два направления – Гуляйполе и Каменское. Была разведка, 120-мм минометы, заходили на оккупированную территорию к врагу, много стреляли из СПГ.

В конце ноября нам командир Артур Пашкуляк сказал, что едем в Бахмут. Тогда там был разгар. Это 2022 – 2023 год. Приехав в Бахмут, я понял... Когда мы были в Запорожской области, там был такой "замороженный" фронт, в Бахмуте – "живой". Россияне шли в наступление. В первый день, как только мы приехали, у нас был штаб в центре Бахмута, в подвале прокуратуры. По нам сразу ударили из САУ.

К теме Крепость Бахмут – место, где закончится эпоха "вагнеровцев"

Сразу "трехсотый" у нас, мы с Артуром "Махно" взяли его и понесли в медпункт. Это 200 метров от нашего штаба. И там я первый раз увидел, сколько погибших наших ребят "двухсотых". Много было их, многие были без мешков, просто тела были. И тогда я увидел, что такое серьезная война в том плане, что я был в самом эпицентре событий.

Не было желания оставить войну, когда ты увидел погибших побратимов?

До сих пор, чтобы я не видел на этой войне, у меня не было такого желания. Ни одного дня.

Как же ты оказался в ГУР?

Мы были на задании в Бахмуте. Артур "Махно", мой командир, погиб. И потом я задумался, что мне нужно. Я был добровольцем. Это начало весны было. И я понял, что надо как-то жить, что-то делать, чтобы были боеприпасы, чем валить россиян.

Потому что мы в Бахмуте, как истинные добровольцы, делали все, что можно – и штурмовали, и стреляли из СПГ, из минометов, запускали "Змея Горыныча", такая установка для разминирования. У нее есть пожарный шланг, напичканный пластидом, мы немного переделали. Мы запускали его на 200 метров к оккупантам. Мне нравилось, что это – военное дело.

Однако ты решил уйти из "Добробата". И это было сразу ГУР?

Так точно. Мы сотрудничали с Главным управлением разведки. Совместные операции были с Нацгвардейцами, с "Холодным Яром", много с кем.

Когда мы делали запрос на разговор, то нам четко ограничили темы операций, которые вы выполняли. И эти операции ограничены только двумя, но на самом деле твой опыт значительно больше, чем эти две операции, и это были операции, в частности, и в тылу врага. Если ты вспомнишь, какой была твоя первая операция в составе ГУР, о которой ты можешь сказать.

Это были Пятихатки, Запорожская область, контрнаступление, 2023 год. Тогда мы должны были залететь в Пятихатки и штурмовать врага на четырех БТРах. Я был во втором. Первый попал под обстрел. Ребята на первом БТР залетели возле Пятихаток, там был лес и буквально метров 50 от этой позиции были уже Пятихатки. Надо было пробежать их, а ребят там разнесли.

Мы ехали, попали под обстрел. Ребята вырвались вперед. Нас начали накрывать АГС-ами, минометами. И наш водитель-механик свернул в соседнее село. Я был командиром группы, у меня 9 человек было. Тогда мы залетели под обстрелами, водитель-механик бросил БТР и мы разбежались. Группа со мной осталась, а этот водитель-механик побежал в соседний двор.

И мы сидели там, и я слышал, что из первой группы есть тяжелые "трехсотые". Я все слышал, но я не мог связаться по рации. Я не мог найти водителя-механика, были небольшие проблемы. И я тогда собрал в группу всех ребят, мы сделали круговую оборону, и я увидел водителя, он прибежал, и все.

Я услышал нашего командира Тимура, который говорил связаться с "Пикой", потому что только я был возле ребят и мог забрать. Был серьезный обстрел. Выходили два танка, минометы, АГС – все лупило у противника.

Я взял водителя-механика, двух ребят с собой, вышел на связь, отошел от той точки, поймал связь с ПУ и сказал, что еду к ребятам. Все, загрузились и поехали. Залетели туда.

Однако я соскочил с БТРа, взял своих двух ребят, потому что другие остались, потому что мы должны были заехать и эвакуировать. Мне так хотелось штурмовать. Уже настроение такое было, я уже настроился, что я залечу в эти Пятихатки, что нет другого варианта.

Поэтому взял только двух ребят, чтобы загрузить "трехсотых", и ту группу ребят, которые пострадали там, чтобы вывезти. Мы туда доехали, уже остались там, а эти поехали на эвакуацию. И все, я собрал группу – 3 – 4 человека из одной группы, и столько же из второй. Еще два моих. И все, мы пошли в наступление.

И какой был результат?

Получилось, забрали Пятихатки. Мы отбили населенный пункт. Это, если я не ошибаюсь, единственное село на том направлении, которое мы тогда забрали во время контрнаступления.

Однако сейчас россияне его захватили снова. Оно находится под оккупацией. Как ты себя чувствуешь? Ты бы туда снова поехал? И насколько реалистична сейчас такая операция?

Легко. Я думаю, реалистична, но будет намного сложнее. Сейчас второй уровень войны.

Ты работал не только с украинскими бойцами, ты вел боевые действия также с иностранцами.

Так точно. Это были люди, которые подписали контракт с Вооруженными силами Украины, но они были иностранцами. Например, в Пятихатках со мной были колумбийцы.

Испаноязычные?

Да. У них был один командир, который знал английский. Мой английский не очень, хотя база есть какая-то, но такое...

И как же вы сотрудничали, коммуницировали и как выполняли операцию?

Они понимали меня с помощью жестов, выучил какие-то слова. У нас была слаженность. С ними была не одна операция. То есть ребята меня уже знали, ну и я их. Были еще британцы, американцы.

Не было ли проблемы с мировоззрением? Все же, это люди из другого измерения.

Я скажу искренне, как есть. Я видел разных. Человеческий фактор есть везде. Я видел колумбийцев с тату с гербом Украины, которые очень любят эту страну. У кого-то девушка, у кого-то еще какая-то связь с Украиной. Неплохие ребята, но те же американцы или британцы они не очень приспособлены к условиям нашей войны.

Читайте также "Откосил от службы в Беларуси": откровенное интервью белорусского добровольца, воюющего в Украине

Наши ребята идут добровольцами. У меня часто были добровольцы побратимы, которые искренне любят эту страну. Они шли и делали такие задачи, на которые иностранцы смотрели и понимали, что туда не пойдут. Это тоже люди, можно понять.

Если мотивацию колумбийцев я услышал, например, у кого-то была девушка, то какая мотивация была у других? Они были раньше военными или приезжали сюда раньше как гражданские?

Гражданские. Это я говорю относительно колумбийцев. Были и военные, но я не знаю, с каким боевым опытом. Например, американцы и британцы были в Афганистане, Иране. У них был боевой опыт. Однако для меня это разные дела.

Эти люди до сих пор служат с тобой, или они уже пошли другим путем?

Нет, не видел никого. Эту группу из Пятихаток не видел. Знаю, что они служат, но у них немного другие задачи.

И как ты относишься к таким военным? Это же, по сути, солдаты удачи.

Это лучше, чем ничего. Это поддержка для Украины. Они приезжают, стараются, делают что-то. Кроме того, я видел много волонтеров. Еще из Европы, поляки приезжали сюда в 2022 году. У меня побратимы литовцы. Это все хорошо для Украины.

С кем тебе было служить комфортнее, если брать иностранцев?

С нашими ребятами, это понятно. Если брать иностранцев – везде есть неплохие ребята, способные. Сейчас лучше с колумбийцами, британцами, американцами или с поляками. Не могу сказать. Не хочу никого и никакую нацию оскорблять.

Ты сталкивался с бойцами РДК? Как у вас происходило общение? Ты чувствовал, что это побратимы, или все же это были чужаки?

Да, конечно. Я начал с ними пересекаться, когда уже был на контракте в спецподразделении "Тимура". И я там видел даже ребят, которые из Украины, но они в рядах РДК. Опять же, для Украины это очень хорошо. И да, конечно, я воспринимал их как побратимов. Потому что они воюют за нас, погибают. Были крутые ребята из тех, кого я знал, кто погиб за нас, воюя в РДК.

Раньше я думал, что у меня с русским парнем не получится какое-то общение. Затем, когда я увидел, что они воюют и погибают, конечно, это факт, это для меня много значит, я начал смотреть на это немного мудрее учитывая, что это в пользу Украины, кто бы там ни был – или это колумбийцы, чтобы потом попасть в картель, или русские в оппозиции, которые приехали к нам, или чеченцы.

Нет разницы. Я фактически год воевал в Чеченском батальоне Шейха Мансура и приезжало много ребят из Европы. Для меня это показатель. Это хорошо для Украины.

Как ты воспринимаешь эту войну в Украине, учитывая свои грузинские корни? Считаешь ли ты, что успех Украины в обороне от страны-агрессора и победа в Украине, возможно, станет залогом победы твоей родины?

Это факт. Возможно я ошибаюсь, но я думаю, что здесь все началось – для России это будет распад. Я искренне в это верю. У меня ни одного дня с начала полномасштабного не было, чтобы я в это не верил. Знаю это и все. Как бы тяжело не было, какие бы не были тяжелые периоды на линии фронта, я все равно видел, что все будет Украина. И отсюда пошел распад России.

С одной стороны мы стремимся к победе, а на твой взгляд, что должно быть в составе событий, чтобы мы сказали, что победа Украины состоялась?

Отдают (россияне – 24 Канал) все оккупированные территории, чтобы были территории 1991 года, независимая Украина.

Ты считаешь это реалистично?

Нет. Вы меня спросили, как я это вижу. Я так это вижу, по-другому никак. Это будет наша победа. Есть второй вариант, он более реалистичный – это распад России изнутри.

И после этого произойдет возвращение земель?

Конечно. Пусть они (россияне – 24 Канал) договорятся с нашей властью, чтобы восстановить территорию Украины, я думаю, это обязательно, они должны восстановить все, отстроить все города, села.

Это репарации, но самое главное – мы никогда не сможем вернуть погибших бойцов, погибших гражданских, и очевидно, что этот процесс будет длительным. Как ты считаешь, чего не хватает украинской армии? Возможно, тактики на поле боя? Какую ошибку можно исправить?

Скажу сначала о погибших ребятах – это большая беда. Очень достойные, очень крутые ребята погибли в Украине. Я думаю, что они погибли не просто так. У меня часто бывают дискуссии об этом. Кто не воевал и сидит в Киеве часто говорят, зачем эта война, что вернуть тех, кто погиб, нельзя.

Я же говорю, что они погибли не зря. Я потерял очень близких людей на войне. Видел крутых добровольцев, которым было по 20 лет. Это цвет нации.

Они погибли за Украину, и для меня эта война – не просто какие-то игры политиков, "игры престолов" или "договорняки". Для меня – это прежде всего независимая Украина, язык, история. И эти ребята за это погибли. А за это погибнуть для мужчины – это честь. Я так это вижу.

Относительно другого вопроса, что лучше было бы изменить, чтобы, может, меньше погибало бы таких ребят? Кирилл Алексеевич, наш начальник Главного управления, наш командир, он боевой офицер. Он должен быть показателем для всех нас, кто воюет. На том же ПУ (пункте управления – 24 Канал) должны быть боевые офицеры, которые бы руководили боевыми выходами.

А есть такое, что пунктом управления могут руководить не боевые?

Бывает. И это приводит к беде. Гибнут ребята. Бывает такое, что он смотрит на экран и не понимает, что такое выход. Потому что он ни разу не был в штурме. И как он может руководить? Я этого не понимаю.

Мой командир Тимур тоже боевой. И почему я к нему пошел? Было очень много предложений, когда погиб "Махно", мой друг, мой командир, мой побратим, близкий мне человек, и я же потом пошел на контракт. Были разные предложения, но я выбрал Тимура, потому что мне многие про него говорили, что это боевой командир и у него делают крутые операции.

И он подтвердил твои ожидания?

Да, конечно. Я почувствовал Пятихатки, о которых рассказал ранее. Тогда он меня очень смотивировал. Он был на ПУ все время. Выходил сам в эфир, поддерживал нас всех, кто пошли в Пятихатки штурмовать. И все делал грамотно.

Это война. Бывают какие-то моменты, где бывает гибель. Это ясно. Я каждый выход понимал, что могу погибнуть. Я об этом не думал, но это понимал. Я взрослый человек, немножко уже знал, что такое война. Война это – грязь, как ни крути. И каждый из нас может ошибиться. И это нормально.

Однако в целом, это боевые офицеры, боевые командиры, Кирилл Алексеевич, наш начальник, он живой пример для нас всех. Это искренне, если говорить, как есть.

Еще одна операция – это "Терриконы". Где это было и почему о ней вспоминают?

Горловка, терриконы... Очень тяжелая операция была, потому что терриконы – это высота. Там погиб мой побратим. Если можно, скажу о нем, потому что такие ребята, как "Махно", "Иракли" – о них надо говорить.

Иракли Курцикидзе был офицером грузинской армии. Когда началась полномасштабная война ему было 25 лет. Он нашел деньги, приехал в Украину, чтобы с нами бок о бок воевать.

Я с ним познакомился еще в 2022 году. Мы на 3 суток заходили к противнику на оккупированную территорию Запорожской области. Иракли был сапером, очень крутым специалистом, который знал, что делает. Я был добровольцем и там мы познакомились. Вместе с "Махно" (Артур Пашкуляк – 24 Канал) должны были идти с ними.

Артур заболел, а я, ГУРовцы и Нацгвардейцы пошли, и мы вместе работали на том направлении. Уже потом я приехал на "Терриконы", в Константиновку и там снова увидел Иракли. Мы были в одной группе.

Мне дали ребят в подчинение, Иракли был с нами. Так получилось, что я оставил ребят, была команда пойти с Иракли вдвоем, поддержать бойцов, которые стояли на последней позиции перед терриконом. Там он и погиб.

Как это произошло?

Мы поднялись на террикон. Это было очень высоко. Такое ощущение, будто 10 этажей. Я вышел первый и увидел, что впереди оккупированная "промка". Там были позиции, которые назывались "Лабутены" – две башни. По нам с побратимом начали стрелять из пулемета с этих вышек. Мы побежали, растянулись, начали прятаться за другой террикон, который был рядом. И тут пропала связь. Нас заглушили.

Я часто говорю ребятам, что движение – это жизнь. На "выходе" очень часто бывает, что надо двигаться, что-то делать, потому что просто сидеть – это очень плохо. В этом смысле интуиция меня еще никогда не подводила. В тот день я тоже понимал, что надо двигаться.

Как командир группы я видел, что связи нет, мы не до конца понимаем, что происходит, а это проблема. Мы сидели, нас обстреливали из миномета, некоторые из ребят уже были 300, но с легкими ранениями.

Тогда я попросил Иракли осмотреть кого-то из ребят. Я был спереди, а "трехсотый" оттянулся ближе к Иракли. Не помню – третий или четвертый прилет был прямо возле Иракли. Маленький осколок зашел ему под шлем и прямо в висок…

Он сапер, у него была очень хорошая броня, шлем с ушами, но он "поймал" этот осколок в висок. И все – сразу 200.

Я в это время взял гранатомет и хотел стрелять в сторону русских, потому что мы сидели, а я знал, что надо что-то делать. Тогда услышал, что у нас 200, спросил, кто именно и услышал, что это Иракли… Ему было 27 лет и он был очень крутым парнем…

Вы заходили на терриконы, но там нет укрытий, ничего. То есть это просто насыпь пород?

Были окопы, подготовленные россиянами позиции. Но что-то пошло не так. Это война… Бывает разное. Это если коротко о терриконах.

Вы выполняли операции и в тылу врага. Можете рассказать, как они происходят, кто их планирует, определяет вооружение?

Их планируют наши командиры и тогда говорят нам. Я обычный солдат. Да, вооружение мы определяем... У нас есть план "А", план "Б", "отход" – все это большая работа. Но, если говорить в целом, то командир сверху ставит задачу и говорит, что надо сделать. Дальше мы уже думаем.

Сколько времени нужно на подготовку таких операций?

По-разному. Я был в оперативном спецподразделении, то случалось такое, что мы сидим в Киеве, а уже завтра собираемся и вечером на Донбассе. Мы приехали и начинаем думать, нам дают один – два дня на это. Такая работа бывает, поэтому мы и есть Главное управление разведки.