Письмо из Луганска: на работу ходили даже под обстрелами, а теперь...

Так, бывает. Но я давно поняла, что вспоминая все время, как раньше было хорошо, лучше сейчас не станет. Станет грустно, это да. Может, вспоминать вообще нужно в душевной компании за бутылкой. Но я сомневаюсь, что утром настанет тотальное счастье.

Приятель из прошлого ответил на сто моих вопросов (как ему удалось избавиться от недвижимости в Луганске и производства перед выездом за границу, как бизнес и вообще как все). В общем, он ответил. Я и предполагала, что ответит где-то так: "Жизнь подбрасывает сейчас массу трудностей, но чем их больше, тем выше драйв". Понимай, как знаешь.

Дописал, что старшая дочь часто вспоминает жизнь в их большом частном доме, который они закончили накануне войны. Мне бы хотелось расспросить его, как он решился уезжать, как решил все вопросы, как смог расстаться с тем, что холил и лелеял годами… Может быть, когда-нибудь он сможет все мне рассказать…

Еще приятель спросил, какие у нас здесь зарплаты. Говорит, у него спрашивают, а он не знал. И я поймала себя на том, что есть точка необратимости, после которой уже никогда не будет как раньше. В моем довоенном коллективе мы как умалишенные хохотали друг над другом. Мы доверяли друг другу сокровенное. Мы проработали вместе около семи лет – приличный срок.

Представить, что я поведу так себя с кем-то еще, просто не могу. Мне кажется это предательством. А раньше дурачиться и делать какие-то безумства, потому, что мы все были заодно, было вполне нормальным. У нас была масса праздников, которые мы сообща готовили, масса совместного опыта, годы слаженной работы. Не думаю, что придя в новый коллектив, я смогу вот так сразу стать прежней.

Да дело даже не в моих каких-то представлениях или отличном воображении – я проходила уже все это. Попробовала устроиться осенью 2014 года на новое место. Новый коллектив и все… до тошноты противно. Я до конца июля ходила на прежнюю работу, все шутят – под обстрелами? Да, так.

Но это была любимая работа, мой кабинет, мои вещи, дело для души. А в сентябре я уже шла на новую работу, потому что старая приказала долго жить. Пришла и оказалось, что то, что со мной происходит, из разряда того, о чем нужно с кем-то поговорить – не могу работать на новом месте, противно. Будто изменяю тем людям, которых разбросало войной по городам и весям.

Иду на работу, а помню, как было раньше. Протянула полгода. Дошла почти до невроза. Нет, так как раньше не будет, я понимаю это. Я понимаю, что это как река, в которую не войти дважды. Даже если собрать прежний коллектив в прежнем кабинете, вымести оттуда пыль и убрать засохшие с того лета цветы (а мы бы сделали это легко и со смехом), так как раньше уже не будет.

У каждой из нас свой путь за эти два года. Свои пройденные дороги, встречи, разочарования, поиски работы, средств к существованию, поиски себя. Новые коллективы и новые друзья… Не склеить ту разбитую чашку.

Могу писать им всем и звонить. Но отчетливо понимаю, что это как сыпать соль на рану. Я не говорю сейчас о разных взглядах на все происходящее – это последнее, о чем мы все говорили, пока еще были одним коллективом. Наверное, у каждого из нас свои якоря. У меня такой.

Читайте також: Письмо из Луганска: обстрелы как вечерная служба, без них не уснуть