Боец ДУК "Правый сектор": Правосеки войну воспринимают как игру

В мирное время Алексей Бык был журналистом, но после начала российской агрессии вступил в ряды ДУК "Правый сектор". В интервью сайту "24" друг Бык, как называют его собратья, рассказал о том, что может означать легализация для бойцов "Правого сектора", как их воспринимают на Донбассе и объяснил, почему все правосеки — это большие дети

ДУК остается последним добровольческим батальоном, который не перешел под юрисдикцию официальных силовых структур. В чем сложность нахождения бойцов именно в добровольческом батальоне, который не является официальным?

С точки зрения военной — отсутствие оружия, тяжелого вооружения, бронетехники, которая крайне необходима при такой плотной артиллерийской войне, которая сейчас у нас продолжается. Стрелочных боев сейчас практически нет, они происходят гораздо реже, чем артиллерийские дуэли. За эту войну я под "Градами" пролежал больше, чем стрелял.

Во-вторых, из-за того, что мы не легализованы, у нас нет абсолютно никакой социальной защиты. В случае ранения или, не дай Бог, гибели наши семьи не получают ничего. Ну и, в-третьих, согласно законам Украины мы фактически совершаем преступление. То, что Добровольческий украинский корпус воюет на востоке Украины — это уголовное преступление. Это парадокс.

То есть, теоретически, вас всех могут арестовать за то, что вы добровольцы?

Теоретически — да. По закону, оружие может быть только у военных, работников правоохранительных органов и у тех, кто имеет на него разрешение. Поскольку у нас нет никакой войны, нет военного положения — мы не имеем права брать в руки оружие и идти стрелять в людей. Поэтому, как это ни парадоксально, если сегодня мы хотим защищать Родину, то должны нарушить закон. Да, закон — дебильный, он требует поправок, он требует внесения в него новых понятий. Эта война показывает, что он уже устарел. Он не предвидел того, что у нас может быть настолько высокий патриотический дух, что 10 тысяч человек поедут на войну. Но, как говорил один дядя, имеем то, что имеем.

Кроме оружия вам же нужно что-то есть, нужна форма. Как эти вопросы решаются?

Волонтеры. Это то, чего в истории еще никогда не было, и в чем мы стали новаторами. Волонтерское движение настолько мощное, что оно часто замещает собой официальные государственные поставки.

Представь себе Путина, кучу его кабинетных аналитиков, которые сидят и считают: "Значит так, сейчас мы зайдем в Крым, потом зайдем на Донбасс, потом отрежем кусок территории по Днепру, потом еще немножко отрежем от Украины"...Вот они так рассчитывают , принимая во внимание все факторы — политическую и экономическую ситуацию, настроения, своих диверсантов, развал армии, предательство силовиков и СБУ. Они все посчитали, кроме двух нюансов.

Каких?

Того, что люди реально массово станут и поедут с ними воевать, они предсказать не могли. Потому что либо судят по ложным отчетам, которые им присылают их агенты, либо по своему собственному народу, который воевать так не готов. Второе, чего они не смогли учесть, потому что его просто никогда не было в истории — настолько массовое и мощное волонтерское движение.

Грубо говоря, по состоянию на март прошлого года у нас вообще не было ничего: ни армии, ни власти, ни СБУ, ни нации, по большому счету. По состоянию на май прошлого года у нас уже стало все это появляться. На сегодня мы уже можем говорить, что это уже произошло.

ДУК, при всех своих проблемах — это патриоты-добровольцы. Я вот гуманитарий с незаконченным высшим и без всякой военной подготовки. Таких как я — у нас большинство. Россия к нам забрасывает свою спецуру — десантников, спецназ...Подготовка каждого длится годами и стоит определенную сумму денег. Реально получается, что мы более боеспособные, потому что мы их толчем, как сидорову козу. Именно поэтому уверен, что мы эту войну выиграем.

Уточни.

Невозможно такое задавить. Конечно, у Путина войск больше, ясно, что количественно они нас тупо закидывают. Но мы пойдем в партизаны. Партизанской войны они не выдержат. Они обещали за восемь дней Киев взять, а вместо этого за восемь месяцев один маленький аэропорт не могли взять, в котором, иногда, по 20-30 человек сидели.

На Донбассе остались наемники или кадровые российские военные

Определенное давление на семьи бойцов ДУКа существует?

Знаю, что на семьи собратьев делались попытки давления. С моей семьей ничего такого не было. Единственное, вот мне на день рождения звонили сепары и "приветствие" от Моторолы передавали. Говорили что-то типа "Ну, че ты? Когда будешь в аэропорту?". Я ему посоветовал не спрашивать глупости и приехать в аэропорт — даже если меня бы там не было, ему бы все объяснили.

Моторола, насколько я знаю, также имеет личные счеты с твоим собратом Бесом. Личные счеты сепаратистов с бойцами ДУКа — это норма, они вас не любят?

Ну не так, чтобы не любят...Прежде всего надо сказать, что собственно сепаров осталось очень мало. Идейных местных, которые пришли воевать за Донбасс и за некий абстрактный "русский мир", уже практически некому. Остались наемники, которые воюют за деньги, или кадровые российские военные.

Наемники из России или из Украины?

Я так понимаю, что со всего мира. Есть и чеченцы, буряты, казахи какие-то пробовали приезжать. Но, кстати, казахов за такие попытки дома сажают. Казахстан с Россией дружит, но "русский мир" они не хотят, они его уже увидели — "Спасибо, не надо!".

По отношению к ДУК — они реально нас боятся. Даже кадровые российские военные. Лично видел, как к нам привозили пленных россиян с мокрыми штанами. Они по дороге узнали, что попали в плен к правосекам, и к нам их привезли уже в состоянии полной неадекватности, с полными штанами храбрости и "русского мира".

На "Правый сектор" работает самое крутое рекламное агентство в мире — Кремль

Если бойцы "Правого сектора" попадают в плен?..

То шансов выжить у них очень мало. Во-первых, они на нас очень злые, это понятно. Вместе с тем — это для них бизнес.

То есть?

В прямом смысле. Под Савуркой погиб наш собрат, тело забрать мы не могли, потому что был очень плотный огонь. Ночью поехали забирать — тела нету.

А где?

Сепары забрали.

Зачем?

Продали нам потом. За деньги.

Иногда они нам тела собратьев продают за деньги, иногда — выменивают на пленных.

И сколько они просят за тела погибших?

Разные суммы. Условно говоря — 20 тысяч долларов. Бывает больше. Они знают, что правосеки своих не бросают даже после смерти. Для них это бизнес, а бабло не пахнет.

Ты представь себе, условно говоря, какого-то бурята, который в жизни денег в руках не держал, потому что их не было. А сюда приезжает и сразу — бац! — сумма. Видит город, в котором машины, в квартирах — плазмы, компьютеры, техника, а он с автоматом и может просто прийти и все это взять. Представляешь, что там сейчас происходит? Летом и осенью из Донецка и Луганска фуры с имуществом на Россию шли потоком.

Местное население к бойцам ДУКа как относится?

По разному. Те, кто уже успел увидеть, что такое "русский мир" (вот, скажем он немного приходил в тот район, где наша база расположена), больше его видеть не хотят. Там на правосеков смотрят как на суперлюдей и защитников. Для понимания ситуации: мы, например, приходим в магазин, покупаем сигареты, даем какую-то двадцатку, тетя на нас смотрит и говорит: "А те не давали денег". В сравнении все очень быстро познается.

"Правый сектор", конечно, страшный, но это главным образом потому, что на нас работает самое крутое рекламное агентство в мире — Кремль. Мы им очень благодарны за пиар, так как при нашем минимальном бюджете это просто феноменальная помощь развитию украинского национально-патриотического движения.

На Донбассе ситуация сложнее. Там есть разные люди. Есть те, кто приходит на блокпосты и рассказывает, кто где в Донецке стоит.

Есть такие, кто сначала приходит к вам рассказывает, а потом быстренько перебегает, и рассказывает противнику где ваши блокпосты стоят?

Уверен, что есть.

Бывает так, что человек стоит, у него в крыши дыра, и видно, что снаряд прилетел из Донецка — то есть, то по-любому не мы — а она тебе говорит: "Это все вы виноваты! Если бы вы здесь не стояли — они бы в нас не стреляли". Или, например: "Если бы не ваш Майдан, этой войны бы не было вообще". Но ты понимаешь, что российская пропаганда придумана не для того, чтобы ее можно было так легко перечеркнуть логикой и здравым смыслом.

Если произойдет легализация ДУКа, это облегчит жизнь бойцам?

Будет и облегчение, и определенные сложности. Облегчение — потому что нам официально предоставят оружие, артиллерию, технику. Мы сможем проводить гораздо круче операции. Достаточное количество оружия позволит нам вывести больше людей на передовую, потому что сейчас мы ограничены количеством имеющихся "стволов". Соответственно, мы станем более эффективными. Осложнения — мы будем вынуждены теснее координировать свои действия с Вооруженными силами, будем вынуждены подчиняться приказам главы Генштаба, а это будет означать еще больше потерь.

Почему?

Потому что в этой войне очень часто бывало так, что если имеешь дело с Вооруженными силами, то жди, что тебя кто-то где-то сольет. Не на рядовом уровне, не на уровне командиров среднего звена, на уровне штабов.

А статус участников боевых действий получите?

Очень вероятно. Но сейчас сложности с получением статуса участников АТО есть даже у воинов Вооруженных сил, которые воюют там месяцами.

ДУК — это компания интеллигентных людей, которые выполняют долг каждого патриота

Кого берут в ДУК?

Практически всех. Я вообще в него попал без всяких предварительных тренировок или собеседований. Просто приехал и остался.

Социальный статус, образование и подготовка — не имеют значения?

Вообще. В нашем отряде, например, я — журналист, еще есть менеджеры, экскурсоводы, один бывший гид из Таиланда, есть плиточники, звукорежиссеры, архитектор, татуировщик...То есть, ДУК — это компания интеллигентных людей, которые вместе выполняют обязанность каждого патриота — мочат сепаров. В хорошей компании война протекает легко и непринужденно.

Понятно, что будут вопросы к состоянию здоровья и физическому состоянию. Если кто-то придет на одной ноге, то, скорее всего, если его и примут, то дальше базы он не поедет. Но если приходит человек с пузиком — исправим. Сейчас война настолько мобильная, используется столько техники, что физическое состояние важно, но уже не столь критично.

Кого точно к вам не возьмут?

Явных маргиналов. Тех людей, которым бы ты не доверила оружие. Вот представь себе образ человека, которому бы ты не дала в руки оружие — это примерно так и будет, думаю.

Ты говорил, что самых молодых и самых старых бойцов ДУК точно не берут на боевые выезды. Почему?

Ну, раньше не брали тех, кто моложе 18 лет, сейчас, кажется, до 21 продлили этот возраст. Они слишком молоды, фактически — еще дети. Им еще жить и жить. Просто жаль. Мы не можем все поколения мужчин положить на этой войне. Нам нужны еще казаки.

Ну, а чтобы на выезд попал человек старше 50 лет, нужно, чтобы он держался реально бодрячком. В таком возрасте часто падают зрение и слух, могут быть не в порядке нервы, может быть куча болячек. Это важно, потому что ты понимаешь, что на войне даже мозоль — это проблема. Причем не только твоя — а совместная, всей группы.

"В "Правом секторе" бойцы относятся к событиям по-детски"

Ты часто повторяешь, что правосеки — они как дети. Почему?

Ну как тебе сказать. Если говорить объективно, то мы живем в пионерском лагере, где за хорошее поведение иногда позволяют поиграть в настоящий "Контр Страйк". Звучит смешно, но так и есть. Представь себе лагерь, где тусуется куча правосеков. Приезжают волонтеры, привозят прибор ночного видения к гранатомету. И посреди ночи вся база валит на полигон через лес испытывать эту няшечка. Ночной прицел к РПГ-7 — это же вау и мимими, поэтому все бегут посмотреть.

Они реально войну воспринимают как игру.

Из-за такого отношения вашим бойцам легче потом возвращаться с войны домой?

Думаю, что да. Войну никто не воспринимает как личную трагедию. Да, есть угроза, постоянная опасность, но, вместе с тем, есть и азарт. Все хотят победить в этой войне. Все хотят накидать сепарам. И чем больше, чем быстрее — тем лучше. Люди ведут себя так, будто они на учебные игры приехали — команда на команду, азарт, вперед!

Идейная подготовка у нас тоже достаточно высокая, практически у всех, но, вместе с тем, во многом все относятся к событиям по-детски.

Ты можешь сравнить идейную подготовку ДУКа и тех, кто воюет под руководством Минобороны или ВСУ?

Могу. Я был под Дебальцево, например, и видел разницу. Было очень тяжело смотреть на все это — действительно народ стоял деморализованный. Не все. Много подразделений, которые воюют с азартом. Но, я так понимаю, что, в большинстве своем, мобилизованные не хотят воевать. В большинстве своем они на эту войну не собирались. Под Дебальцево здоровые дяди стояли испуганные. Это был очень резкий контраст с тем, что происходит у нас в "Правом секторе". Даже не знаю, как это описать. Ну, условно говоря, это как сравнивать Чака Норриса и Михаила Пореченкова по эффектности и эффективности.

Из того, что я видел...Ну, чтобы ты поняла, правосеки, например, на войне всюду ходят с оружием. Под Дебальцево я видел десятки людей, которые слоняются просто так с сигаретой в зубах. Спрашиваешь у него, где автомат, говорит — "а где-то там, в блиндаже". Многие ждут, пока будет команда драпать.

Но не все же такие?

Не все. К счастью, в районе Донецка у нас стоят очень боевые ребята — 93-я, 95-я, 79-я, "Днепр-1". С ними в этом смысле приятно иметь дело. Мало того, что воюются охотно, так у них многие — танковые экипажи, например — берут себе названия, придумывают эмблемы. Они брендируются, ставят свою торговую марку. Эти ребята воюют настолько хорошо, что им за это не стыдно. Это очень круто.

Мне приятно думать, что во многом это заслуга "Правого сектора". Одно дело, когда ты воюешь по контракту. Другое — когда ты видишь, что рядом ребята совершенно не обучены, не вооружены, с голыми руками, и они не боятся. Для них это тоже определенный вызов. Были уже истории на фронте, когда давалась команда об уходе (не буду указывать, где и какие подразделения), "Правый сектор" отказывался уходить, и они оставались, потому что им было западло перед пацанами показать, что они драпают. Командиры некоторых подразделений даже просили наших командиров: "Ребята, вы только не уходите, потому что если вы тоже отойдет, нам такая же команда. Пока вы здесь стоите, нас командование не сможет забрать, потому что для них это будет моральный удар".

Часто от молодых бойцов мне приходилось слышать, что сепар — фигня, а вот мама — это страшная сила. В "Правом секторе" тоже такие мысли есть?

Ну, вот моя мама до сих пор не знает, что я на войне. Не знаю, как ей это сказать. Понимаю, что она когда-то узнает. Вопрос лишь в том, насколько быстро она прочитает мой Facebоok, грубо говоря. Живет она на периферии, новости к ней приходят не так быстро. На центральных каналах и в изданиях, которые наши соседи выписывают, я стараюсь не светиться. Но земляков на войне я уже встречал. Рано или поздно к ней какие-то слухи дойдут, понятно. Но, да, маму я боюсь.

А другие бойцы?

Так же. У многих есть такая штука. У нас была смешная история, когда одного бойца мама, которая приехала прямо на блокпост, пыталась с войны за ухо забрать. Мы говорим: "Что же вы делаете? Он же мужчина!". Она отвечает: "Да какой он мужчина? У него скоро вторая четверть начинается". Нам малый, когда приехал, сказал, что ему уже 19, а ему 16 на самом деле. А как ты сейчас разберешь, если он больше меня?

Так что мама — это же страшно, в том смысле, что не хочется ее пугать или расстраивать.

Все фото: Facebook