"Пусть сгорит в Кремле плешивый..."

Эдгар Пу "Ворон Подпиши"

Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
Меж томов огромных, в строки билля санкционного,
Голосован был в Сенате, в представительской палате,
Чуть ли не к моей кровати принесли потом его.
"Ты чего? – пробормотал я, – там, у входа моего,
Билль – и больше ничего!"

Ах! Мне помнится так ясно: Вова Путин, друг прекрасный,
Говорил мне, – отсвет красный падал на чело его:
Мол, все будет офигенно, грохнем Клинтон об колено,
Станешь, Дональд, президентом, по хотенью моему,
А теперь – одно мученье: бденья ночь и вой во тьму,
Как прорваться? Не пойму.

Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешение
Я твердил: "Терпи мученье ты за друга своего".
Повторял: "Терпи мученье ты за друга своего,
За него, московского!"

Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
"Сэры, охренели, что ли, все вы через одного?
Дело в том ведь, что не знал я, и неточно прочитал я
Этот билль не разобрал я – заберите-ка его".
Говоря, открыл я настежь двери Дома Белого:
- Я не подпишу его.

И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до того!
Все безмолвно было снова, лишь сенаторы сурово
Мне одно сказали слово и услышал я его.
Я шепнул: "Импичмент?" – эхо повторило мне его.
Эхо – больше ничего.

Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
Но сказал я: "Дверь закройте и в прихожей там постойте,
Подождите – я подумать должен, только и всего.
Поспокойней, сэры! Думать буду, только и всего.
Думать – больше ничего".

Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество.
Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
Словно лорд иль леди, сел он, сел у входа моего.
Сел – и больше ничего.

Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица
В строгой важности – сурова, как портрет моей души.
"Ты, – сказал я, лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник, мне поведать поспеши –
Как же царственно ты прозван у Плутона, мне скажи?"
Каркнул ворон: "Подпиши!"

Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
Было в крике смысла мало, как в коммюнике Раши.
Но не всем благословенье было – ведать посещенье
Птицы, что поспорить может нравом с гордостью паши.
Что накакать даже может сверху на тюрбан паши.
С кличкой странной: "Подпиши!"

Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал упорно
Мне лишь слово, словно жизнь он выпил из моей души.
И твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул: "Раз попел – так попляши!
Раз решил поразвлекать ты президента – так пляши!"
Каркнул Ворон: "Подпиши!"

Вздрогнул я, метаться стал он, весь в полете стол засрал он,
"Откуплюсь-ка черным налом я от черной сей души, –
Так подумал, доставая пачку денег из стола я,
"Забирай, – ему сказал я, – мебель больше не круши".
Но хоть кол ему сосновый ты на голове теши!
"Подпиши!" да "подпиши!"

Я с улыбкой мог дивиться, как мне в душу гадит птица,
Это надо ж накуриться было столько анаши!
Сев удобно на диване, развивал я цепь мечтаний
Сны за снами; как в тумане, думал я: "Хоть придуши,
Хоть ты бей меня, хоть режь ты, все мозги мне покроши!"
Каркнул ворон: "Подпиши!"

Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога
Птице, что твердит три слога, как ее ни потроши.
Это думал и иное, прислонясь челом в покое
К бархату – говно какое, словно из папьи-маши.
Ах, украли, видно, бархат из посольства плохиши.
Ну, а ворон: "Подпиши!"

И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,
Словно из лесу, вестимо, из Тамбова, не с Клиши,
Лезет странное созданье, потрясая мирозданье,
Белодомовское зданье очень явственно трешшит...
Вот убейте – это зданье вздрагивает и трещит!
И талдычит: "Подпиши!"

"Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демон,
Иль сенаторами послан, это что за holy shit?
Не поставлю подпись эту! Хоть сживи меня со свету,
Хоть заставь меня сожрать ты ручки все, карандаши,
Хоть ругай меня ты матом, хоть пугай, а хоть страши!"
Ворон буркнул: "Подпиши!"

"Это слово – знак разлуки! – крикнул я, ломая руки, –
Подпишу – и эти суки смогут все разворошить!
Компроматом закидают, засвистят и заругают,
Я хочу быть президентом, а не лешим средь шишиг!
Подпишу – и остается от меня один лишь пшик!"
Молвил ворон: "Подпиши!"

Задолбал меня, закаркал, лапами меня зашаркал,
То мне холодно, то жарко – Боже, как же я устал!
Ладно, где там билль паршивый, пусть сгорит в Кремле плешивый,
Тоже друг нашелся вшивый, хоть бы он совсем пропал!
Вот поставлю подпись эту, он меня уже достал!
Подписал я, подписал...

Читайте також: Дід Панас "Гроза морів – "Іржавий Кузя"