Спецназовец подразделения "Артан" ГУР с позывным "Артист" в откровенном интервью 24 Каналу рассказал, что эта операция продолжается до сих пор. Больше об операциях с участием ГУР Минобороны, российском штурме, который длился 30 часов, и планах оккупантов – читайте далее в материале.

Не пропустите Россияне пытаются обойти Покровск и попасть в Днепропетровскую область, - Financial Times

Вы участвовали в операции вблизи Липцов, что на Харьковщине. О ней уже говорят во всем мире. Ее называют одной из самых тяжелых за последнее время. Можете рассказать об этой уникальной операции?

Специфика этой операции была в том, что мы работали в лесном массиве и было много открытых участков. До этого у нас была урбан-местность. Например, Часов Яр – там была застройка, подвальные помещения. Поэтому впереди у нас была операция с открытыми участками, нам надо было как-то перемещаться. И был лес, не сильно густой, но надо было работать максимально незаметно.

Вход – выход у нас был, как мы говорим, на ноге, то есть без применения бронированной техники. Такую мы выбрали стратегию. Она работала только до определенного момента, пока лес был целым. Потом все это изменилось.

В бригаде "Хартия", которая тоже участвовала в этой операции, рассказывали, что там применяли десятки роботизированных систем, в частности беспилотники с пулеметами.

Столько дронов, как на предыдущей операции в Часовом Яру, – я за всю войну не видел. Дроны уже некоторое время используются и для эвакуации, и для поражения живой силы, поэтому операция на Харьковщине не была исключением. Как мы, так и враг использовали дроны.

Из того, что встречали мои коллеги, я такого еще вообще не видел, враг использовал дроны с голограммой. Они создавали проекцию солдат, которые якобы движутся на тебя. Это делали для того, чтобы уставшие бойцы путали их с живой силой противника и открывали огонь. На этот звук наводилась артиллерия или те же самые дроны.

Мы же делали дронами разведку боем. Выявляли передний край противника в некоторых местах. Потом, если пробить оборону было невозможно, там работала наша артиллерия, минометы, дроны. Когда передний край выбивали, уничтожали укрепления, то там уже работала пехота. Это один из маневров, которые там использовали.

Была еще немного другая тактика – тихий подход, максимальное сближение с противником. Мы делали так, чтобы противник до последнего не мог выяснить, где наш передний край и где мы находимся.

Оккупанты понимали, что вы проводите против них операцию? И на каком этапе тогда они это поняли?

Операция была многокомпонентной и сложной. С какого-то там фланга, например, та же "Хартия" делала наступление на бронетехнике. Насколько я знаю, оно было массированным. Мы параллельно работали с ними. Они заняли позицию, но закрепиться не смогли. В лесу у врага не было оборонительных укреплений. Это была такая маневровая война с "норами" и небольшими окопами. И занять территорию – еще не значит на ней закрепиться.

Мы стали свидетелями ситуации, когда они заняли определенную территорию, но им пришлось отойти. То есть враг знал, что здесь проводятся наступательные действия. Он сам постоянно наступал в районе Глубокого и пытался двигаться вперед пехотными группами.

В том и специфика работы в лесу, что работали не бронетехникой, а именно пехотными подразделениями. Состав и подготовка врага была разной. Были более профессионально обученные военные. Это было видно по тому, как они работают, и по их экипировке. Были действительно те, кто не понимал, что происходит. Исчезает связь – и они банально идут искать, в чем причина, и исчезают. Так же как и их предшественники.

Так это все и продолжалось. На некоторые позиции по 2 – 3 группы приходили. Они либо попадали в плен, либо исчезали. Понимали ли они, кто работает против них? Чтобы понять, кто твой враг, то надо взять пленных. Это один из вариантов. У нас, слава Богу, в этой операции никто из бойцов в плен не попал.

Что для вас лично было самым тяжелым во время этих боев?

Физические особенности. Это лето, погода жаркая. Лес был недостаточно густым, температура высокая. Мы много двигались на ногах. А еще экипировка, запас воды, боекомплект. А еще маскировка сделана из синтетических материалов – двигаться в ней очень сложно. Это – тепловые удары.

Затем темп и ритм. Очень часто были определенные задачи. Отдохнули сутки – и снова идем. Потом на другое задание идет смежное подразделение. У них получается или не получается. У нас была определенная очередь. Потом мы снова начинали включаться и работать, и вот этот ритм на операции был действительно тяжелым.

В определенный момент врагу стало понятно, какие планы были с нашей стороны. На наши активные действия они отвечали артиллерией. Выжигали лес. Он буквально выгорел, а маскировка исчезла. Этот период был, пожалуй, самым тяжелым этапом операции. Тогда не было никакой маскировки и приходилось действовать активно, с натиском и брать силой. Там уже присоединилась бронетехника, нас завозили туда на броне. Специфика работы в лесу изменилась.

Сколько дней длилась операция? В какой момент присоединилась бронетехника?

Когда именно присоединилась бронетехника – точно не скажу. Операция, как по мне, длилась чуть более 2 месяцев. Где-то посередине операции начали использовать именно бронетехнику, потому что заходить на ногах было невозможно.

Во время одного из крайних выходов, когда закончили свою работу, мы бежали группой из трех человек по поваленным деревьям и по нам уже били из минометов, запускали "кассеты" и делали сбросы. Мы просто падали. Затем снова бежали к первому укрытию, которое было в 700 метрах, потому что уже возможности прятаться не было.

После этого мы рассказали о ситуации и предложили решать как-то этот вопрос, чтобы мы заезжали туда на технике. С того момента нас начали завозить. Затем мы продвинулись к части леса, которая была еще более-менее целой.

Самый тяжелый момент – когда в бронетехнику садится группа из шести человек, а когда возвращаемся – один из этой шестерки погиб. К сожалению, на этой операции таких моментов было несколько подряд. Едут те, с кем ты уже воюешь почти год, не первая операция. Это лучшие люди, и кто-то из нас возвращается уже на щите. Это были самые тяжелые моменты.

Что вас мотивирует?

Хочется вернуться домой, увидеть своих родных. А враг не оставляет мне права как-то расслабиться или остановиться. Тот натиск, с которым он пытается захватить нашу землю; как он движется по нашей территории; с какой злобой и жестокостью все это делает – это тот фактор, который не дает возможности мне как-то сказать себе, что уже достаточно и что пора отдохнуть, потому что уже третий год войны.

Интервью со спецназовцем ГУР
Интервью со спецназовцем ГУР "Артистом" / Скриншот из видео

Мы с вами должны были записать это интервью примерно месяц назад, но вас вызвали на операцию. Почему тогда вам нужно было выезжать так срочно и на какое направление?

Направление я указать не могу, потому что мы еще продолжаем там работать сейчас. Задача действительно появилось срочно. У нас были другие планы – подготовка, восстановление после предыдущей Харьковской операции, пополнение личного состава. Надеялись, что пройдем слаживание, но нам срочно дали задание выехать в зону выполнения боевых действий.

Нас мотивировали тем, что ожидался прорыв врага в том направлении, на который мы едем. Было накопление живой силы противника и надо было срочно туда выезжать. Через некоторое время суть нашей задачи изменилась.

Не знаю, была ли это первоначальная идея высшего руководства или, возможно, руководство увидело оперативную возможность, чтобы мы двигались вперед. Еще до нового года (2025 – 24 Канал) нога нашего военнослужащего ступила на те земли, которые были оккупированы почти 3 года.

Как с начала полномасштабного вторжения изменилась тактика россиян? Остаются ли у врага те же самые задачи на фронте?

Враг, как и мы, ищет оперативную возможность по всей территории Украины. Возможно, это будут и новые отрезки фронта – Черниговская, Сумская, Запорожская области. На моем уровне (как бойца – 24 Канал) об этом неизвестно. Я вижу, что у нас сейчас есть оперативная возможность двигаться на какие-то отрезки фронта. Однако, если взять Донецкое направление, то враг сконцентрировал там очень большие силы. Пока его остановить там очень трудно.

Планы врага – это не только Донецкая и Луганская области?

Думаю, враг мыслит масштабно, ставит перед собой очень глобальные задачи. Собирая такую армию и вкладывая такие средства в оборонный бюджет, думаю, что в планах у них, возможно, не только наша страна.

Вы участвовали в операциях на Харьковщине, в частности возле Купянска. Тогда штурм оккупантов длился 30 часов. Как это происходило, как можно столько времени без отдыха держать оборону?

Это невозможно. Подготовиться к таким боевым действиям тоже очень трудно. Военнослужащих не бросают, они просто попадают в безвыходную ситуацию. В этой ситуации факторы, которые есть у них, то есть оборонительные укрепления, количество боекомплекта, наличие воды и мотивация личного состава, влияют на то, будет ли держать это подразделение оборону, или нет.

Там в нужное время появилось нужное подразделение – наше подразделение, которое усилило 32 отдельную механизированную бригаду, которая уже была истощена боями. Поэтому и возникла ситуация, когда штурм длился 30 часов. Это был классический штурм – с бронетехникой, танками и большим количеством пехоты. Такое сейчас увидеть – редкость.

Сколько тогда было военнослужащих, которых вы усилили? Сотни?

Если взять один день – больше сотни. Однако, если было 2 танка в прикрытии, 5 единиц бронированной техники, которая подвозила пехоту, а на каждой единице техники могло быть до 15 – 20 военнослужащих, то получается 50 – 60 военных.

Они работали с определенными интервалами, которые нужны были для подготовки БК, логистики. Однако действительно происходили штурмы с техникой. Они (россияне – 24 Канал) пытались максимально сократить дистанцию, чтобы наша артиллерия теряла эффективность, врывались танками в окопы.

Тяжелый был период, тяжелые боевые действия. Хотя тогда и были дроны, но было меньше сбросов и FPV-дронов. Тогда россияне отрезали нашу логистику, работали эффективно ПТУР (противотанковая управляемая ракета – 24 Канал). У нас был затруднен подвоз живой силы, эвакуация раненых, но мы с достоинством тогда отстояли операцию. К сожалению, у нас были потери.

Что было самым сложным во время штурмовых действий врага?

В таком количестве штурмов, как тогда, оборону считают легче, чем сами штурмовые действия. Однако в тех условиях мы только зашли на позиции. Все происходило очень быстро – спустилось боевое распоряжение, подразделение снялось и поехало на то направление. У нас не было времени на разведку, мы просто ворвались в боевые действия.

Опять же, осень. Было трудно из-за погодных условий. Ты сначала мокрый, потом ночью тебе холодно. К этому всему по тебе постоянно что-то прилетает, происходят штурмы.

Колонна российской техники
Россияне провели 30-часовой штурм / Getty Images

Во всех ли военных операциях, в которых вы участвовали, удавалось всегда выходить без повреждений? Или все-таки были ранения и приходилось лечиться?

Были моменты, когда, казалось, оказывался в безвыходных ситуациях, но выходил целым. Однако ранения или контузии – это то, что сопровождает военнослужащего в современной войне постоянно. Самые тяжелые у меня были две (контузии – 24 Канал) в 2022 году. Сейчас я уже получаю последствия. Если раньше я был выносливым, то сейчас малейшая контузия – и головная боль становится постоянной, шум в ушах.

Бывает иногда, когда от перегрузки есть кратковременные потери памяти, какие-то моменты вообще "вылетают". От нагрузок "вылетает" и опорно-двигательная система, мышцы, колени. Осколочные ранения у меня прошли легко, их удалось достать. Однако после каждой операции требуется психологическое и физическое восстановление

Вы говорили, что бывали ситуации, когда несмотря на все, что происходило, удалось выйти целым и невредимым. Что вас тогда могло спасти, как вы себе это объясняете?

Большинство из нас объясняет себе это тем, что еще не время. Потому что, когда буквально в полуметре от тебя погиб собрат из-за осколочного или пулевого ранения, а ты целый, то трудно объяснить, почему так произошло. Это не навыки, не опыт, это – удача.

Изменилось ли отношение к смерти с приходом на военную службу?

До войны я меньше о ней думал, а сейчас никак не могу на это повлиять. Понимаю, что человеческая жизнь хрупкая, ее так легко забрать. Тем она и ценна, ее нужно ценить.

Каждый ли мужчина должен пройти через военную службу? Стоит ли призывать как можно больше мужчин и снижать мобилизационный возраст? Стоит ли призвать даже женщин?

Пусть каждый мужчина сам решит, стоит ли ему или не стоит. Количество не означает качество. Нужен отбор. Нужно, чтобы военная служба для мужчин была их выбором, чтобы они понимали, куда идут, какие могут быть последствия, чтобы понимали, что это обязанность. Сейчас это необходимость. Закончатся мотивированные, обученные, с опытом – и тогда просто не у кого будет перенять этот опыт, научиться хоть как-то выживать на войне. Они все равно пойдут, но им будет труднее, у них будет меньше шансов.

Обратите внимание Мобилизация в Украине – какой возраст призыва в 2025 году

Относительно женщин – их право идти на войну или нет. Некоторые да, некоторые, возможно, нет. Возможно, у некоторых женщин характер сильнее, чем у большинства мужчин. Однако, по моему мнению, точно не надо отправлять женщин в штурмовые подразделения. Они классно себя показывают в роли медиков, многое на войне от них зависит. Однако я за то, чтобы мужчины не оставляли места женщинам на войне.

Относительно возраста – необходимо, чтобы на войну шли все-таки здоровые молодые люди, парни.

Что вас мотивировало пойти добровольцем и когда это было, 24 февраля? Вы тогда находились в Киеве?

Да, именно 24 февраля. Я ехал тогда со своим другом, который потом со мной вместе служил определенный период. Мы были в Житомирской области, в городе Чуднов, где есть военная часть. Проснулся от того, что начались бомбежки, услышал авиацию. Сразу сели в машину, поехали в сторону Киева, потому что мы жили там, наши семьи были в Киеве.

Я сразу определился, что если уж начнется полномасштабная война, – мы все чувствовали, что она может начаться, – то решение, которое я приму – это идти в военкомат и вступать в Вооруженные Силы. На тот момент, я помню, как мы ехали по Житомирской трассе, в сторону Киева направлялись единицы машин, а навстречу трасса была забита. Люди выезжали, съезжали в кюветы, там были аварии.

Когда я посмотрел на эту всю ситуацию, то не был оптимистично настроен. Думал, что все вообще убегут. И для себя принял решение, что я бежать ни в коем случае не буду. Это для меня личная позиция, что я должен принять эту ситуацию и то, как она сложится для меня. Ориентировочно вечером мы приехали в Киев, тяжелая логистика была. И где-то в 17:00 я уже был в военкомате.

У вас до этого была военная подготовка?

Нет, у меня не было никакой военной подготовки. Я занимался спортом, был хорошо физически подготовленным, морально тоже.

То есть вы не умели стрелять, пользоваться оружием?

Нет.

Как учились, уже в процессе?

Да, в процессе. Мы все тогда учились по YouTube. Открывали его, смотрели как пользоваться NLAV, Javelin, РПГ. Это было буквально за несколько дней до Киевской области (операция по освобождению Киевщины – 24 Канал).

У меня не было в то время никакой базовой военной подготовки, и такой возможности нам тогда никто бы и не дал. Понятно, что это было невозможно. Российские войска уже были в Киевской области, в окрестностях Киева. Надо было останавливать их теми людьми и с той квалификацией, которая была в то время.

Что должен уметь воин спецподразделения "Артан"? Например, говоря об операции под Купянском, 30 часов отражать штурм врага, пожалуй, не каждый сможет. Так какие навыки должны быть у человека, чтобы он мог попасть в подразделение?

Чтобы попасть на нынешнем этапе в подразделение, надо иметь хорошее здоровье, пройти базовую военную подготовку. Что нужно уметь военнослужащему спецподразделения? Все, он должен быть универсальным бойцом и заменяемым, то есть при необходимости стать за пулемет, отработать с оружием, которая будет у врага и которая используется в ВСУ, потому что мы часто взаимодействуем со смежными подразделениями.

Надо уметь отработать как противотанкист, потому что приходится работать и против техники, стать за роту огневой поддержки, за Browning или ДШК (пулеметы – 24 Канал). Желательно постоянно совершенствовать свои навыки. Важна универсальность.

Есть ли вообще время на отдых? Учитывая то, как вы говорите, кажется, что у вас режим нон-стоп. Кроме лечения, конечно.

Лечение, если оно не тяжелое, – это шанс отдохнуть для каждого. Это, наверное, счастье какое-то: выехал, полечился. У нас сейчас очень высокая интенсивность выполнения операций. Они продолжаются почти подряд. Но все-таки возможность отдохнуть и восстановиться есть, и лечение на хорошем уровне. У нас своих не бросают.

Если вспоминать самый трогательный момент за все время вашей службы, то ли с побратимами, то ли при взаимодействии с гражданскими, что можете вспомнить? Что вас растрогало?

Еще в начале войны, когда освобождали украинские территории, – то, как нас встречали люди, которые находились в оккупации. Это было морально тяжело. Помню события в Киевской области, первые впечатления от пережитого, когда люди рассказывали, что происходило в оккупации.

Украинцы приветствуют защитников на освобожденных территориях
Украинцы приветствуют защитников на освобожденных территориях / Getty Images

Помню, в Ирпене была многодетная семья. Они некоторое время сидели в доме, там не было ни воды, ни еды. Маленькая девочка нас встречала, давала нам конфеты. Это тяжело было. Киевская область – это еще был такой переход от гражданской жизни к военной. Все воспринималось очень ярко и близко к сердцу.

Если вспоминать положительный момент во время службы или положительную историю, возможно, вам попался какой-то котик, собачка, с кем-то коммуницировали, или с собратьями был какой-то смешной случай?

Каждый раз, когда моя группа выходит в полном составе, это положительный момент. Когда они включают телефон, им приходят сообщения и они имеют возможность на них ответить своим родным, это положительный момент. Когда напился вдоволь воды, поел – это тоже положительный момент.

Бывает такое, что хочется чего-то, как из гражданской жизни, но вы находитесь в боевых условиях и не можете этого сделать? Чего больше всего обычно хочется? Возможно, это какие-то сладости, продукты или что-то посмотреть, куда-то сходить? Вы вспоминаете о таких моментах?

Лично я и многие, например, хотели бы сходить в кинотеатр, но не ходим. Концентрация и внимание такая, что не можем сосредоточиться, постоянно не отпускают мысли о войне. Когда ты выходишь на отдых, надо все это пропустить через себя. Отпустить, чтобы оно из тебя вышло.

Во время крайней операции сидели 12 суток. Зашли далеко, обеспечение было невозможным из-за действий врага. Все, что с дронов бросалось, – разбивалось, мы почти без воды, без еды сидели. И ребята думали о еде, как выйдут, чтобы иметь возможность поесть. От этого легче не становится, но с этим ничего не сделаешь.

Разговоры о еде, о тепле. О семье в такие моменты даже боятся вспоминать, потому что все настолько непонятно – выйдешь или не выйдешь. Думаешь, как помыться. Хочется выйти, чтобы пойти в душ, одеть чистые вещи.

Читайте также "Эти запросы вполне ожидаемы": с какими проблемами военные обращаются к психологам

Вы хотели бы вернуться к актерству и к съемкам после того, как будет уже возможность?

Я хотел бы, чтобы наступил такой момент в этой войне, чтобы я сказал, что уже достаточно сделал и могу дать себе уйти на отдых. Но актерство... К сожалению, наше кинопроизводство сейчас на таком уровне, что актеры сейчас больше снимаются из-за безысходности, потому что качество того продукта, который снимается, – лучше не стало.

Я с удовольствием слушаю украинскую музыку, ее уровень вырос. Когда у меня есть возможность побегать, я слушаю исключительно украинскую музыку, она мне нравится и ребята так же. Не могу сказать то же самое об украинском кино. Когда заезжал к родителям и у них был включен телевизор, увидел там несколько минут украинского продукта, еще и на военную тему, то мне было бы стыдно в таком сниматься.

Если говорить не только об украинском рынке, но и о международном, возможно, у вас есть режиссер, с которым бы вы хотели поработать. Возможно, кто-то бы снял фильм на тематику войны России в Украине. И вы могли бы сняться уже не только как актер, а как профессиональный военный с таким огромным опытом.

Знаете, я настолько стал прагматичен, что о таких вещах даже не мечтаю. Пусть этот режиссер придет, немного "съест этой каши", а потом подумает, хочет он снимать об этом или нет. Если у него будет желание это сделать после всего, что он увидит, то посмотрим.

Если бы условный Квентин Тарантино или Стивен Спилберг приехал бы и сказал, что будет снимать фильм, вы бы согласились стать главным героем?

На войне столько крови, что даже для Тарантино много. Думаю, он приехал бы, увидел это и ушел на пенсию. Если будет хорошее кино, то даст Бог – снимемся.