Письмо из Луганска: обстрелы как вечерная служба, без них не уснуть

Когда-то я сказала об этом друзьям по Скайпу, и они, это было видно, не поверили мне. Обстрелы стали чем-то вроде вечерней службы, без которой даже как-то не уснуть. Рядом Станица. Кто стреляет в кого – не знаю. Хотя какой смысл писать об этом?

Одна сторона всегда будет уверять, что стреляет другая. И парадокс не только в том, что я пишу это под аккомпанемент обстрелов, а то, что с ними жизнь продолжается ровно также, как вчера или месяц назад.

Соседи напротив нас гуляют какой-то большой семейный праздник – машины стоят в три ряда перед их домом. Вечером мы слушали взрывы и ощущали запах шашлыка из дома напротив. А днем мы ходили по этому мосту в Станицу, всего-то несколько часов назад. Ходили, как и все за деньгами и продуктами. А потом, позже, начали стрелять.

Можно ведь просто перечислять все это, правда? Как собрание абсурдных картинок, которые тасует сама жизнь, выбрасывая из колоды каждый раз все новые, более удивительные. Рядом с нами по мосту бегут старики. Бегут, правда. В комнатных тапках, с тележками. Бегут из последних сил, будто нельзя опоздать ни на миг. Бегут, чтобы стать первее кого-то в этой бесконечной веренице паломников за салом. Хотя, простите, за пенсиями.

А после уже за всем остальным – роскошью дешевых украинских продуктов, забытыми конфетами, колбасой, бытовой химией, гостинцами для внуков. Адский марафон не на жизнь, а на смерть. Люди бегут, теряя силы, здоровье. Бегут те, кто не способен идти, не способен бежать, не может стоять часами в очередях под блок-постами. Нет жалости, сочувствия, сострадания. Хотя все это есть, но не здесь, а где-то в обычной жизни, в которой не нужно бежать, стоять под солнцем и ждать команды: "Следующая пятерка!"

Рядом с нами в автобусе до моста едет семья. Отец прячет покалеченную руку в рукав. Сын, глядя в окно, сравнивает: "Как в Болгарии! А вот в Болгарии!" Для него пеший поход в Станицу – Болгария. Можно придумать себе что угодно, чтобы эти воспоминания стали багажом, опытом, впечатлениями. Хотя в них нет ровным счетом ничего хорошего, поверьте.

Когда-то друзья рассказывали мне, смеясь, как в девяностые начали торговать, чтобы прокормить семью. Ушли из медицины, начали возить товар в Польщу и назад – водку, трикотаж. Кому-то везло и водку не находили, кого-то снимали с поезда и он шел по рельсам назад до ближайшей станции с узлами товара.

Я отчего-то вспоминала это сегодня, когда шла по мосту. Когда они мне рассказывали свою историю, я помню, что было всем весело. А в моем сегодняшнем походе нет ни грамма веселья. Что в нем хорошего, кроме веса моей сумки по дороге назад? Роскошь забытых продуктов? Да, я не покупаю здесь сало – это дорого. Не покупаю колбасы и редко – сыр. Все это я тащу на себе назад. А что важно сейчас? Подскажите мне? Вещи? Продукты? Жизнь? И даже последний пункт отчего-то не вызывает трепета. Я пишу это и слышу взрывы где-то неподалеку. В моем доме 11 окон. Нет ни одной глухой стены. Каждый раз, слыша ба-бахи, я считаю окна и понимаю, что до погреба мы не успеем добежать.

Жизнь – рулетка, миг, вспышка. Но отчего-то упорно хочется думать, что не сегодня и не в нас.

Читайте також: Письмо из Луганска: тема Донбасса всем надоела до чертиков