Ройтбурд: Не хотел иметь учителя, потому что учитель закрепощает
Александр Ройтбурд – известный украинский художник, признанный за рубежом. Его работы есть в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
В 2009 году первая картина из серии "Прощай, Караваджо!" была продана на лондонском аукционе "Phillips de Pury&Company" за 97 тысяч долларов. С тех пор Александр Ройтбурд считается самым дорогим украинским художником. Живет на 2 города – в Одессе и Киеве. В интервью 24 Каналу он рассказал, как достичь успеха в своей отрасли и быть счастливым.
Вы признанный современный художник в Украине и за рубежом. Когда Вы только начинали, то представляли себя таким?
Когда в студенческие годы представлял свою мастерскую, я не думал, что у меня будет такая мастерская, такой аутентичный консольный потолок 19-го века, как сейчас в Одессе. Я представлял, что я буду писать, а вокруг меня будут ходить с подносами с фруктами и напитками две полуодетые девушки. Не ходят. Я хотел бы, но не могу найти чтобы так... К тому же у меня диабет и не все напитки мне сейчас можно употреблять.
А откуда появилось желание стать художником?
В детстве мои родители каждый день ходили на работу. Они меня будили и тащили в тот детский сад. У них не очень радостные были лица. Мне мама говорила: "Иди быстрее, я опоздаю, и Николай Федорович будет меня ругать". И я представлял, что не хочу прожить такую жизнь, я хочу работать так, чтобы можно было не ходить на работу. И это было главным мотивом, почему я стал художником.
Мне помог тот самый Николай Федорович. Мы шли с мамой, она купила мне мороженое, и к нам подошел мужчина в очках, галстуке, шляпе. Мама с ним дружелюбно заговорила и сказала мне: "Познакомься, это Николай Федорович". Я как услышал это – как начал плакать и спрятался, а он говорит: "вы мной детей пугаете?", Мама говорит: "Нет, ну что вы! Он просто увидел незнакомца". Мамин начальник сказал маме пойти купить мне конфет. Он сел передо мной и спросил, есть ли у нас дома горка. Это был такой буфет со стеклянной витриной, в которой стоял хрусталь. Это было тогда такое комильфо. И он мне говорит: "Когда мама куда-то уйдет, ты возьми этот карандаш и нарисуй что-то на этой горке. Ей будет очень приятно".
Это был химический карандаш. А горка была нелакована. Я так и сделал. Нарисовал дом, солнышко, птичку какую-то в небе, дерево, реку или море, когда мама ушла за хлебом. И когда мама это увидела, то начала вытирать. Но это был химический карандаш – его трудно было отмыть. И когда она сказала: "Что ты наделал?" – я ответил: "Николай Федорович сказал, что тебе будет приятно". Она оценила этот юмор. А мне понравилось. Эта горка была обычная, а я превратил ее в какой-то очень уникальный объект.
Вы мечтали стать известным?
Я надеялся, что я стану таким знаменитым, что про меня иногда даже в газете будут писать. Ну, про телевизор я даже не мечтал, а вот в газете... Тогда была газета "Знамя коммунизма" в Одессе или "Вечерняя Одесса". Что даже напечатают такую черно-белую картинку какую-то там. И я думал, что это и есть слава. Ибо большего я не видел. Мои родители не имели отношения к искусству. Я все детство провел среди людей, которые просто жили и работали.
Что для художника успех?
Есть много критериев успеха. Сделать что-то, что бы шокировало мир – это, наверное, успех. Заработать много денег – тоже, наверное, успех. Иногда бывает так, что это можно совместить. А иногда оно не сочетается, и это уже не успех. То же самое касается мастерства, внутреннего комфорта, удовлетворенности от своего труда, славы, женщин, долголетия. По каждому может быть успех.
Что важнее для человека – он сам решает. Кому-то важнее женщины, а кому – то- деньги. Я ничего не имею против профессионального успеха, не имею ничего против денег, женщин, славы, мук творчества. Это тоже бывает приятно и полезно. Все зависит от того, что тебе здесь и сейчас нужно.
Благодаря чему Вы стали успешным?
Я настойчивый человек. Я не люблю поражений, но в то же время я не воспринимаю какие-то изменения обстоятельств как фатальную катастрофу, с чем уже ничего никогда нельзя сделать. Я люблю какой-то устоявшийся комфорт, но я понимаю, что я могу найти какой-то комфорт в чем-то другом. Я не люблю изменений, но я всегда к ним готов и воспринимаю это как должное.
Есть авторитеты, на которые Вы опираетесь?
Это тоже зависит от настроения. Это может быть какой-то неандерталец или кроманьонец из пещеры Ласко (памятник времен палеолита во Франции, – "24"), на которого я равняюсь, потому что он так этого быка нарисовал или лошадь. Это может быть какой-то китайский философ ли хасидский цадик, художник парижской школы, или какая-то попсовая звезда.
Кого можете назвать своим учителем?
Валентин Хрущ в свое время косвенно повлиял. Он был для меня образцом художника – человека свободного, вне норм социума, конвенционной морали, эстетических требований, требований к образу жизни, требований к способу мышления. Это был свободный человек в жизни и искусстве. Свободный и предельно изысканный при этом. Он, действительно, был эталоном, но не был учителем, гуру.
И, вообще, я убегал от учителей. Не хотел иметь учителя, потому что учитель закрепощает. Если ты видишь человека, который может тебе что-то дать, – ты можешь отнестись к нему с вниманием, уважением, открытостью и что-то взять. Я никого не могу назвать своим учителем, и сам бы ни для кого не хотел таким быть. Потому что я знаю, что есть Эдипов комплекс – и отца убивают.
У вас случались неудачи, провалы? Как Вы из них выходили?
Было такое, что несколько лет не работал, было такое, что делал что-то не очень удачное, было такое, что находился в депрессии. Было такое, что что-то начинал, и это не развивалось. Я шел дальше. Переключался на что-то. Человек останавливается только тогда, когда сердце останавливается. Пока человек ходит, не теряет связи с реальностью и может адекватно мыслить и выражаться – он не останавливается. Останавливается иногда, но это уже деградация. Этого не надо допускать. Этого надо избегать.
Вы часто выражаете свою позицию, активно пишите в соцсетях. Это сочетается с творчеством?
Это иногда мешает. В Греции человек, который равнодушен к общественной жизни, назывался идиотом. Бывают такие ситуации, на которые просто не комильфо не отреагировать. У человека есть нравственное чувство – это то что мы называем совестью, чувство ответственности. Есть вещи, которые человек не может не замечать. Человек, который себя уважает.
Почему Вы в какое-то время начали заниматься кураторством?
Кураторство – это творчество. Еще больше, чем искусство. Сейчас искусство структурировано так, что оно может быть прочитанным лишь в определенном контексте. И в этом контексте возникает такая потребность, что голос куратора должен быть громче, чем голос художника. Для художника это иногда травматично. Когда я был куратором, то в Украине было очень много кураторов, и я их обоих знал. Сейчас есть достаточно людей, которые могут это делать и приглашать меня как художника. Меня это устраивает.
Что нужно для счастья?
Есть такой анекдот, как еврей поймал золотую рыбку, а она и говорит: "Отпусти меня, я исполню твои три желания". Он ей говорит: "Вечная жизнь с вечной молодостью, богатством, красотой, успехом у женщин и чтобы меня все любили вокруг – это раз!" Так что нужно мне много. А "могу довольствоватся малым".
Почему Вы хотели уехать в Америку и вернулись?
Я хотел уехать, потому что была история, когда в 90-е я хотел создать в Одессе какую-то художественную ситуацию. У меня были какие-то этические представления об этом и они не совсем совпадали с планами людей, которые были вокруг меня. И сложилась такая ситуация, что я не мог ответить за свои действия перед внешними партнерами, перед художниками. Я хотел создать полноценную инфраструктуру современного искусства. Когда я понял, что это не удалось, был период слома. Это сказалось на отношениях с людьми, с которыми я имел дело. Я закрылся в себе и решил уехать. Потом я понял, что в Америке нужно становиться в очередь лет на 10. Я понял, что у меня этих лет нет, я не хочу их тратить. Я вернулся. Сейчас мне кажется, что изменения возвращают человека к самому себе.
Где Вам комфортнее работать?
У меня есть 2 места, где я чувствую себя дома. В Одессе мне комфортнее. Но Одесса провинциализируется, и рынок уже. Я – художник, я существую в рынке. В Киеве я создал себе совсем другую, не похоже на одесскую, но комфортную среду. В Киеве есть то, чего нет в Одессе. С другой стороны, если я хожу по киевским улицам, мне каждый камень дома не скажет того, что скажет камень в Одессе, каждое окно, дверь. Одесса насыщена воспоминаниями, ассоциациями, какими-то импульсами моего формирования, взросления, молодости, очарования и разочарования. А в Киеве я от этого отдыхаю. Мне кажется, что эта система равновесия между Киевом и Одессой – комфортная. Летом я больше в Одессе, зимой – в Киеве. Семья в Одессе, и семейное тепло я чувствую в Одессе, а необходимость одиночества я реализовываю в Киеве.
У Вас большая работоспособность как для художника?
Каждую минуту, когда у меня много сил, чтобы подойти к мольберту и что-то делать, я стараюсь не тратить.
Вы считаете себя счастливым человеком?
Мандельштам перед арестом сказал своей жене Надежде: "А кто тебе сказал, что ты должна бать счаслива?" Постоянно ощущать себя счастливым – это, наверное, вредно для здоровья, но никогда не чувствовать себя счастливым – тогда зачем жить?