О боях за Харьков в 2014 году

На улице Рымарской произошли первые выстрелы в российско-украинской войне. Тогда у половины следователей портреты Путина были в кабинетах. Половина милиционеров была с "георгиевскими ленточками". Никто не понимал, чей будет Харьков, чья возьмет в течение суток-двух. По всему выглядело, что возьмет Россия. Но этого не произошло. Они [тогдашняя пророссийская местная власть] хотели играть на поле вероятного победителя. Но здесь были настоящие тигры. Значительная часть этих моих друзей и товарищей погибла, они составляли костяк обороны. Тогда мы отстояли эту историю. И на следующее утро вся та сволочь рассосалась и исчезла. В прямом смысле слова, как роса на солнце.

О Крыме

Его просто в прямом смысле слова сдали. Сотни и сотни тысяч людей были за Украину. Десятки тысяч выходили на митинги, готовы были организовывать дружины. Были разные части, но большинство в первые дни было готово выполнить приказ и оборонять Крымский полуостров. И все же мы теперь знаем, что у россиян была команда – при сопротивлении возвращаться на "голубом вертолете" обратно на Кубань.

О "вине" украинцев в оккупации

Россияне раскачивали "русскую весну" в Крыму, на Донбассе, в Харькове, в Одессе не силами местной "ваты" – её было немного и она была в основной массе маргинальной. Проблемы были не из-за какой-то там "ватности", а из-за того, что россияне использовали гражданских диверсантов для захвата власти, профессиональных военных, КГБистов. А наши так называемые элиты были полностью или частично импотентны – кто-то хотел посмотреть, на чью сторону весы качнутся, другие просто не имели воли. Власти повезло с украинцами. Украинцам не всегда везет с властью.

О риске потери государственности в 2014 году

Путин мог всю Левобережную Украину скрутить, ввести войска. Вся тогдашняя армия – около 140 тысяч человек, из которых боевых частей менее 50. Не было бы чем оборонять. У него не хватает характера. Он тогда повел себя не как завоеватель, а как КГБшник. Думаю, одна из причин 2022 года – моральная обида и ощущение того, что он тогда был политическим лохом. Потому что он на самом деле мог достичь большего, а получил Крым, часть разваленного Донбасса и санкции.

О преследовании добровольцев

То, что ты доброволец, не значит, что тебе можно все. Я видел, когда под эту историю рядились люди, которые грабили фермеров, пытали людей. Когда ты это замалчиваешь, получается, что небольшой кусок дерьма цепляется и на тех людей, которые действительно честно выполняли свою работу. Но были – и их было много – политические преследования. После первого "минска" было понятно, что есть желание разогнать все [добровольческие] подразделения. Давайте откровенно – все и разогнали, кроме "Азова", который удалось сохранить чрезвычайно большими усилиями.

О начале полномасштабной войны

Был глубоко убежден, что война будет. Правда, думал, что она начнется весной. Ни одна европейская нация – ни британцы, ни французы, ни немцы, ни поляки – не сдали бы так свой экзамен так, как украинцы в 2022 году.

О возможности деблокады гарнизона в Мариуполе

Абсолютно не верил. Мы пробовали идти на деблокаду мизерными силами, которая стоила жизни нескольким хорошим ребятам. Это был поход чести. Объективно я могу сказать, что это с военной точки зрения было невозможно без обрушения фронта в каких-то других местах. Для этого требовалось 4 бригады. Надо было вовремя давать команду или брать на себя ответственность и выводить бойцов и подразделения из Мариуполя. Это трагическая история. С военной точки зрения до нее нельзя было доводить.

О критике командования

Нравится ли мне все руководство, считаю ли я все шаги правильными, руководствуюсь ли я такими же способами управления и планирования? Нет. Но если я сейчас скажу громко на всю Украину, что такой-то генерал или такой-то комбат абсолютно некомпетентны, – солдат и офицер потеряют даже минимальное доверие к приказам и управлению. И это приведет к еще худшим последствиям.

О мобилизации

Нужен призыв, но мы понимаем, что формы, которых он набрал сейчас, неадекватны. Нельзя зашивать любую критику существующих практик разговорами о российском ИПСО. Люди с этого смеются. Хотя чистая правда: львиная доля этих вещей – российское ИПСО. Мобилизуют 30 тысяч человек. Мы видим на картинке, например, 300 случаев "бусификации". Создается впечатление, что нет ни одного украинца, который готов идти, когда позвала страна. На самом деле среди 30 тысяч минимум 50 процентов – это мужики, которые идут, как только получили повестку. Но этих людей не видно.

О военных во власти

Каждый будет говорить на Майдане, вне Майдана: "Я готов на все ради страны". Военный – это человек, который оставил семью, получает ранения, мерзнет как собака, не досыпает, рискует каждый день жизнью, тянет за других. Который уже доказал, что для него это не пустые слова. Война – большой уравнитель. Единственное, по чему я буду оценивать людей, – это их поведение во время войны. Все люди имели возможность проявить себя. Одни делали все, чтобы Украина устояла. Кто-то не делал вообще ничего.

О перемирии

Перемирие не зависит от нашего желания. И совершенно не факт, что оно зависит от желания Трампа. Но если будет перемирие на любых условиях, ничего катастрофического не произойдет, если мы займемся модернизацией страны и силового блока в том числе. Потому что не бывает сильной армии в необитаемой и экономически слабой стране. Катастрофой будет, если мы впадем в анархию и решение вопросов, кто больший воеватель, кто больший герой, кто больший волонтер и кто больше любил Украину последние три года. Если мы этого не сделаем и начнем модернизировать страну, – возьмем свое в другом раунде, когда у России будут проблемы.

Про пятую колонну

Никто из нас не понимает, почему они сидят в парламенте. Я не одного знаю. Например, в киевской кампании один из местных районных лидеров бывшей ОПЗЖ или Партии регионов был командиром повстанческого антироссийского отряда. Есть Вилкул – люди говорят и военные тоже говорят, что действительно сделал все, чтобы движение на правом берегу в северном направлении [было остановлено]. Не он это решил, но со своей стороны делал все. Эти же типочки даже не пробуют перекраситься.

О привычке к войне

Если в Киев выскочить на двое суток, процесса адаптации не происходит. Безусловно, я люблю семью. Как и все люди, хочу видеть родных, но хочу скорее вернуться в свои пенаты – комната, матрас, стол. Это проблема вообще всех военных. Людям надо будет отнестись к этому с пониманием и помочь теплотой. Мы все одичали.

О семье и родителях

Главное, что родители могут дать ребенку, – это нормальную семью. Я рос в семье, где люди уважали друг друга. Где с ребенком, может, не сюсюкались, но им занимались – вкладывали воспитание, проводили время, давали понимание. Я не мог до сорока лет материться, и даже выпить при родителях мне было достаточно странно. Это была хорошая интеллигентная семья. Любовь – это самое главное.

О собственном будущем

Пока я в армии исключительно. Чувствую себя на своем месте. Я почти счастливый человек, насколько здесь это возможно. Я отвечаю за людей, чувствую доверие этих людей. Я вижу результаты нашей работы, меня это устраивает.