Готов на все ради защиты родного города
24 марта 2022 года я пересек границу Украины, чтобы вступить в ряды ВСУ и активно участвовать в освобождении Украины. Я коренной одессит, а бывших одесситов, как известно, не бывает.
Читайте также Не 150 тысяч мобилизованных россиян: что на самом деле может усугубить ситуацию на фронте
С 1990 года я гражданин Израиля. Когда узнал о широкомасштабном вторжении российских войск, решение ехать в Украину созрело мгновенно. Я не мог себе представить, чтобы напротив моей 68-й школы в Одессе стоял какой-то вражеский танк. Ну, это из сферы фантастики. Для меня это было бы одинаково – что танк, что летающая тарелка. Вот и все. Ради того, чтобы этого не произошло – я был готов на все. Я и сейчас ради этого готов ко всему.
Я пришел в военкомат в Одесской области, однако сначала там не знали, что со мной делать. Гражданин Израиля, желающий поступить на службу на добровольной основе... Но я своего добился – меня отправили в Интернациональный легион. В середине июля подписал контракт.
Родные и друзья отнеслись с пониманием. Потому что я никогда не скрывал, что очень люблю Одессу. Я часто приезжал в Украину отдыхать. Стабильно дважды в год я бывал в Одессе. Мое решение не обсуждали. Все прекрасно понимали, что спорить бессмысленно.
Легионеров не интересуют деньги
В августе мы попали в Харьковскую область. Постепенно наши задачи, миссии, рейды становились все серьезнее, мы продвигались вперед. Легион сражается на самой передовой. Думаю, это ни для кого не секрет. Бойцы в контингенте – очень "заряженные". Именно "заряженные" воевать, "заряженные" на победу. Сборная со всех стран мира: США, Франция, Великобритания, Италия, бывшие страны постсоветского пространства. Практически все бойцы легиона очень мотивированы победой.
Атмосферу в Легионе можно описать одним, но очень живописным примером. Когда утром мы собираемся и выходим во двор попить кофе или выкурить по сигарете, канадец говорит немцу: "Дай, пожалуйста, мне прикурить", – тот ему дает прикурить, а первый отвечает по-украински: "Очень спасибо". Потом выходит еще кто-то, с другого конца света, и тоже на украинском: "Доброе утро". Я это наблюдал не раз.
Бойцы Легиона "заряжены на победу" / Фото Владимира Патолы
Командир у нас был тоже очень хороший. Был случай, когда нам пришлось ночевать в лесу, а ночь была очень холодная. Наш командир – гражданин Латвии – пошел 7 километров в деревню под обстрелами, чтобы принести нам одеяла. Вот это и есть настоящий боевой командир.
Во время моей службы в Легионе было очень много ярких моментов. На сами бои со временем уже не так обращаешь внимание. Первый раз, второй – адреналин. Потом уже как-то не так. Никогда не забуду, как мы возвращались из задания через город. Стоят дети. Махают флажками и говорят: "Слава Украине!". Это до глубины души. Я прожил всю жизнь на войне, ведь в Израиле она никогда не прекращается. Однако видеть таких патриотических детей – это очень сильно.
Эвакуация раненых – тяжелее всего на войне
На фронте я стрелок-водитель. За рулем чувствую себя прекрасно. Меня совершенно не смущают и не пугают обстрелы, летучие пылающие обломки, неровности на дороге. Это все такое. Стрелять я научился давно, ведь служил в израильской армии. Мышечная память сразу восстановилась. Поэтому с автоматом, с пулеметом и с вождением автомобиля я освоился практически моментально.
Мне приходилось эвакуировать раненых. Одно дело рисковать своей жизнью, а совсем другое – когда чувствуешь ответственность за жизнь другого человека. Я вывозил раненого сапера, наступившего на мину и ему оторвало часть ступни. Это так тяжело морально, что после этого я сказал, что за скорую больше не сяду. Военный медик – это высшая степень доблести.
Для Геннадия эвакуация раненых самая тяжелая / Фото Владимира Патолы
После протезирования – сразу на войну
Помню день своего ранения. Я взорвался на мине, когда выполнял задания по захвату вражеских траншей. Я полз на руках и кричал: "Врач, врач!". На всех языках мира. Было больно. Врач меня услышать не мог – он уже был далеко впереди, в траншеях. И как бы я его ни звал – велась активная перестрелка. Мне в спину прилетел еще какой-то осколок, потом – в живот.
Я долго полз на руках, кровь заливала лицо. Я не мог разобраться, сколько есть глаз, сколько нет. И вот когда я выполз из этой посадки в поле, в подсолнухи, услышал украинский язык. Это были ребята из другой бригады. Они меня вынесли. После этого я пришел в себя в Харькове в госпитале.
Помню еще только парня, разорвавшего мне рубашку. Мне казалось, что я ныряю в холодную воду и засыпаю. Было очень холодно, но он положил мне руку на сердце. Эта горячая рука и вытащила меня оттуда. Наверное, он мне спас жизнь в этот момент.
Теперь я жду протезирования. Начинаю реабилитацию, становлюсь на протезы и возвращаюсь обратно в часть. Штурмовик из меня, конечно, теперь будет не очень, тем более пулеметчик, но что-то будем делать. Будем идти дальше, вперед, наступать. Это не обговаривается.
Пока мы не победим – мы не остановимся. Мы будем идти вперед к победе.
С воином говорил: Владимир Патола.