Казалось, что нас хотели утопить в крови, – интервью с медиком о работе в Мариуполе и плене

555-й военный госпиталь располагался в Кальмиусском районе Мариуполя, недалеко от металлургического комбината имени Ильича. Когда россияне нанесли авиаудар по госпиталю, здание было разрушено. Весь медицинский персонал вместе с ранеными вынужден был разделиться на две группы. Первая присоединилась к украинским военным на "Азовстали", вторая отправилась в металлургический комбинат имени Ильича.

Актуально Побои, электрический ток и потеря памяти: история жителя Изюма о пережитых пытках

Впоследствии большинство из них попали в плен: 12 апреля – все, кто находился на заводе имени Ильича, 16 мая – находившиеся на "Азовстале". О том, как спасали раненых и в каких сверхсложных условиях, приходилось работать медицинскому персоналу – читайте в интервью медика Елены Бийовской 24 каналу.

"С 24 февраля начался интенсивный прием раненых"

Елена стала медиком еще в 1992 году, окончив медучилище в Беларуси. Однако работать вернулась домой в Украину. А через два года после этого пошла на службу по контракту. Поэтому сейчас у женщины более 20 лет военной выслуги.

Как вы попали в Мариуполь?

В Мариуполь я приехала 1 сентября 2021 года на службу в 555-й госпиталь на должность операционной сестры травматологического отделения. Работали как обычно, как в любой гражданской больнице – оперировали и гражданских, которые обращались к нам за помощью, и военных. У нас в госпитале были очень высококвалифицированные врачи, хотя это молодой врачебный и сестринский состав.

Мы никому не отказывали из людей, которые к нам обращались, и всем оказывали высококвалифицированную помощь. Все это продолжалось до вторжения.

Елена Бийовская / Фото предоставлено 24 каналу

22 февраля нас собрали по тревоге. И мы уже начали жить в госпитале без выезда домой. У нас было казарменное положение. Но никакой информации, что вторжение будет, сказано не было. Вот 24 февраля это все началось и очень интенсивно.

Мы должны были быть готовы к приему раненых пациентов. Поэтому с 24 февраля начался интенсивный прием раненых военных, гражданских, взрослых, детей. И мы стали оказывать помощь всем.

555-й военный госпиталь Мариуполя / Фото предоставлено 24 каналу

"Это был колоссальный объем работы, много раненых": о работе в госпитале

Как работал госпиталь с первых дней полномасштабной войны в Мариуполе?

Как начали работать? Очень сплоченно. Этот адреналин… У нас был один оперблок и две операционные: меньшая (на один стол) и большая (на два стола). В общем, у нас двухэтажное здание, поэтому начали открывать и операционные на первом этаже. Так у нас получилось 4 операционных и еще одна палата интенсивной терапии, куда мы увозили тяжелых пациентов уже после операции. А остальные пациенты – в хирургическое отделение на уход к медсестерам. Это был просто колоссальный объем работы. Раненых было очень много.

Мы точно не считали, но в день это более 40 раненых. И преимущественно это были тяжелые ранения – минно-взрывные травмы, отрывы конечностей, ранения в живот, грудную клетку и голову. Это было что-то ужасное. Когда была какая-то секунда и мы с девченками могли где-то переговорить, было такое впечатление, что нас просто хотели утопить в крови. Настолько было много раненых и настолько был ужасным объем работы, что просто не описать словами.

Но все работали очень-очень сплоченно. Каждый из нас знал свой объем работы, и все делалось очень быстро. В больнице не очень широкие коридоры, не очень большие помещения, но там было множество людей. И делать все нужно было быстро – завезти, вывезти, положить, разместить, забрать. Коллектив – просто молодец.

Коллектив медиков в Мариуполе / Фото Елены Бийовской

Сколько персонала было в 555 госпитале?

Из больницы это было более 100 человек. Из хирургического персонала с анестезиологической службой, с медсестрами и врачами – около 40 человек. К нам присоединились и гражданские медики. Они приходили из разных больниц, помогали нам. Очень сильно помогали. Это и медсестры, и хирурги, и анестезиологи. Однако рук не хватало, потому что было много операционных столов. Врачей и сестер нужно было больше, чем у нас было.

А медикам предлагали эвакуироваться вместе с ранеными в первые дни?

Медики, в частности, женщины, у которых маленькие дети, имели право пойти в декрет или уволиться.

Приходилось ли вам "выбирать", кому оказывать помощь, а кому не оказывать? В частности, из-за большого количества раненых, которые поступали в госпиталь?

К сожалению, но такая "сортировка" имеет место во время войны. Это очень трудные решения. Это не было так, что скажем, этому человеку не жить и просто оставляли его умирать. Нет, реанимационные мероприятия предпринимались до последнего. Обычно это были ранения, несовместимые с жизнью.

​Уничтоженный дом в Мариуполе / Фото из телеграма "Мариуполь сейчас"

"В помещение госпиталя попала бомба"

Получали ли врачи какие-то указания, как должны работать в дальнейшем, когда город уже был окружен? Как изменилась тогда работа вашего персонала?

Я не припомню точную дату, когда это произошло, это было где-то после 10 марта. В помещение госпиталя попала бомба. Отделение реанимации было разрушено совсем. Когда я шла по коридору и, например, открывала дверь там, где у нас была ординаторская, то за дверью была просто улица. То есть кабинетов с одной стороны вообще не было. Это было ужасно. И тогда было принято решение об эвакуации персонала и раненых собственно на заводы "Азовсталь" и Ильича.

Российская армия уничтожила немало больниц, несмотря на то, что во многих находились раненые люди. И на 555-й госпиталь Мариуполя также была сброшена авиабомба. Почему, по вашему мнению, россияне шли на такое?

До этого дня тоже сбрасывали, но вокруг нас. В частности, перед главным входом в хирургический корпус была сброшена (авиабомба – 24 канал). И у нас создалось такое впечатление, что они действительно знали, где располагался госпиталь. И просто у людей нет ничего святого. Вот и все.

Медики оказывают помощь всем во время войны. Неважно, кто этот человек вообще. И сбросить на госпиталь – это просто не по-человечески. Они знали месторасположение каких-то административных зданий, больниц... Все знали. На госпитале у нас был флаг Украины и медицинское знамя. Мы их не снимали.

Куда переносили тела людей, умерших в больнице?

Тела погибших военных приезжали и забирали представители частей. А гражданских забирали родственники.

Почему было принято решение разделиться и пойти на два завода?

Такое решение было принято после того, как на госпиталь сбросили бомбу. Для того, чтобы не рисковать ни персоналом, ни ранеными. Чтобы никто не погиб. Как происходило это деление? Оно происходило само собой. Просто решили между собой, я еду туда, а я туда. То есть это было не задумываясь, это нужно было как можно быстрее сделать. Мы отгружали аппаратуру, на которой можно будет работать, собирали медикаменты, материалы, инструменты.

В операционной, где я работала, окна были заложены мешками с песком. Но во время одной из операций упала бомба и они вылетели, все инструменты и материалы были в стекле. Взрывной волной все выбросило.

В таких условиях мы собирались и уезжали на комбинат.

А как вы добирались на завод Ильича? И каким увидели Мариуполь по дороге?

Уже полуразрушенным, пустым, без людей… Там дымит и там дымит. Дома развалены от снарядов. Очень-очень ужасно. Когда я шла еще на работу, то видела, как город жил. И то, что я увидела, когда мы ехали в комбинат, – это просто в голове не укладывается.

Мариуполь после российских обстрелов / Фото из телеграм-канала "Мариуполь сейчас"

Полная антисанитария и ужас: о пребывании на заводе Ильича

Как выглядел Мариупольский металлургический комбинат имени Ильича? Где в нем находились люди?

Сначала мы приехали, я не знаю точного местоположения. Это был такой длиннющий тоннель, вход и выход. В этом тоннеле сделали стеллажи для раненых из досок. Поставили печку-буржуйку и от генератора провели свет. Но там был порох, грязь. И в таких условиях мы оказывали помощь раненым. Это полная антисанитария. Я бы сказала, это было что-то ужасное.

Невозможно было стерилизовать какие-то инструменты и материалы, потому что даже включить маленький кипятильник было невозможно – генератор не справлялся и свет вообще пропадал. Вот в таких условиях мы и работали. Также было ограничено количество воды.

Какой была ситуация с медикаментами для пациентов? Вам их хватало?

Сначала, конечно, мы забрали на комбинат из госпиталя все, что могли: хирургические материалы и медикаментозные, антибиотики и другие препараты. Первоначально была возможность предоставлять полный объем медикаментозного лечения пациенту. Например, если это предназначение антибиотиков. Также медикаменты привозили и из частей нам, если не использовали. Даже были перевязочные и другие материалы.

Как вы успокаивали себя и пациентов все это время? Что вам давало надежду?

С родными у нас не было возможности общаться еще из госпиталя. У нас не было ни связи, ни интернета, ничего. Это, наверное, где-то в крови – вера в Украину, вера в украинцев. В то, что все будет хорошо, мы победим. И раненые тоже на нас смотрели. Мы – женщины, но мы придавали им какую-то уверенность в этом. Потому что они видели, что женщины держатся. И словом ободряли, и отношением своим к ним.

Что лично для вас было самым трудным во время пребывания в Мариуполе?

Это то, что я увидела, что сделали с Мариуполем, когда мы выехали из крайнего бункера. И самым страшным для меня лично, как для женщины, как для мамы, была мысль о том, что я, возможно, никогда не увижу своих родных.

Мариуполь / Фото из телеграм-канала "Мариуполь сейчас"

Сколько дней вы пробыли на заводе Ильича?

Я не помню точных дат. Возможно где-то с 14 марта по 12 апреля, до тех пор, как попали в плен. Это были просто разные бункеры. Мы много раз переезжали, когда была такая потребность. К нам привозили раненых. Возникала опасность быть уничтоженными. Поэтому принималось решение, искали другие бункеры, мы переезжали со всем этим оборудованием, с ранеными.

Бомбы же сбрасывали постоянно. Они обстреливали территорию завода Ильича из всего вооружения. Мы работали и не обращали на это внимания, даже если у нас лежал пациент на столе – проводили оперативные вмешательства, оказывали помощь. И под эти обстрелы тряслись стены, сыпался порох с потолка, пропадал свет. Но это не имело никакого значения, мы оказывали помощь, несмотря ни на что.

В камере на 6 человек было 40: о пленении и отношении россиян

Как вы попали в плен?

Вообще мы готовились к прорыву. Мы шли на прорыв в составе 36 бригады, в конце колонны. Нас начала накрывать артиллерия и авиация России. Мы были вынуждены спуститься в бункер, где размещался 1-й батальон 36-й бригады. Там был медпункт, где также оказывали помощь раненым и где еще привозили раненых. Мы там работали тоже. Я даже точно не помню, сколько мы там пробыли. И к тому моменту уже завод был окружен со всех сторон.

Было два пути: либо остаться в этом бункере навсегда, либо попасть в плен. Иного варианта не было. Часть 36-й бригады пошла на прорыв. Не знаю, вышел ли кто-нибудь из того прорыва, но многие погибли.

Российские оккупанты / Иллюстративное фото

А когда вы попали в плен, было ли к вам какое-то особое отношение, как к женщине?

Нет, не было никакого особого отношения. В Каменском у нас забрали технические средства, которые были. И тогда нас увезли в Сартану. Там уже отобрали документы и все остальное: рюкзак, в котором было какое-то белье, носки, зубная паста и щетка.

Каким был для вас период пребывания в плену? И что давало силы не сдаваться?

Психологически и физически было тяжело. Сначала мы были неделю в Еленовке. В Сартане мы провели буквально полтора дня, кажется. А потом поехали в Еленовку, где были неделю. Это была камера на 6 мест. А нас в ней было 40 человек. Еще и какой-то незакрытый туалет в той камере. Антисанитария полна.

Я жила на верхней полке с двумя девушками. Одна полка была сломана. Все остальные девушки жили на каждой полке по три, а остальные – на полу. Так селедкой, кто под столом, кто на столе, кто за столом. Так мы там жили неделю. Затем приехали в Таганрог. И оттуда началось самое тяжелое. Психологически тяжело было. Мы не знали, когда это все закончится. И вообще никто нам ничего не говорил. Нам все время говорили, что мы Украине не нужны, что мы никому не нужны.

Это было счастье: про обмен и встрече украинского военного

Важно. 17 октября Украина и Россия провели обмен военнопленными, при котором Украина смогла вернуть 108 женщин. Среди них была и Елена Бийовская.

Как вы узнали, что едете на обмен?

Мы находились в колонии в Курской области. Затем в Таганроге полтора суток. Нас всех собрали, посадили в автозаки и мы поехали. Я так понимаю, на какой-то их аэродром. Тогда на самолете нас доставили в оккупированный Крым. Мы этого еще не знали, конечно, но в самолете нам не одевали мешки на голову и не закрывали глаза. Хотя стяжки на руки надели.

И где-то в глубине души мы понимали… Просто мы столько раз меняли месторасположение в этих колониях… Чтобы не сглазить. Даже само отношение к нам в самолете не было уже настолько резким, как было в другие разы. И мы все же понимали, что, наверное, нас везут на обмен. Но все равно между собой говорили, что вот пока не стану на родную землю, не буду себе давать надежду. Потом уже в Крыму нас посадили в КрАЗы. Тогда с нами не поехала охрана и мы поняли, что все-таки едем на обмен.

Важно Первыми эвакуировал женщину с ребенком, у которой убили мужа, – интервью с волонтером-британцем

Кого вы увидели первым, когда приехали? И какие у вас были эмоции?

Это было счастье. Первым увидели нашего военного с украинским флагом. И по привычке я лично вышла из той машины с руками за спиной. А он говорит: "Не надо руки за спину, вы на родной земле".

Елена Бийовская (первая слева) после освобождения из плена / Фото Юрия Погуяйко

Врачи фактически воюют со смертью. Что бы вы хотели сказать о вашем коллективе, который остался в городе и спасал жизнь людям там до последнего?

Выбор, конечно, был – оставаться или нет. Хотя он как будто и был, но его и не было. Я еще тогда, когда мы находились в госпитале, говорила девчонкам: "Знаете, у меня два сына. И мне не будет стыдно смотреть детям, моим сыновьям в глаза". И вот эти слова сбылись.

Сегодня мы все в один голос говорим о том, что мы не сожалеем о своем выборе, что мы по-другому не могли поступить. И мы можем совершенно смело смотреть в глаза своим детям и народу Украины, что мы не оставили ни своих побратимов-медиков, ни раненых. Мы остались оказывать помощь людям.

Многие медики сегодня еще остаются в плену. Что следует делать для того, чтобы помочь освободить их?

Мы все продолжаем эту борьбу. Я считаю, что постоянно нужно обновлять списки во всех инстанциях, занимающихся обменом наших воинов. Постоянно держать руку на пульсе, постоянно следить за информацией, постоянно напоминать о том, что медики еще в плену. Не только медики, но и многие украинские женщины и мужчины.