История любви Татьяны и Артема началась, как в фильмах – сначала ты думаешь, что лучше никогда в жизни больше не встречать этого человека, но судьба снова сводит вас вместе. И эта же судьба испытывает вас снова и снова, чтобы убедиться, действительно ли вы хотите быть вместе. Испытывает войной, расстоянием, неизвестностью.

Артем встал на защиту Украины еще задолго до полномасштабного вторжения и был командиром разведывательного взвода и внештатным медиком в группе спецназначения "Мангуст". Татьяна – врач-анестезиолог. Вместе они преодолели тяжелый путь реабилитации после двух ранений Артема на фронте и комы и доказали, что настоящие чувства способны преодолеть все вызовы.

Своей трогательной историей Татьяна и Артем поделились в интервью 24 Каналу, а также рассказали о вызовах и недоверии, с которыми сталкиваются раненые военнослужащие и их родные.

Расскажите, как вы познакомились и каким было ваше первое впечатление друг о друге?

Татьяна: Мы познакомились на Дне рождении нашего общего друга, и мое впечатление о нем было очень негативное. Он очень саркастично шутил и цеплял меня своими шутками, поэтому он мне не понравился. После этого мы не виделись. Я сказала другу, чтобы больше не вспоминал об этом человеке вообще при мне, и он, в принципе, больше не вспоминал.

Где-то через 4 года, наверное, Артем написал мне в инстаграм. Я не знала, что это он, потому что настолько была на него зла, что забыла даже, как он выглядел. То есть я знала, что он есть, но на этом все. Потом я случайно узнала, что это он, но мы уже начали нормально общаться и завязались потом отношения.

Не пропустите Красота – это о внутреннем мире․ Как люди с ампутациями и травмами лица адаптируются к жизни

Артем тогда уже был военным, или он присоединился к армии, когда вы были в отношениях?

Он был военнослужащим, но контрактником. И на тот момент, когда мы начали общаться, он был между контрактами, уволен. То есть у него за плечами уже был трехлетний контракт. Через 2 дня, когда мы начали общаться, он поехал на следующий контракт, то есть можно сказать, что да – уже был.

А у вас какая была первая мысль о будущей жене?

Артем: Никакой первой мысли на самом деле не было. Просто девушка, с которой можно было пошутить, все.

Когда вы решили присоединиться к армии, что стало причиной? И чем вы занимались в армии?

Артем: Я пошел на контракт в 2017 году. Пришел тогда, чтобы делать добро в плане медицины. После медицинского (университета – 24 Канал) хотел спасать людей. Насмотрелся фильмов о войне и думал, что стану тем самым парнем-медиком, который будет вытаскивать ребят из-под огня, оказывать им помощь. Но оказалось немножко по-другому.

По первому контракту я служил три года. Потом вернулся домой, устроился работать массажистом. Некоторое время работал, потом мне стало скучно, потому что я – человек, который постоянно должен быть в движении. Поэтому вернулся снова в армию. Там уже попал в подразделение разведки. Я был командиром отделения разведки, но и выполнял обязанности медика. То есть то, что я хотел раньше, я выполнял во время войны. Меня это устраивало.

Где вы застали 24 февраля – дома или на фронте?

Смотрите, как было: у меня был побратим "Химик", и нас отправили снимать на камеру, что делают оккупанты, их перемещения и так далее. Жили у ребят из пехоты, а сами выбегали каждое утро на передок, снимали россиян на камеру и передавали в штаб. И однажды в 2022 году я просыпаюсь, а мне говорят, что война (полномасштабное вторжение – 24 Канал) началась. Так я войну и застал – на фронте.

Татьяна, расскажите, как вообще быть любимой военнослужащего? С какими сложностями приходится сталкиваться? И что вообще самое сложное в отношениях с военным?

Татьяна: Трудно сказать так коротко. Быть партнершей военного – это трудно, потому что есть очень много вызовов, к которым ты не готов. Например, если ты учишься в университете и планируешь быть врачом, как я, то ты знаешь, к чему идешь, видишь реалии. А когда ты становишься партнершей военного...

У нас в стране до 2014 года войны никогда не было. У меня не было в семье никого из военных и я не знала – как это вообще, какие они люди, что там? Эта специфика была мне неизвестна. Но когда я начала встречаться с Артемом, то не рассчитывала на что-то серьезное, типа брака, ребенка и все остальное. Просто завязывались отношения.

Кроме того, тогда я не знала, на что мы идем, потому что не было полномасштабки. Он шел просто в зону АТО, и я вообще не считала, что это что-то страшное. В общем, когда он был там в учебных частях, то ничего страшного и не было. Это когда они уже попали в сектор, в зону АТО и ООС, там уже были какие-то нюансы. Но в принципе тоже не столь рискованно, чем когда началась полномасштабная война.

Относительно вызовов, то их можно разделить на "до" и "после" начала полномасштабной войны. Единственное, что объединяет эти два периода, – это расстояние. Отношения на расстоянии, еще и с риском, – это трудно для обоих. Я думаю, что если есть настоящие чувства и люди действительно друг другу подходят, то это все можно пережить. Но если это действительно чувства, потому что я вижу очень много пар, которые разваливаются из-за расстояния, из-за этого постоянного страха.

Партнер военнослужащего чувствует одиночество, потому что видит вокруг себя пары, которые вместе постоянно. Живут вместе, имеют возможность быть вместе, а ты сидишь и не знаешь, когда ты увидишь его. У нас был период, что мы не виделись больше полгода, и это долго. Это трудно, когда молодые люди так долго не видятся, появляются разные страхи, особенно когда он – военный в активной войне. Трудно, я не знаю, какими еще словами это описать.

Татьяна и Артем
Татьяна и Артем / Фото из инстаграма Татьяны

Хотелось бы больше понимания от общества, наверное. Трудно, потому что ты начинаешь создавать свой пузырь людей, которые тебя не донимают, не ставят тупых вопросов по типу "что там твой говорит?", "когда война закончится?", не говорят, что "я бы своего не отпустила", или "мой не создан для войны". Потому что это говорит каждый второй, это говорят и родные, и друзья, и близкие. Люди это не фильтруют, не понимают, что делают больно.

Это большой минус и сложность, потому что нет нормальной коммуникации с внешним миром, а найти себе подругу – партнершу другого военнослужащего – тоже не вариант, потому что она имеет свой опыт, и ты не знаешь, как она это проживает.

И если, например, ее партнер сидит где-то на расстоянии от передка, от нуля, и делает что-то не такое рискованное, как твой партнер, то ты начинаешь злиться. Хотя ты не имеешь права на нее злиться, но злишься, потому что у тебя нет с мужем связи по 5 дней, ты знаешь, куда он выходит, что он делает, и это страшные вещи. А она с ним постоянно на связи, он и приехать может чаще. Так что это не вариант. Но если есть чувства, то можно все пережить.

Артем, вы получили два ранения. Первое было легкое, и через месяц вы вернулись на фронт, а потом было черепно-мозговое осколочное, когда отказали левые конечности. Можете рассказать, как это произошло?

Артем: Первое ранение было легкое – в ноги. Тогда было так: пехота штурмовала позиции оккупантов, а мы, разведка, сидели в штабе, смотрели камеру и контролировали, вдруг что – надо было отправиться на помощь. И все пошло, как всегда, не по плану.

Оккупанты начали отбиваться, наша пехота начала отходить. Пехота еще параллельно потеряла танк, он подорвался на мине. Надо было отправиться им на помощь, и командир отправил меня с этим танком. Мы с побратимом садимся в джип и едем. Сзади нас едет танк. Подъезжаем, я выпрыгиваю из джипа, говорю водителю спрятаться в посадку, а мы бежим вперед.

Стоит внимания Бойцы НГУ взяли в плен 6 оккупантов на Покровском направлении: военные показали видео

Подбегаю к пехотинцу – капитану – говорю, что вот танк, берите и штурмуйте дальше. Он говорит, что они не пойдут штурмовать. Я передаю, что отбой, штурма не будет, и говорю, чтобы танк прятали в посадку, потому что он на дороге стоял. Но у ребят, вероятно, был первый выезд на танке, они достаточно неопытные были. И в это время прилетает мина. Мы падаем все. Я встаю, смотрю на капитана, а у него перебита была лучевая артерия.

Зажимаю рукой, вытаскиваю его, накладываю турникет. Мой напарник говорит, что там есть "трехсотый". Начинаю бежать к нему, и между нами падает мина. Встаю, бегу уже к напарнику – у него была перебита большая берцовая кость, и я как раз подумал, как буду тащить его километр до джипа. Смотрю на штаны, а у меня кровь. Я же перед этим передал командиру, что "трехсотых" – три. Потом говорю: "Отбой, "трехсотых" – 4". Он спрашивает, кто четвертый. Говорю: "Я". Когда прилетела мина в танк, тогда и "затрехсотило".

То есть вы с самого начала были в шоковом состоянии и не могли понять, что получили ранения, а поняли только после того, как оказали первую помощь побратиму?

Нет, не то чтобы был в шоковом состоянии. Я чувствовал, что у меня что-то печет, но думал, что, может, упал на камень. А потом смотрел, что по штанам течет кровь. Думаю, наверное, я "трехсотый", если что-то печет. Потом выехал на Селидово. Думал, что там ничего серьезного, день – два и вернусь на передовую, а там везде осколки, надо было 3 – 4 операции, чтобы достать.

На каком направлении это произошло?

На Донецком, под Песками, как и второе ранение. Тогда мы просто не заметили дрон, который сбрасывал мины. Возможно, было несколько дронов, потому что тогда был штурм оккупантов. Мы отражали атаку, я был в засаде, чтобы вдруг что выстрелить в российскую технику. Но видно, не так хорошо спрятался, как спрятался дрон надо мной. Помню вспышку перед лицом, как начинает болеть голова.

Подбегает мой покойный побратим "Серго", погибший в Бахмуте, говорит, что я тяжелый "трехсотый". Я ему говорю, что нет, все нормально. Но мне прилетел осколок в голову, пробил каску. Потом меня вынесли полностью на броне.

Артем с побратимами на службе
Артем с побратимами на службе / Фото предоставлено 24 Каналу

Что вы помните, каким было ваше первое воспоминание, когда пришли в себя?

Я, возможно, отключался, когда ждал группу. Помню, когда ребята несли меня, нас сопровождал российский дрон, который постоянно сбрасывал мины. У меня очень болела голова, просто страшно. Я уже говорил, чтобы оставили меня там. Помню, ребята постоянно падают, потому что прилетают мины. Соответственно, падаю и я на носилках. Потом меня вынесли за посадку, положили в пикап и вывезли.

Нас повезли по больницам вместе с побратимами – "Серго" и "Мишаней. Я еще тогда говорил, что заберите мой автомат, потому что я завтра – послезавтра вернусь, чтобы все было на месте. Потом я отключился на неделю, впал в кому.

Татьяна, как вы вообще узнали о ранении Артема? Что можете вспомнить о том моменте? Какие были ваши первые действия?

Татьяна: Я ехала с работы. Я работаю врачом-анестезиологом, у меня посуточный график, и я ехала со смены. Мне сообщили медицинские работники, где он лежал в реанимации, потому что у него не было телефона, не было никакой возможности связаться и у него было немного спутано сознание. Сказали, что он в реанимации в киевской больнице, что жив.

Я написала другу, тому нашему общему, через которого мы познакомились, и еще некоторым близким людям. Брат знакомого работал в этой больнице и сходил к Артему в реанимацию, узнал диагноз. Передал его мне, и после этого я поняла, что все очень плохо.

Я работаю в отделении, которое лечит таких больных. Если бы ко мне приехал такой пациент, я бы не ставила 100% на то, что он выживет, потому что это очень тяжелое ранение. С очень тяжелыми последствиями – не для конечностей, а именно для головы. У Артема был очень выраженный отек мозга, потому что там был осколок, и были еще костные обломки, которые повредили мозг вторично. Металлический обломок достали, а вот с этими мелкими костными еще была проблема. Из-за этого его операция была сложная.

Я связалась с его родителями. До этого он нас еще не знакомил, потому что они живут в оккупации в Херсонской области. Он хотел познакомить нас только лично, но началась война и никто туда не поехал. Я знала, что у него есть мама, сестра и отчим, но он обо мне им не рассказал. Я позвонила его маме, рассказала, какая ситуация, и так мы познакомились с ней, и с сестрой также. Она живет в Киеве.

Это было утро субботы, и в больнице мне сказали, что в понедельник Артема переведут в отделение в палату, можно будет приехать и уже с ним быть. Я сообщила на работе, что у меня такая ситуация и мне надо поехать на неопределенный срок. Поэтому собрала вещи, поехала в Киев и была с ним все время.

Как проходила реабилитация? Что было самым тяжелым в этот период?

Артем: Самым тяжелым было, когда я проснулся, а моя правая рука полностью привязана, а левая – нет. Я не понимал, почему так. Приходили врачи, смотрели на меня., Я спрашивал, когда у меня рука и нога заработают. Я тогда еще плохо говорил, и сейчас плохо, а тогда еще хуже. А они все как-то кивали и выходили, но ничего не говорили.

Приходил какой-то дядя, хотел что-то от руки, но рука не хотела что-то с ним делать. И у меня всегда был вопрос – когда заработает моя рука? Еще были эти меланхоличные моменты, когда я постоянно плачу. Это самое страшное на самом деле – когда ты плачешь и не знаешь, чего ты плачешь.

Что помогло вам не потерять мотивацию лечиться?

Я встречал ребят, похожих на меня. Спрашивал, что они делали, и они мне подсказывали. Плюс со мной постоянно была моя жена, тогда еще девушка, которая постоянно меня мотивировала не сдаваться. Она всегда выполняла мои прихоти. Например, хочу подышать свежим воздухом – пошли подышим.

Татьяна, что вы можете вспомнить из того периода?

Татьяна: Мы пробыли где-то 3 недели в Киеве, потом поехали в Хмельницкий. Там Артем проходил самый тяжелый, значительный этап реабилитации. В Хмельницком его поставили на ноги, и он начал ходить, потому что приехал туда лежачим. Хотя реабилитолог Артема делал ставку на то, он не будет ходить.

Левая рука у него до сих пор не работает. Нога работает больше как опора, но он ходит. Заведующая больницы в Хмельницком посоветовала купить специальное устройство для ноги – ортез, который поддерживает стопу, потому что она висит, и поэтому Артем не может сделать полноценный шаг. Ортез поддерживает стопу под углом 90 градусов, чтобы была правильная инициация шага. Мы заказали его, и теперь постоянно заказываем, потому что они часто ломаются из-за того, что Артем постоянно поддерживает физическую активность.

Я была там с ним, жила у подруги и ездила к нему каждый день. Артем постоянно был в реабилитационном центре, как на стационаре, ежедневно занимался 3 часа со специалистами. А потом, когда дали добро, потому что у него еще был абсцесс селезенки и некоторое время была запрещена активность, я занималась с ним еще вечером, потому что освобождались реабилитационные залы. Поэтому мы ходили, еще занимались с ним повторно.

Артем и Татьяна на реабилитации
Артем и Татьяна на реабилитации / Фото предоставлено 24 Каналу

Прошло много времени, когда я была там. Артем получил ранение 27 ноября, и где-то 20 февраля я поехала в Запорожье, потому что мне уже позвонила моя заведующая и сказала, что некому работать, надо выходить на работу. Когда Артем уже мог самостоятельно дойти до туалета и обратно, одеться, поесть, то есть выполнить базовые потребности, – я поехала. Он еще месяц там восстанавливался, потом прошел ВВК и вернулся домой. Но потом еще ездил в разные центры на реабилитацию.

Что помогло вам не сдаться и поддерживать мужа весь этот путь?

Татьяна: Муж (смеется – 24 Канал). То есть у меня совсем не было такого понимания, что он останется лежачим. Даже когда я увидела его в том состоянии, в котором он был с самого начала, у меня было четкое понимание, что он будет ходить и все будет нормально. Относительно руки, пусть не обижается, но у меня были такие прогнозы, что с рукой не будет все хорошо, потому что очень тяжелая травма.

Все мои коллеги, которые работают в отделении, где лечат таких пациентов, каждый раз, когда спрашивают, как там Артем, говорят, какой он молодец, что так восстановиться – это чудо. Но это не чудо, это – обычный человеческий труд, потому что у него было большое желание восстановиться. И он работает над этим, потому что имеет мотивацию. Он не останавливается, не опускает рук и не впадает в депрессию. Но это благодаря тому, что также вовремя подобрали терапию. Эти нюансы также надо учитывать.

Что касается меня – что помогло? Любовь. У меня не было каких-то других мыслей, чтобы что-то делать по-другому.

После ранения Артема прошло уже более 2 лет, но путь реабилитации до сих пор продолжается. Через два месяца после ранения Артем и Татьяна поженились. Для этого мужчина специально готовился на реабилитации, чтобы самостоятельно преодолеть 28 ступенек в ЗАГСе. Теперь перед супругами появились новые вызовы – в октябре 2023 года они впервые стали родителями.

Прошло уже более 2 лет после ранения, вы стали родителями. Как сейчас вы живете? Как вы адаптировались к новым условиям?

Татьяна: Мы постоянно куда-то ездим, потому что живем в Запорожье в том районе, куда достают КАБы. Поэтому хотелось бы быть дома, но есть такие "нюансы". У меня родители живут в Польше, то мы можем ездить к ним, чтобы перебыть, потом возвращаться домой. Потому что муж, например, весь 2024 год постоянно был на каких-то реабилитациях. Едет на месяц – два, приезжает на неделю – две и потом снова едет.

Относительно быта, то муж помогает мне. Могу с сыном его оставить. Он может его накормить, но вот переодеть не может, потому что одной рукой трудно переодеть ребенка, которому почти полтора года, потому что она как "колбаса" вырывается. Я хожу на йогу три раза в неделю, то он остается с сыном – кормит, умывает, играет с ним, укладывает спать. В этом плане не могу сказать, что он помогает мне с ребенком, потому что это же и его ребенок – мы друг другу помогаем.

Татьяна и Артем с сыном Татьяна и Артем с сыном
Татьяна и Артем с сыном / Фото из инстаграма Татьяны

Артем справляется со многим относительно ребенка и быта. Может приготовить какие-то простые блюда. У нас есть специальная доска с гвоздями, чтобы можно было прикрепить на них какой-то продукт и порезать. Поэтому Артем может что-то приготовить несложное, пропылесосить, может ухаживать за ребенком. Но ему нужна помощь с одеждой, чтобы вылезти из ванной.

Также у него еще эпилепсия, появившаяся из-за травмы. Поэтому мы постоянно на чеку, потому что ты никогда не знаешь, когда случится приступ, и случится ли он. Поэтому здесь, как ходить по лезвию ножа. Каждый день. Каждую минуту. Но мы привыкли.

Артем, с какими предубеждениями вам пришлось сталкиваться после ранения?

Очень-очень часто слышу вопрос – а это лечится? У меня же ортез на ноге, он заметен. Поэтому вопрос – а это лечится? Лечится реабилитацией, постепенно. Это у тебя нога ранена? Нет, голова. Трудно объяснить человеку, что ты получил ранение в голову, а не работает рука и нога.

А с какими вызовами в целом сталкиваются семьи раненых военнослужащих? Получаете ли вы достаточную поддержку от общества и от государства?

Татьяна: От государства – нет. По организации, то нет организации тех процессов, которые должны происходить после ранения. Когда муж получил ранение, спасибо, что кто-то в палате нам сказал, что надо определенную справку, потому что без этой справки он не получит выплату и льготы. Мы добились от части справку, и там честными были, без проблем нам помогли с документами и все сделали. Потом уже была какая-то задержка, но некоторым военнослужащим не дают эти документы, на которые они имеют право.

У нас не было с этим проблем, но дальше были проблемы, некоторые нюансы с МСЭК. Потом ты не знаешь, куда тебе идти, какие документы дальше получать, потому что оказывается, что, кроме пенсионного удостоверения, еще есть какое-то удостоверение инвалида войны, которое должно войти в социальную защиту. Мы об этом не знали, и поэтому нам начисляли меньшую в 2 раза пенсию, потому что в социальной защите нам не сказали о том, что он должен получить это удостоверение. И таких нюансов было очень много. Пенсию нам пересчитывали 4 или 5 раз, пока добились той, которая должна быть.

Важно Повысят ли пенсию по инвалидности в марте 2025 года

Это настолько смешно, просто до абсурда дошло относительно этих неорганизованных процессов, через которые проходит ветеран. Сейчас они пытаются что-то делать, создали департамент ветеранской политики. Не знаю, как оно там, потому что мы уже прошли через эти этапы, пострадали достаточно сильно из-за этого, где-то недополучили выплаты, но уже как есть. Надеюсь, что они это все исправят и у других ветеранов будет все хорошо.

Вызовы по поводу общества ... Наверное, сейчас у людей начинается такое отношение, как когда-то к АТОшникам. Когда началась война, все хотели быть с военными, все хотели помогать военным, их боготворили. А сейчас – "мы тебя туда не посылали, не надо было идти".

Иногда Артем должен передвигаться по городу сам и ездить общественным транспортом. Некоторые водители маршруток, которые знают его в лицо, просто не останавливаются, если видят, потому что он едет бесплатно, у него есть удостоверение. Некоторые классные, они останавливаются, здороваются, а некоторые не останавливаются даже, или требуют показать удостоверение, когда маршрутка движется и он одной рукой держится. Некоторые люди нормально относятся и благодарят.

В общем наше общество не готово, общество не знает, как общаться с ветеранами. Очень часто ставят много некорректных вопросов, не спрашивая, можно ли их ставить. Очень часто сопровождают нас взглядами, особенно, когда видят ребенка с ним.

Наши люди не готовы. Наша власть ничего не делает для того, чтобы наши люди были готовы. Третий год большой войны, а мы до сих пор не умеем общаться с ветеранами и их партнерами.

Как все эти испытания повлияли на ваши отношения, укрепили ли любовь?

Артем: Думаю, да. Жена постоянно поддерживает меня. Говорю, что хочу на реабилитации, она говорит – езжай. Ей бывает тяжело, потому что я еду на месяц, а она сама сидит, не может никуда сходить. Я понимаю ее, но для меня стоит приоритет – это реабилитация.

Татьяна: У нас было не лучшее время в отношениях (перед ранением – 24 Канал). И, наверное, если бы все сложилось по-другому, то, вероятнее всего, мы разошлись бы. Это я так думаю, муж думает иначе. Поэтому – да, отношения укрепились, потому что я была с ним на всех этапах, и до сих пор остаюсь.

У меня есть муж, который помогает мне в быту. Он человек с инвалидностью, но он не "бытовой инвалид". У него нет признаков токсичной маскулинности, мол, ты – женщина и должна делать. Он помогает со всем, с чем может. Иногда, когда не помогает, потом оказывается, что у него что-то болело, а он не хочет жаловаться, потому что надоело жаловаться. То есть, что что-то не так. У нас нормальные крепкие отношения. И ребенок также укрепил отношения.

Молодая семья
Молодая семья / Фото из инстаграма Татьяны

Какие у вас планы на будущее? О чем мечтаете?

Артем: Я хочу устроиться на работу, но когда ты говоришь, что имеешь нерабочую руку и ногу, то люди сразу подумают – инвалид, кому он нужен? Хотя это все условно, на самом деле. У меня же работает правая рука и правая нога, и частично работает левая нога. Я, конечно, не могу быть диктором, идеально говорить, но это же постепенно учатся. Также я учусь на биолога.

Говорил жене, что могу устроиться на работу охранником, но она против. Хочется устроиться на работу, чтобы приносить больше денег домой.

Татьяна: Мне, наверное, хотелось бы переехать, потому что жить в Запорожье немножко страшно, еще и когда имеешь ответственность не только за себя. Когда муж воевал, а я жила одна, "Искандеры" летели в соседние дома, то я сидела в коридоре и думала – главное, что я в пижаме, голую не найдут и так далее. А сейчас уже немножко иначе, потому что есть ребенок.

Я хотела бы переехать, возможно, в другой город, но, вероятно, я не хотела бы жить в другой стране. Когда я в Польше, то думаю, что надо переезжать, потому что здесь такая беззаботная жизнь, а когда дома... Все-таки, какие бы ни были у нас особенности менталитета, я люблю свою страну и не хочу никуда. Хотела бы путешествовать, потому что муж никогда до этого никуда не ездил. Хотела бы выйти на работу, но не в Запорожье. Я не смогу оставить ребенка здесь и быть на работе, особенно, когда у меня такая работа, что я не смогу уйти в любой момент.

Настоящие чувства готовы преодолеть все, и это не цитата из романтического фильма. Это мысль, которая возникает, когда знакомишься с героями нашего интервью. История Татьяны и Артема – это доказательство того, что настоящая любовь не знает ни страха, ни препятствий. Испытанная войной, болью и борьбой, она только закалилась.

Сегодня, в День влюбленных, хочется напомнить: любовь – это не только романтика, но и ежедневный выбор быть вместе, несмотря ни на что. Такая любовь дает силы и становится опорой даже в самые темные времена.