СВОИ. Истории тех, кто уехал, чтобы вернуться

До полномасштабного российского вторжения Оксана работала в должности начальницы отдела информаций и связей с общественностью в университете. После выезда из Мариуполя она вернулась к своим обязанностям, однако теперь работает в столице.

Важно Всю жизнь поместили в авто и 2 чемодана, – история медсестры о выезде из Мариуполя и новый дом

Историю своей эвакуации Оксана называет везением, ведь оккупанты требовали фильтрации, но ей удалось без нее попасть на подконтрольную Украине территорию. Кто помог уехать из Мариуполя, как удалось пережить бомбардировку и блокаду города, Оксана рассказала 24 каналу в рамках проекта СВОИ.

24 февраля – это день, который перевернул сознание всех в нашей стране. У каждого он начался по-разному, но все равно больно. Как началось ваше утро? Какие были мысли в тот момент, когда вы узнали, что началась полномасштабная война?

До войны была спокойная рабочая неделя, я вся была в делах. Вот и обычный будний день, четверг, 24 февраля. Я помню, что я проснулась, как всегда, в 7 утра, когда прозвенел будильник.

Первое, что я всегда делаю – тянусь к телефону, чтобы увидеть, что мне пора вставать, а тут я увидела какие-то странные сообщения. Захожу сначала в рабочий чат с моими коллегами из моего отдела. Мой коллега, живший на левом берегу, в 5 утра первым начал писать, что там "прилетело". Он паниковал, спрашивал, что происходит, что делать и нужно ли ехать на работу.

Я тогда ничего не поняла. Затем зашла в чат с администрацией университета, увидела сообщение ректора: "Уважаемые коллеги, оставайтесь дома. Не паникуйте. Все хорошо".

У меня это все не укладывалось в голове, я ведь была дома, в Мариуполе, в своей постели. 7 утра, а тут началась война. Я не могла в это поверить. Даже не знаю, как это передать, но я думаю, что вы чувствовали то же самое.

За неделю до этого мы видели разные новости, в том числе и те, которые публиковали для нашего академического сообщества. Писали о том, что если что-то произойдет, нужно действовать так вот и так, но до последнего в это верить не хотелось. Даже когда война началась и прошла неделя, я все равно отказывалась верить.

Как я понимаю, из города вы не уехали в начале войны. Почему?

Первые выстрелы были из Левобережья, то есть на противоположном конце города. Я жила неподалеку от "Порт-Сити". Это недалеко от дороги на Запорожское шоссе. Это другая часть города. Я даже почти не слышала первых взрывов.

В первый день было очень страшно просто выйти на улицу. Мне казалось, что сейчас я выйду в парк и не смогу добраться до работы, потому что что-нибудь произойдет. Прекратили работать магазины, люди переставали выходить на улицу. Стало безлюдно, тихо и немного страшно.

Знаете, я до последнего думала, что это меня не коснется, и когда наши соседи уезжали, когда я с братом своим общалась и он кричал мне слезно: "Пожалуйста, беги оттуда", а я говорила ему: "Куда? Вот куда? Я дома. Со мной все будет хорошо". А когда город заблокировали, я думала, что день – два и все пройдет, а оно не проходило и это было самое страшное.

Я 2 недели просидела с отцом в квартире. Мы не прятались в бомбоубежищах, потому что в нашем доме подвалы вообще не были оборудованы для этого. Перед нами была 9-этажка. Мой отец выходил, искал, где можно было бы спрятаться, и почти все жители дома, который был перед нами, собирались в последнем подъезде. Я не помню, в третьем или четвертом. Представьте себе, 9-этажка, пусть будет трехподъездная, и в подвал третьего подъезда все жители завалились. То есть там места живого не было для них самих, а здесь еще и мы.

Сначала мы прятались в доме. Были выстрелы с одной стороны, со стороны Старого Крыма, а 2 марта, когда все началось (блокада города – 24 канала), в наш подъезд прилетел снаряд. Было ужасно. У меня всегда был страх, что сейчас прилетит мне в лицо.

Помню, как я стояла в коридоре со своей собакой, тогда было одно попадание, и дом затрясся. Я стояла и не понимала, что произошло, а потом услышала, как в подъезде кричат соседи. Я выгляжу, а там – все черное. Я вижу из окна кухни, что что-то горит. Мне стало так страшно, но мой дом цел. Так вот проходил день за днем.

Со 2 марта не стало ничего. Не стало электроснабжения, не стало воды и связи. Вот что связь пропала, это было, пожалуй, самое страшное. Для меня, как для информационницы, это было очень страшно. Трудно было, потому что нельзя было связаться ни с друзьями, ни с коллегами, ни даже сказать, что у тебя все хорошо. Чем дольше это происходило, тем сильнее это на меня влияло.

Я к новостям всегда относилась нейтрально. Но вот утром 24 февраля мне хотелось читать абсолютно все. Казалось, что нужно все знать, и создавалось впечатление, что будто ты контролируешь ситуацию, хотя это совсем не так.

Я вот сидела за ноутбуком и просто не могла оторваться от новостей. Какая-то мелочь, вообще неважно что, вот просто, чтобы понимать, что все хорошо. Сначала писали, что все хорошо, что Украина готова, ничего страшного, Мариуполь защитят, и в это верилось. Казалось, ничего страшного не будет, что сейчас побомблят неделю, и все пройдет. Сколько себя не утешаешь, а сталкиваешься с реальностью и… все.

Как вы выживали в условиях, когда не было газа, света, связи? Во-первых, тогда было холодно, конец зимы. Были ли у вас какие-нибудь запасы продуктов?

Пока был газ, мы готовили еду. И все было нормально с водой, ее привозили. Хоть и были обстрелы, но мы ходили за ней. Также были запасы технической воды. То, что было холодно, это, конечно, факт. Я помню, пока еще был газ, мы просто нагревали воду и ставили все в одну комнату, чтобы было теплее.

Когда были обстрелы, так получилось, что в моей и отцовской комнате выбило окна. Это был конец февраля, на улице –10 градусов. Вот что на улице, то и в доме. Была у нас еще одна комната, в которой уцелели окна, так мы перебрались туда. Нагревали воду, ставили и тепло из баллона отдавало в комнату. Где-то примерно +17 градусов было, и мы так жили. Тогда на мне было где-то 2 свитера.

Когда газ отключили, вот тогда пришлось одевать 4 свитера. Я их не снимала. Мы спали под 6 одеялами. Было ужасно холодно. Я помню, что когда читала книгу, руки просто замерзали.

Отец переживал, что нечего будет есть. Пока газ еще не отключили, мы пошли с ним к родственникам, чтобы проверить, все ли с ними в порядке, а потом пошли на рынок и хапнули 40 килограммов картофеля. Мы думали, что мы будем его варить и как-нибудь протянем. А когда газ выключили, мы думали: "Вот у нас полная ванна картофеля. Что с ним делать? Есть сырым?". Короче, судьба картофеля была такова, что он пролежал 7 недель в ванной, пророс, а потом мы его почти за бесценок продавали, когда пытались найти средства, чтобы выбраться из Мариуполя.

Разрушен оккупантами Мариуполь
Разрушенный оккупантами Мариуполь / Фото городского совета Мариуполя

Через 2 недели в городе стало просто невыносимо: пролетает самолет, и ты понимаешь – сейчас что-нибудь будет. Это, пожалуй, самое ужасное. Вот он пролетел раз – все тихо. Пролетел во второй раз, а потом среди тишины будто гром раздаются взрывы.

Пока мы прятались в квартире, я боялась, что снаряд прилетит на крышу и 5 этаж просто упадет на нас. Вот это мне было очень страшно. Я просыпалась среди ночи с мыслями, умру ли я сейчас или нет? И так изо дня в день. Страшнее этого ничего не было. Просто лежишь и не знаешь, доживешь ли ты до завтра.

Через две недели мы пошли к родственникам прятаться, потому что все дома у нас уже были уничтожены. Возле дороги была 9-этажка, кстати, там в подвале прятались люди, в нее попадало просто неоднократно. Она трижды горела, на ней живого места нет. Рядом там тоже 9-этажка, только фасад остался. За нами еще 2 дома, снаряд пролетел и попал сразу в оба. Дома загорелись и за ночь их просто не стало.

Обстрелы Мариуполя
Обстрелы Мариуполя / Фото AP

Страшно было на это смотреть, поэтому мы собрали вещи и пошли к родственникам. Подальше от этого всего. Так мы думали. Там тоже сильно стреляли, но мне было там не так страшно, потому что не так громко были слышны взрывы.

Мы были там буквально где-то 2 ночи – с 14 по 16 марта, потому что в дом попали обломки. Нас с отцом просто чудом не убило, потому что дом буквально пронзило, двери и окна разлетелись. Ночью мы собрались, решили, что родственники отвезут нас на Белосарайскую Косу.

Собрались мы с отцом в 3 ночи, а поехали где-то в 11, потому что нас собралось очень много. Мы ехали двумя машинами. Нас было где-то человек 14 вместе с детьми. И я с собакой. Приехали на Белосарайскую, и первое, что я помню, что я радовалась безумно, потому что была связь.

Помню, что стояла и пыталась вспомнить, кто может быть в Украине, кто может быть на неоккупированной территории, кто мне пополнит счет, чтобы я могла подключиться к интернету и написать своим друзьям, что со мной все хорошо, и узнать, что с ними.

Это, пожалуй, 16 марта – самый счастливый день в моей жизни с момента войны. На тот момент мне казалось, что я выбралась из ада, но в каком-то смысле ад продолжался, хотя и не такой. Конечно, я слышала морем, как раздавались взрывы на "Азовстали".

Буквально через несколько дней я узнала, что Белосарайская Коса уже оккупирована, хотя там ничего не было. Люди пришли – флаг повесили так называемой "днр". Никто и слова не сказал. Помню, как прошла неделя или 2, и люди собирались в гуманитарном штабе. Говорили, что будут выдавать гуманитарку. Было очень много людей, и вот приезжает большая машина, а на ней написано "мчс днр".

Честно говоря, было ощущение, что тебя бросили. Типа: "Ну, мариупольцы, давайте как-то сами. Мы за вас болеем, но давайте как-то сами".

Вот 7 недель, когда мы выбрались, я провела на Белосарайской Косе. Было тяжело в том плане, что 17 марта там было все: электроснабжение, газ, связь, а 26 марта уже связи не стало. После этого она включилась только один раз через 2 недели и где-то примерно на 4 часа. А так связи просто нет. Понятно, с какой целью…

Каков был ваш дальнейший маршрут? Как и почему вы решили ехать в Запорожье?

Все время, пока мы были на Белосарайской, я постоянно ныла отцу, что нужно вернуться в Мариуполь за вещами и уехать. Мы не могли поехать без вещей, потому что все, что с нами было, это нижнее белье, 2 одеяла и свитера, в которых мы были. Все.

Так получилось, что через некоторое время после того, как мы выбрались из Мариуполя в Белосарайскую, Мариуполь заблокировали. Из города вроде бы выпускали, но в город никого не пускали. Говорили, что не впустят до тех пор, пока с "Азовсталью" что-то не решится. Вот мы и ждали 7 недель. Сначала было очень трудно найти машину, которая отвезла бы нас в Мариуполь. Потом было трудно найти машину, которая отвезла бы в Бердянск, потому что там было очень много дезинформации, что перевозчики якобы везут совсем не туда. Это специально было, чтобы люди оставались и не искали никаких способов оттуда выбраться.

Я договорилась с родственниками, и они отвезли нас в Мариуполь. Скажу вам честно: я была очень счастлива возвращаться даже в эти развалины. Я помню, что была счастлива вернуться домой. Хотя дом, который я помнила, уже не был моим. В нем уже не было этого тепла, не было уюта. Я понимала, что в городе не осталось никого из тех, с кем была связана моя привычная жизнь, но просто быть дома, в своей квартире, в своей комнате – это было гораздо лучше, чем быть на Белосарайке.

Мы вернулись и начали искать машину, которой можно было бы добраться до Запорожья. Так получилось, что пока мы жили на Белосарайке, мы ходили пешком в Ялту, а там можно было поймать Wi-Fi. Я общалась со своими коллегами и узнала, что университет, в котором я работала в Мариуполе и работаю сейчас, переехал в Киев, и нам давали общежитие. То есть моя основная работа переехала, за мной осталось мое рабочее место, и мне еще давали крышу над головой. У меня была цель, куда мне двигаться. Поэтому вернувшись в Мариуполь, мне нужно было добраться до подконтрольной Украине территории, а это, по меньшей мере, Запорожье.

Мариупольский государственный университет
Мариупольский государственный университет до и после российского вторжения / Фото с фейсбука Николая Трофименко

Так получилось, что через неделю моего пребывания в Мариуполе я связалась со своими коллегами, и мой парень из отдела дал мне номер телефона перевозчика. Я этого перевозчика ждала 2 недели, пока он до меня доехал в Мариуполь.

Мы упаковали вещи, погрузили в машину и буквально через день я оказалась в Запорожье.

Оккупанты выпустили нормально, без проблем?

Вообще можно сказать, что да. Я считаю, что нам очень повезло, потому что наш водитель был очень классным. Когда мы ехали из Мариуполя, в машине был мой отец-пенсионер и еще одна женщина, которая тоже пенсионерка. К ним не было вопросов, а вот меня спрашивали, где моя фильтрация. Я сказала, что нет.

Они мне сказали, что фильтрацию нужно пройти, потому что на следующих блокпостах нас без нее не выпустят. Я кивнула, сказала, что все сделаю. Нас водитель повез зарослями. Просто моргнули – и уже в Бердянске.

У нас была легенда, что мы из Мариуполя уезжаем в Бердянск отдохнуть на неделю. Из Бердянска в Мелитополь – мы едем к родственникам. Из Мелитополя в Васильевку, тоже к родственникам. Возле Васильевки нас остановили оккупанты и говорили, что впереди якобы уже большая колонна из машин и надо подождать. Наш водитель согласился, развернулся, покурил, подумал, развернулся на другую трассу и такой: "Если нас сейчас остановят, то мы едем к родственникам в Энергодар".

Мы снова поехали какими-то зарослями. Однажды, уже после Васильевки, кажется, вещи осматривали, но никто ничего не говорил. Вообще можно сказать, что нормально доехали.

И из Запорожья нас эвакуировали волонтерским автобусом, поэтому в Киев тоже доехали вообще без проблем. Знаете, хоть Запорожье – это другой город, но было ощущение, что я дома. Всё родное. Такое, как и должно быть. Не то что там.

Кто вам помогал в Запорожье, когда вы приехали туда?

До того момента, пока я еще не уехала, а ждала, мне уже начал писать ректор. То есть мой непосредственный начальник. Спрашивал, как дела, предлагал найти машину. Просто было очень приятно, что руководство так обращало внимание на тебя, потому что ты сразу понимал, что ты – важная часть своего рабочего коллектива.

В само Запорожье так получилось, что мы приехали очень поздно, где-то около десяти вечера. Я искала квартиру до этого, звонила, но мне отказали. Тогда я снова обратилась к коллегам.

Тот коллега, который дал мне номер перевозчика, уехал из Мариуполя быстрее и поэтому у него уже были номера людей, которые могли бы помочь. Я всех обзвонила. Это были волонтеры, которые могли поселить в хостелы. Да и на тот момент я стояла и пыталась зацепиться за какую-нибудь соломинку, чтобы не остаться на улице. Там предлагали заночевать, кажется, в детском саду, но мне было немного страшно, потому что у меня было много вещей с собой. Просто было тяжело.

Перевозчик, который нас вез, дозвонился волонтеру, и она нас поселила. Я ее увидела впервые где-то через 2 дня. Я с ней пообщалась. Она, Юлия, очень открытый человек. Я тоже ей свою историю рассказывала.

Пока мы были в этом хостеле, помогали находившиеся там волонтеры администраторы. Помогали нам перевезти вещи, чтобы отправить по почте, помогли найти эвакуационный автобус, чтобы мы доехали бесплатно до Киева. Спрашивали, что нужно, гуманитарную помощь давали, хотя мы ничего не просили.

Еще были моменты на Белосарайской. Когда там исчезла связь, мы ходили пешком в Ялту, где можно было подключиться к Wi-Fi. Мы тогда с отцом вышли утром, потому что туда идти 2 часа. Что туда, что в Белосарайскую нас подвозили люди, хотя мы не пытались ловить попутки.

Однажды, когда мы уже возвращались в Белосарайскую, по дороге остановилась молодая девушка с ребенком в машине и подобрала нас и еще двух людей, которые следовали за нами. Меня поразило, что мы не просили, а нам просто так на ровном месте предложили: "Давайте помогу". Было очень приятно. Я не знаю, как это передать. Такая искренность, сердечность людей к другим. Не каждый день таких встретишь. И очень приятно, что в такое тяжелое время у людей есть человечность.

В Мариуполе во время блокады связи не было. Распространяли ли россияне или их коллаборанты какую-нибудь дезинформацию? Ведь связь исчезла и они могли распространять все, что хотели. Было ли такое?

Учитывая то, что связи не было, а мы дома сидели, почти никого не видели, кроме мародеров. Уже когда были у родственников, то там информация была разная – разное говорили. К примеру, что Зеленский уже в Польше сидит, что он Украину покинул. Что-то такое говорили. Мне как-то не верилось, а потом, когда уже добрались до Белосарайской и я открыла нормальные новости, все стало понятно.

Был полнейший информационный вакуум. Информация от оккупантов стала больше появляться, когда уже почти перестали идти бои. Это где-то был май, когда стало спокойнее. Люди начали выходить на улицы, и информация начала передаваться. Не могу сказать, что я сталкивалась с дезинформацией в Мариуполе.

Как работала российская пропаганда, я, конечно, видела. В "Метро" штаб "единой россии" развернули, их СМИ пригнали. Они делали картинку, что мариупольцев якобы спасли, гуманитарную помощь дают, что все. На "совок" делали очень сильный акцент. Они понимали, что все молодые, кто мог, уехали, чтобы не оставаться в этом балагане.

Во что россия превратила Мариуполь
Во что россия превратила Мариуполь / Фото DW

Осталось очень много пожилых людей, которые не умерли от голода и обстрелов, и они, видимо, решили, что если старики остались, нужно напомнить им, как было "хорошо" тогда.

Я думала, что 9 мая будет парад, но его не было. Разве что автомобили ездили с флагами, с символикой СССР, с путиным, со сталиным, с лениным. Вся эта мерзость. Песни российские включали.

Как удается сейчас строить жизнь в другом городе после всего увиденного и пережитого в Мариуполе?

Когда я была в Мариуполе, то боялась того, что мне придется делать, потому что я не знала, где мне жить, где искать квартиру, сколько она будет стоить, пока я не доехала до Запорожья. Подруга, с которой я общалась, сказала, что арендовать квартиру можно за 12 тысяч, а я себе думала, что на это и моей зарплаты не хватит. Думала, что все, буду жить в коробке.

Было просто страшно, но я понимала, что у меня хотя бы есть работа, коллеги, моя академическая семья. Работа для меня – мой второй дом. Я понимала, что мне просто нужно к ним вернуться, потому что они были большой частью моей жизни. Мне хотелось снова почувствовать то, что почти всегда было со мной.

Сейчас я почти не вспоминаю то, что пережила. Хотя ночью, когда я просыпаюсь в 3 или в 4 часа и слышу сирены, становится немного страшно, что сейчас снова что-то произойдет. Просто не хочется возвращаться снова туда.

Мариуполь за время этой войны, наверное, стал самым пострадавшим городом, ведь его фактически стирают с лица Земли обстрелами и всеми этими фильтрациями. Есть ли у вас предположение, почему именно Мариуполь стал жертвой величайшей агрессии?

Я, наверное, не могу ответить на этот вопрос, потому что разные мнения, почему именно мы. Я спрашивала себя об этом еще в первые дни. Ни один город не пострадал так, как Мариуполь, потому что именно от нас почему-то не оставили и живого места. С одной стороны, им нужно было нас завоевать, чтобы выйти к морю, чтобы пройти дальше, а с другой – может, это была месть, потому что в 2014 году нас пытались присоединиться к огрызку "днр", но ничего не вышло.

Я сильно удивилась, когда мне коллеги рассказали, что были люди, которые "топили" за россию. Среди моих знакомых и друзей не было таких. Мне казалось, что таких нет, потому что я их в глаза не видела, а на самом деле...

Я вернулась в Мариуполь, когда уже закончились бои на "Азовстали", и видела, что люди пытались вернуть привычную жизнь, но я как-то не замечала таких, которые бы говорили: "Ура, россия пришла, теперь нам будет счастье". Когда я читала газеты так называемой "днр", у меня просто пылало от той лжи. Там был сплошной бред о том, что якобы мариупольцы радовались и почти хлебом-солью встречали российскую армию, которая пришла и от нацизма "освободилп". Я не встречала людей, которые не поддерживали Украину.

Бои на
Бои на "Азовстали" / Фото BBC

Мне очень неприятно узнавать, что у нас в университете были люди, сознательно решившие остаться в Мариуполе, работать там. Я понимаю, когда некуда уехать, нет возможности или больные дети. Но не понимаю, как сознательно оставаться на оккупированной территории. Я не понимаю, как там люди вообще выживут, когда придет зима.

Сейчас там развалины, трупы и мусор, там нет газа, воды, электроснабжения, связи. Что эти люди будут делать там, когда придет зима? Я этого не понимаю. Просто там оставаться, работать на этих нелюдей, учиться – это просто выбор без будущего.

То, что вы были не сами в столице и что весь ваш коллектив переехал, дало ощущение, что Киев, возможно, стал вторым домом?

Пока на ближайшие год – два станет, а потом станет видно, как будет дальше. Я надеюсь, что все будет хорошо. За 2 месяца, пока я здесь, Киев трудно назвать домом. Да, я здесь уже немного обжилась, привыкаю к тому, что я вижу каждый день, но прожить в городе 2 месяца или 20 лет… очень трудно сравнить. Нет тебе знакомых улиц, мест, которые тебе просто родные, потому что ты с ними всю свою сознательную жизнь.

Может, Киев станет моим вторым домом, а может, и нет. Я этого сказать сейчас не могу, потому что я не знаю, что меня ждет.

Сейчас многие колеблются, сомневаются и боятся покидать свой дом. У каждого есть разные причины. Что бы вы по собственному опыту посоветовали тем, кто сейчас сомневается?

Я понимаю, что, может быт, трудно уехать, может быть, невозможно уехать, потому что там нет связи или еще чего-нибудь. Но сомневаться ехать или нет? Я бы не сомневалась ни на минуту. Я понимаю, что Мариуполь – это город, который многим близок к сердцу, но оставаться там, где не город, а руины, оставаться там, где оккупация, где мысли о том, что "присоединимся к великой россии и будем в шоколаде"...

Это все вообще в голове не укладывается, потому что быть второсортным или даже третьесортным человеком там, где нет никакого уважения, где вообще ничего нет… Если там даже есть коммуникации, я не представляю, как там люди переживут зиму. Я не представляю, что делать, если ты заболел.

Это просто грех. Преступление – оставаться там. Преступление против себя самого. Это себя предавать, нацию. Лучше просто приехать сюда. Да, может быть, здесь будет тяжело, но все-таки быть в Украине – это быть там, где твое, родное. Пусть даже сейчас не в Мариуполе, но верить и жить с надеждой, что мы туда вернемся совсем скоро. Может, так уж не будет, как было раньше, но будет лучше.

Что вы прежде всего сделаете после того, как Украина победит?

По крайней мере, я, пожалуй, обрадуюсь нашей победе. Что я буду делать? Честно скажу, я не могу ответить, потому что победа победой, но возвращаться… Конечно, мне хочется вернуться домой, в Мариуполь, в город, где я родилась, выросла, где я прожила всю свою сознательную жизнь. Но если смотреть здраво, то от города почти ничего не осталось.

Его нужно будет отстроить. В него нужно будет вдохнуть вторую жизнь, пожалуй, новую жизнь. Мариуполь уже не будет таким, каким он был.

Если уж так случилось, что нам остается делать? Хотелось бы просто пройтись по городу и увидеть, что все, что я помню, оно будет снова. Все, что было мне близко к сердцу. Я надеюсь, что, вернувшись в Мариуполь, я снова встречусь с друзьями, снова смогу пойти в свой университет, в свой кабинет, снова смогу встретиться с друзьями, коллегами, выпить кофе, посмеяться… То есть вернуть все то, что уже было, на свое место.

Но мы не печалимся. Мы работаем. Мы живы. Мы живы, и это самое главное, а все остальное… оно будет.

Мариуполь – это Украина!
Мариуполь – это Украина! / Фото Мариупольского горсовета

российские оккупанты превратили Мариуполь из некогда процветающего города в сплошную руину и пытаются создать иллюзию того, что они возвращают туда нормальную жизнь, которую они забрали. Они забрали тысячи невинных жизней, сотни тысяч людей оставили без родного дома.

Украина непременно победит, это только вопрос времени. Мы восстановим и отстроим наши города и села. Однако мы никогда не забудем того, что делают оккупанты на нашей земле. За каждое преступление обязательно будет наказание.