СВОИ. Истории тех, кто уехал, чтобы вернуться

Имя нашей собеседницы мы изменили из соображений безопасности. Ведь в оккупированном и разбомбленном Мариуполе у нее остались родные. Историю о жизни в больнице, обстрелах, эвакуации и новых мечтах – читайте в проекте 24 канала СВОИ.

Актуально 24 канал собирает истории украинцев, которые потеряли дом из-за войны, но нашли его снова

Мирослава всю свою жизнь прожила в Мариуполе. Там она окончила школу, университет, устроилась на работу, которая стала любимой, вышла замуж и родила ребенка. Женщина называет Мариуполь местом, где она была счастлива. Там было все – ровные дороги, море, парки, хорошая медицина. Главное – это родной дом и люди. российская армия лишила мариупольцев и тысячи других украинцев всего этого. Поэтому они были вынуждены искать новый дом.

Цветущий Мариуполь до полномасштабной войны
Цветущий Мариуполь до полномасштабной войны / Фото Алины Комаровой

Жизнь в Мариуполе до 24 февраля 2022 года.
Жизнь в Мариуполе до 24 февраля 2022 года / Фото Укринформа

Как началась война 24 февраля?

Всю Украину бомбили с 5 часов утра, а у нас это началось еще в 2 ночи. Мы жили в Мариуполе на Левом берегу, от нашей квартиры до линии разграничения примерно 40 километров, поэтому к звукам обстрелов мы уже привыкли. Сначала не уделили этому особого внимания. Проснулись, конечно, но подумали, что все, как обычно.

Где-то около 5 часов утра муж уехал на работу. По дороге он уже увидел, как снаряд прилетел в дом. Его автомобиль накрыло взрывной волной. Тогда все и началось. Во всех чатах начали писать, учителя говорили, чтобы детей в школу не вели. В 10 часов снаряд попал в соседний дом. У нас началась паника, мы с дочерью были одни дома. Муж не знал, когда вернется с работы. Он работал поваром на заводе Ильича (Мариупольский металлургический комбинат – 24 канал) и руководство решило готовить еду для военных и развезти ее на блокпосты.

Это было очень жутко и долго. Звуки становились все громче и ближе. Выглянешь в окно – там где-то столб дыма, еще где-то. Подруга позвала к себе в другой район, потому что там было спокойнее. Мы побросали в сумку белье, носки, какую-то еду. Думали, что посидим, переночуем и вернемся домой. Мы успокаивали себя, что 2–3 дня и все нормализуется,
– рассказала Мирослава.

Однако новости об обстрелах Киева и других городов говорили о другом – началась полномасштабная война. Верить в это Мирослава не хотела. Когда женщина пришла на работу в больницу, там уже начала жить семья врачей. Мирослава решила также перебраться с мужем и дочерью в отделение. Ведь транспорт не курсировал и добраться из одного района города в другой было нечем.

Как тогда работала больница в городе? Был ли сразу наплыв пострадавших?

В начале марта уже многие сотрудники стали жить семьями в больнице. Я специализируюсь в офтальмологии, поэтому оказывала помощь людям, которые получили осколочные ранения глаз. К нам преимущественно приходили гражданские, военных возили в другие медучреждения.

Иногда людей приносили на руках, привозили на тачках. Иногда военные на своих гражданских машинах привозили. Мы уже знали, что через час после новых обстрелов у нас будут пострадавшие.

2 или 3 марта в больнице исчез свет, а через несколько дней снаряд попал в газовую трубу. Генераторы включали только для серьезных операций, во всех остальных случаях обходились дневным светом. Разве что в отделении гемодиализа свет всегда был. Еду мы начали готовить на огне. Каждое утро во дворе больницы жгли большой костер. Воду нам привозили спасатели. В общем, в начале марта было еще спокойно.

Помимо основной работы, я всегда искала себе какое-нибудь движение. Сидеть без дела было невыносимо. Все хотели себя чем-нибудь занять. Когда становилось темно, мы с детьми играли в карты. Большая радость, что ребенок их прихватил, когда мы из дома уходили. С нами была учительница математики, она детям примеры придумывала. Учила их.

Если останавливалась, переставала что-то делать, то становилось невыносимо. Все эмоции, страх, паника, тупик – сразу нахлынули. Мы с коллегой все время были на успокоительных, но и они уже не помогали. В какой-то момент были мысли напиться спирта, чтобы забыться,
– вспомнила Мирослава.

Когда ситуация начала ухудшаться?

С 10-х чисел марта. Снаряды уже начали прилетать в больницу. То разбомбили операционный блок в хирургии, то инфекционное отделение. Утро начиналось с того, что ты пытаешься куда-нибудь расселить пациентов.

Активные боевые действия приближались. Соответственно стали меньше привозить продукты, потому что мосты разбили. До этого у нас еще были запасы, ведь кто-то взял с собой еду из дома, кое-что привозили. Дальше пришлось выживать на том, что было.

Последствия российских обстрелов Мариуполя / Фото AP
Последствия российских обстрелов Мариуполя / Фото AP

Знали ли вы, что происходит в других районах города? В общем о ситуации в Украине?

Нет, мы жили в полной изоляции. О новостях из других районов узнавали люди. Но сами понимаете, какая эта информация была. Кто-то ослышал, перекрутил и так далее. Потому мы просто пытались выживать и делать свою работу.

Мирослава припомнила страшную историю, от которой идут мурашки. 8 марта в больницу пришли 8-летняя девочка, мать и бабушка. У них были ужасные травмы – ожоги глаз, рук, ног. Тогда пострадавшие рассказали, что их семья была гораздо больше – 13 человек. Но попавший в дом российский снаряд унес жизни 10 родственников. Через несколько дней от травм умерла и бабушка. Так что из большой семьи осталось только двое членов.

Как выглядел ваш быт в больнице?

У нас в больнице происходила какая-то ротация людей. Одни приходили, другие уходили. Люди, лишившиеся жилья, оставались жить в отделении. Иногда после обстрелов прибегали фактически голые и босые – в пижамах и носках. Мы все друг другу помогали, делились одеждой, едой . Люди из соседних домов приносили молоко, потому что в подвале больницы жили матери с младенцами. Военные привозили памперсы и детское питание.

Мы раздавали людям лекарства, ведь было много инсулинозависимых, сердечников. Все они приходили к нам.

Кстати, я наконец-то познакомилась со всеми работниками. Раньше мы просто здоровались на работе, а после 24-го стали огромной семьей.

Мы с мужем и ребенком преимущественно ночевали в палате. Поставили на окна матрасы, чтобы стекла на нас не полетели. Но когда обстрелы уже приблизились, стало страшно. Мы спали в коридоре. Холод был просто собачий. Хорошо, что это больница и были одеяла и подушки. Мы тянули на себя все, чтобы согреться. С самого утра просыпались, брали чайник и шли к костру.

К теме "Вставай, война началась": жительница Мариуполя рассказала об ужасах в блокадном городе

В подвале тоже ночевали?

И в подвале тоже оставались. Там каждый себе обустроил ночлег. Люди стирали одежду, сушили ее, готовили что-нибудь поесть. Словом, занимались бытовыми делами, но в сыром и холодном подвале.

Было ли такое, что снаряды падали очень близко около вас?

Когда я шла в другое отделение, то не знала, дойду ли вообще. Просто бежала на свой страх и риск. Было очень страшно. Однажды мы с мужем и еще двумя людьми пошли за водой. От больницы идти было минут 20. Мы все время слышали обстрелы издалека, но, когда нам оставалось всего 5 минут до отделения, снаряды уже посыпались на нас. А мы с огромными бутылками, ведрами... Оставить их не могли, потому что воды ждали люди.

Мы нашли укрытие на остановке электрички и скрылись там. Я вспомнила все молитвы, которые я знала. Мы сидели и сидели, а звуки становились все громче,
– рассказала Мирослава.

Женщина предложила бежать. Ведь понимала, что оставаться под обстрелом больше нельзя. После того, во время каждой вылазки Мирослава говорила подруге, чтобы та позаботилась о ее дочери, ведь неизвестно, повезет ли на этот раз.

А она мне говорит: "Дура, что ты такое говоришь". Но я понимала, что не знаю, что будет дальше. Отдавали друг другу своих детей. Понимали, если что-то случится, то это уже будет твой ребенок, которого ты не оставишь,
– объяснила женщина.

Как было с едой? Вы сказали, что продукты перестали привозить. Что вы ели?

Мы не голодали, но максимально пытались растянуть запасы, потому что знали, что новых уже не будет. Ели кашу на завтрак, обед и ужин. Мясо брали раз в 2–3 дня. Я свою часть колбасы отдавала нашему коту Максику. Он, бедный, голодал, потому что не мог есть кашу, а кошачьего корма не было.

Как-то заведующий привез нам банку меда, мы ее за 2 дня съели. И в чай добавляли, и ложками ели. А так, то сухари сушили, супы какие-то варили. Пакетики чая по нескольку раз использовали и делились ими.

Меня дети очень удивили, потому что им все было очень вкусно. Говорили, что такой манки, а она была сварена на воде, никогда в жизни не ели. Сын моей подруги даже просил, чтобы та спросила рецепт макарон у моего мужа, потому что так ему понравилось. Хорошо, что дети смогли как-то отвлечься, но они все понимали. Среди ночи просыпались в обрушившейся из-за обстрелов штукатурке.

Погиб ли кто-то из ваших родных из-за войны войны?

Да, я потеряла 85-летнюю бабушку. В ее дом прилетел снаряд, а через два дня квартира загорелась. Бабушка так и остались под завалами...

Были ли вы у себя в квартире?

В последний раз мы ездили на Левый берег в начале марта. В этом районе остался свекор, мы хотели забрать его к себе. Еще издали увидели, что там все в дыму, домов даже не было видно. На подъезде к Левому берегу были наши военные. Они очень удивились, когда увидели, куда мы направляемся. Но на наш страх и риск пропустили, потому что понимали, что причина серьезная.

Когда приехали, там творился ужас. Парк "Радуга", ЦНАП, Ледовая арена, дома, машины – все было уничтожено. Я не узнала родной район. Обстрелы с оккупированных территорий вообще не прекращались. Тогда мы забрали какие-то вещи из квартиры и в последний раз в ней были.

Не знаете, стоит ли она еще?

В доме был пожар. Люди рассказали, что у нас сгорела ванная, туалет и кухня. Спальни очень задымлены, все в золе. Кстати, российские солдаты там тоже побывали. Сказали, что изъяли "запрещенные предметы".

Мы с мужем смеялись и плакали. Какие запрещенные вещи в моей квартире были? Флаг Украины?
– отметила Мирослава.

Квартиру семьи перерыли полностью. Что искали оккупанты – Мирослава не знает. Предполагает, что дело было в украинской символике, которую российские солдаты нагло назвали "запрещенной". С пустыми руками захватчики не вышли – прихватили с собой вещи семьи.

Так выглядят дома мариупольцев после прихода.
Так выглядят дома мариупольцев после прихода "русского мира" / Фото AP

Удалось забрать свекра к себе?

Муж звал папу, чтобы нам было спокойнее. А он нет и все. Я понимаю, это пожилой человек, уже 70 лет. Ему было тяжело покинуть свой дом, в котором прожил всю жизнь. Мы его так и не уговорили. Это при том, что ему жилось сложно. Они в доме сливали воду из батарей, жили своей маленькой семьей во дворах. Сидели между этажами, ели там. Все вместе делали.

А какая сейчас жизнь в оккупированном Мариуполе? Что свекор рассказывает и удается ли вообще общаться?

В некоторые дома частично подали свет и воду. Но квартиры горят. То оккупанты слишком большое напряжение дают, что ли. Не знаю. По улице течет вода, потому что все коммуникации разбиты. Мусор никто не забирает. Цены просто космос. Там уже так называемая сепаратистская "ДНР". Они раздают пенсии, кормят обещаниями, что Мариуполь построят лучше, чем он был. А куда теперь уже "лучше"?

Мы дальше просим папу поехать. Говорим, что вернемся за ним, а он наотрез отказывается. У меня душа болит, что он там. То, что показывают российские СМИ о "хорошей жизни" в городе, – это абсолютная ложь.

Но кое-кто очень доволен. Мне тяжело это понять. Как можно быть довольным?

Все же было. Мы жили в Мариуполе очень хорошо. В магазинах все было, люди ездили на отдых. Город жил. А теперь… Что там может быть хорошего? Людям на головы бомбы бросали, а потом дали кусок хлеба и они радуются,
– подчеркнула Мирослава.

Когда вы поняли, что смысла оставаться уже нет и решили уехать из Мариуполя?

Некоторые работники начали уезжать 16 марта. Главный врач сказал, чтобы все ехали, если есть возможность. Но муж не хотел эвакуироваться. Мы жили в надежде на то, что вот-вот все закончится, мы победим, врага выбьют. Очень тяжело смириться с мнением, что уже все. У меня начались истерики. Я думала, что мы рано или поздно умрем от голода, или на нас упадет снаряд.

Последняя капля была, когда к нам в отделение попросились оставшиеся без дома люди, а потом возле их палаты прилетел снаряд. Они чудом остались в живых, а я просто не знала, что делать.

17 марта утром коллега сказала, что уезжает. Мы тогда несколько минут стояли и не знали, что делать. Это при том, что автомобиль был неповрежден и с бензином, которого должно было хватить. Все же мы решили ехать куда глаза глядят, лишь бы убежать,
– вспомнила женщина.

Мирослава призналась, что становилось все страшнее. Ведь бои с каждым днем приближались, а обстрелы и взрывы становились все громче. Половина города находилась в оккупации. Тогда же в больницу Мирославы привезли людей, пострадавших от обстрела Драмтеатра. Такая жестокость российской армии лишь убедила семью, что оставаться больше нельзя.

Вы ехали на своем автомобиле?

Да. Я, муж, ребенок и кот. Но в этот день многие выезжали. Мы были как та гусеница из автомобилей.

Каким был город, когда вы выехали из больницы? Вы ведь до этого не были в других районах, не знали, что там происходит.

То, что мы увидели, сложно описать. Трупы валялись на улицах, некоторые были прикрыты тряпками. На асфальте образовались огромные воронки от обстрелов. Повсюду валялись разорванные провода трамваев и троллейбусов, машины были разбиты, дома погорели.

Я могла это представаить, но не настолько. Как такое можно было сделать за 2 недели? Это невозможно передать,
– возмутилась Мирослава.

Россияне обстреливали мариупольцев с детьми
россияне обстреливали мариупольцев с детьми / Фото Инны Лапиной

На улицах Мариуполя лежало много погибших
На улицах Мариуполя лежало много погибших / Фото Инны Лапиной

Что происходило на российских блокпостах? Как вы их прошли?

Они относились к нам, как к скоту. Проверяли телефоны, чемодан, автомобиль. А мы сидели, словно воды в рот набрали, потому что понимали, что любое слово могут использовать против нас. Успокаивали себя, что еще немного и будем в Украине, а потом уже можно будет говорить.

18-летнего сына моей подруги раздели почти догола. Проверяли, есть ли у него татуировка. Задавали провокационные вопросы.

Куда вы уехали?

В первую очередь мы прибыли в Запорожье. В супермаркете брали все, что видели. Я не могу сказать, что в больнице мы голодали, но просто очень хотелось взять все, что хочешь.

С этой радости семья нагребла воды, хлеба, конфет, печенья, кофе, чая. Больше всего мариупольцам хотелось сладостей. Семья просто стремилась ощутить нормальную жизнь, когда можно есть и не экономить.

Уж когда начали это грузить в машину, то подумали, а зачем мы это брали? Но все было так вкусно, как никогда в жизни.

Вы остались в Запорожье?

Мы поехали в Днепр к знакомым. Остались в их квартире на 3 дня, чтобы немного отойти и подумать, что делать дальше. Я никак не могла понять, что мы наконец-то оттуда вырвались. Что не будет никакого очага, от которого воняет уже не только одежда, но и кожа. В больнице мы чистили зубы, мыли лицо и интимные органы кружкой воды. Когда в Днепре из душа уходила вода в большом количестве – это было прекрасное чувство.

Из-за российской армии обычные обыденные вещи стали для Мирославы огромным счастьем. Она с такой радостью вспомнила этот первый душ и нормальную пищу. Однако, когда вернулась в относительную безопасность, страх никуда не делся. Женщина продолжает пугаться, когда раздаются сирены.

После 3 дней в Днепре куда отправились дальше? Были ли у вас какие-то родственники в других городах?

Нет, никого не было. Муж предложил поехать на Запад Украины и мы выбрали Яремче на Прикарпатье. Это было как незапланированный отпуск. Мы просто сели и уехали куда-то.

После 2 недель в Яремче решили поехать в Киев. Там ведь больше возможностей для работы.

Как вам удалось обустроить новую жизнь? Помогали ли люди? Вы ведь выехали по сути ни с чем.

В Киеве мы уже арендовали квартиру, оформили статус ВПЛ, записали ребенка в школу. На работу меня очень быстро приняли. Сейчас работаю в Киевской клинической больнице. Когда пришла в отдел кадров, то у людей волосы дыбом встали, как услышали, что я из Мариуполя. Они не могли понять, как нам удалось выбраться.

Отделение хорошее, работники хорошие. Это ложь, когда говорят, что русскоязычных ненавидят. Даже в Яремче к нам не было предвзятого отношения. Никто меня не обижал, не говорил переходить на украинский. Люди относились с сочувствием и пониманием. Все хотели помочь, приносили еду и одежду,
– вспомнила Мирослава.

Кстати, сейчас женщина учит украинский и старается на нем говорить. Иногда ошибается, но это совсем неважно. Главное – начать.

Когда в Киеве в магазине с одеждой сказала, что приехала из Мариуполя, мне сразу скидку предложили. Девушки с работы приносили картошку. Но для меня это очень неловко. Я здоровый человек, который раньше имел все, а теперь принимаю чью-то помощь.

Я удивлена тем, как искренне все хотят помочь.

Мирослава с огромным увлечением рассказывала о довоенном Мариуполе. Жизнь семьи до 24 февраля была прекрасной, поэтому сейчас трудно привыкнуть к новому.

У нас все было. В больнице, где я работала, была сверхсовременная техника. А теперь это просто увезли в Донецк. Назвали "спонсорской помощью". Ну вы что это покупали? Просто украли. О каком освобождении можно говорить? Они принесли людям смерть, разруху, голод и нищету. Это просто уничтожение,
– подчеркнула женщина.

россияне разрушили жизнь миллионов украинцев
россияне разрушили жизнь миллионов украинцев / Фото AP

Мирослава рассказала, что сейчас у нее нет планов. Вся ее жизнь поместилась в маленькую машину и 2 чемодана.

Что вы посоветуете людям, которые боятся уезжать из городов, где продолжаются боевые действия?

Надо уезжать. Люди не понимают, что есть возможность жить в комфорте – помыться, сходить в туалет, надеть чистую одежду. Если есть возможность – уезжайте. Там цивилизации уже не будет.

И напоследок – что сделаете после победы?

Напьюсь (искренне рассмеялась Мирослава). Потом, когда откроют аэропорты, полетим на море. Мы же с друзьями планировали отдых на апрель. Уже даже отпуска стали сопоставлять. Вот так строили планы и не могли подумать, что начнется полномасштабная война.

Я, кстати, так хочу на наше море в Мариуполе. Раньше его не ценили. Раз в две недели ездили только ноги помочить, потому что грязно. А теперь так хочется, скучаю по нему. Хочу даже с медузами поплавать. Надеюсь, что к концу года это закончится. Ведь добро всегда побеждает зло. Неизвестно только, какие жертвы будут.

Мирослава призналась, что очень хочет в свой Мариуполь, который был до 24 февраля. Она боится, что уже никогда не возложит цветы на могилу матери и свекрови.

Все воспоминания остались там, квартира, на которую ты зарабатывал, работа, которую любил, люди, с которыми дружил и ссорился,
– сказала женщина.

При этом Мирослава не исключает того, что после деоккупации может остаться в Киеве. Ведь сейчас семья обустраивает свою новую жизнь, а в родном Мариуполе квартиры у них уже нет.

Таких историй, как Мирославы, к сожалению, тысячи. Многие украинцы потеряли все и сейчас обустраиваются заново в новых городах. Строят"новый дом и новую жизнь. В этом им помогают другие украинцы, которые делятся всем, что имеют. Ведь все мы – едины, свои.