Мстислав был ранен в 2014 году на Майдане Независимости в Киеве во время Революции Достоинства. Стал автором первых кадров с места падения сбитого Boeing 777 авиакомпании Malaysia Airlines на Донбассе. Побывал в автозаке минских милиционеров во время акций протеста против режима Александра Лукашенко. Своими глазами видел, как началась и закончилась война в Нагорном Карабахе. Людей, которые видели столько же конфликтов, сколько и он, в мире не так уж и много.
Также обратите внимание О настроениях на Донбассе: умирать за Россию Луганск не собирался
Сам Мстислав говорит, что для точного описания своей деятельности ему придется использовать много слов: писатель, документалист, оператор, фотограф, журналист, режиссер. Все это – не разные профессии, а всего лишь разные языки, которые Мстислав использует, чтобы точнее описать реальность. Литература – лишь дополнение документалистики.
Его дебютный роман "Время снов" как раз концентрат впечатлений о жизни на фоне войны, которые нельзя передать в обычном репортаже. Книга сложная, многослойная, тяжелая и крайне завораживающая одновременно. На первый взгляд, она вообще не о войне. События на Донбассе в ней показаны глазами лишь одного из героев – медика пророссийских боевиков. Все остальные герои пытаются наладить свои жизни, которые, вроде бы, не имеют никакого отношения к боевым действиям. Но одно из самых ярких впечатлений, которое остается после прочтения книги – ощущение того, насколько серой и неромантичной является война со всеми своими последствиями.
Советуем прочитать Война в определенный момент становится фоном, – интервью с исследователем Музея военного детства
26 июня на Книжном Арсенале Мстислав презентовал украинскую версию романа. Она вышла на год позже российской и, по словам автора, это – переписанная другим языком книга. Она компактнее, актуальнее и понятнее.
Сейчас права на "Время снов" выкупило нью-йоркское издательство Academic Studies Press. Книга готовится к выходу на английском языке. И, по словам автора, он рад, что переводиться она будет именно с украинского. Потому что эта версия более точно передает те мысли, которые он хотел выразить.
Об особенностях работы конфликтным документалистом и ее влиянии на литературу, специфике акций протестов в разных странах и о том, можно ли вернуться с войны, которая еще не закончилась, Мстислав Чернов рассказал в интервью 24 каналу.
Мстислав Чернов во время презентации книги в Харькове / Фото из архива Мстислава Чернова
В одном из интервью Вы рассказывали, что во время работы камера – это защита от участия в событиях. Были съемки, которые стали чем-то большим, чем просто работа? Когда камера уже не является щитом?
Конечно. Во время любой съемки, где есть прямая угроза жизни ты, прежде всего, человек. Ты перестаешь быть отстраненным наблюдателем и становишься участником события. Но это и есть способ делать свою работу хорошо. Если хочешь сделать по-настоящему хороший кадр, придется подойти близко, перестать отгораживаться от эмоций, почувствовать. Это всегда компромисс. Между безопасностью и хорошим кадром, между отстраненной нейтральностью и сочувствием.
Не думаю, что камера должна быть щитом для фотографа. Наоборот - для меня документалистика всегда была возможностью почувствовать жизнь во всей ее полноте. Кажется, если бы мне за эту работу не платили, я бы все равно продолжил ее делать. Ощутив однажды разницу между взглядом на событие, когда ты его проживаешь, и взглядом сквозь экран, невозможно не хотеть вернуться в эту реальность. Я не ищу адреналина или острых ощущений. Я ищу возможности прикоснуться к реальности. Вцепиться в нее зубами.
Вы – ловец жизни?
Мне просто очень нравится жить. Парадокс в том, что чувство реальности пришло ко мне именно в зонах конфликтов. Когда жизни угрожает опасность, ты начинаешь понимать, насколько ценной является каждая деталь. Если и есть хоть какой-то урок, который я вынес из войн и конфликтов, где моя жизнь висела на волоске, то он таков: все в мире имеет значение.
Мстислав Чернов специализируется на работе в зонах конфликтов / Фото из архива Мстислава Чернова
Каждая деталь, каждая подробность, каждое наше решение – все влияет на нашу жизнь. Собственно, это та мысль, которая много раз повторяется во "Времени снов".
По моим впечатлениям, во "Времени снов" Вы пытаетесь распробовать войну с разных сторон. Это так?
Да. Поэтому в книге есть разные герои с разных сторон конфликта.
Но “стороны” – это тоже условность. Одна из главных мыслей "Времени снов" – то, что границ не существует. Границ между добром и злом. Границ между реальностью и воображением. Между войной и миром. Эти, казалось бы, противоположные вещи, при близком рассмотрении сливаются друг с другом.
Неизвестно, где заканчивается война, когда солдат уезжает домой. И непонятно, заканчивается ли она вообще, или он уносит ее с собой. Тут тоже нет границы. Эта тема меня волнует, она сугубо личная, потому что я тоже ведь постоянно уезжаю с войн и увожу их с собой.
Вы с них возвращаетесь, или просто уезжаете?
Вот в том то все и дело...
В этом смысле для меня, например, недавняя война в Карабахе была знаковой. Потому что она была первой, которая закончилась. Это была единственная война, которую я прожил от начала и до конца. Это ценный и очень болезненный опыт.
И каково это – прожить войну, которая закончилась?
Думаю, мои ощущения тут повторяют ощущения всех, кто был в Карабахе. Это чувство облегчения и горечи тех, кто потерпел поражение.
Я был свидетелем пяти войн, но никогда не видел, их окончаний. Война на Донбассе такая же. Оглядываясь назад, невозможно назвать какую-то конкретную точку, в которой точно стало понятно, что вот теперь она точно началась. Был ли это первый блокпост, построенный в Славянске? Или первый погибший солдат? Или первый подбитый вертолет? Это как кошмарный сон, который непонятно, когда начался, и от которого мы никак не можем проснуться.
А после Карабаха проснуться удалось. Я сидел в постели и думал: "Вау! Неужели это и действительно случилось?". Всю войну мы жили в Степанакерте, вокруг которого сужалось кольцо наступления. В начале войны фронт был далеко и, чтобы добраться до него, нужно было ехать несколько часов. И психологически это было очень сложно. Там, на горной дороге, ты каждую секунду ощущаешь, что твоя жизнь без предупреждения может закончиться.
Мстислав Чернов / Фото из архива Мстислава Чернова
Турецкие дроны либо просто падали с жутким воем и взрывались, либо сбрасывали бомбы. Увидеть или услышать заранее их нельзя. Спрятаться невозможно. В голове стояли изображения из Youtube роликов в потрясающем качестве, в цвете, снятые с этих дронов: машины, люди, дома с высоты птичьего полета. А через секунду – взрыв. И маленькие точки, которые на самом деле – кусочки людей, разлетаются в стороны. Никто из них не подозревал, что сейчас произойдет. Вот так и ты едешь куда-то и знаешь, что каждую секунду с тобой может случиться то же самое. Непередаваемое ощущение непрекращающегося напряжения.
"Крышу" после такого опыта не рвет потом, простите за фамильярность?
Рвет, конечно. Но абсурд и война всегда ходят вместе. Чему тут удивляться.
В последние дни войны фронт приблизился к самому городу. Почти все дороги были закрыты. Водитель, с которым мы работали, попал в засаду на дороге, когда отвозил хлеб солдатам в соседнюю деревню. Его расстреляли, машину сбросили в пропасть. Степанакерт опустел и каждый день подвергался артиллерийским обстрелам. МЧСники эвакуировали последнюю в городе беременную женщину. Она отказывалась уезжать, сопротивлялась. Они завернули ее в ковер и вывезли на одной из скорых в Ереван. Большинство журналистов, опасаясь попасть в окружение, тоже эвакуировались.
В эти последние дни каждую ночь мы поднимались на крышу нашей опустевшей гостиницы. Садились в плетеные кресла. Ставили камеры на запись, потому что предугадать, когда случится артиллерийский удар – сложно. И смотрели, как за горами, которыми окружен город, идут бои и часами взрываются склады оружия. И каждую ночь к нам выходил хозяин гостиницы. Он уже понимал, что, скорее всего, ему тоже скоро придется бежать и навсегда оставить свою гостиницу и дом. Он приносил свой лучший коньяк. Садился рядом с нами. Наливал нам по стаканчику. И мы вместе часами смотрели и слушали фронт. Вот то ощущение, которое сложно понять, находясь в безопасности, ощущение, что ты жив, несмотря ни на что. И оно бесценно. Передать его может только литература.
Мстислав Чернов во время презентации книги в Харькове / Фото из архива Мстислава Чернова
Вернемся к попытке распробовать войну с разных сторон в книге. Война, как явление, в разных странах разная?
Если говорить о сути человеческих страданий во время войны – то она, естественно, везде одинаковая. Войны отличаются обстоятельствами и уровнем ненависти, которую люди испытывают друг к другу. Войны в Ираке, Сирии или между Арменией и Азербайджаном идут десятки лет. За все эти годы люди накопили столько боли, страданий и нетерпимости друг к другу, что это влияет на то, насколько безжалостной становится война.
Война на Донбассе в начале не была такой. Но за восемь лет она постепенно изменилась. Ощущение нетерпимости и пропасти между двумя сторонами конфликта увеличилось радикально. Люди потеряли своих близких, потеряли друзей. Такое простить очень трудно. Чем дольше идет война, тем сложнее ее остановить.
Что еще изменилось на Донбассе за последние восемь лет?
На фронте почти не осталось солдат, которые видели начало войны. За исключением тех, которые, проведя какое-то время дома, вернулись на передовую, потому что не могут жить без войны. Хотя, не стоит обобщать. Естественно есть, и другие причины. Так или иначе, большинство военных сейчас видит войну совсем по-другому.
Они видят ее в состоянии застоя. Они видят конфликт, который никуда не двигается, но в котором, тем не менее, продолжают погибать их товарищи. Многим это непонятно. Некоторых злит, то, что приходится выполнять функции “пограничников”, а не военных.
Мстислав Чернов / Фото из архива Мстислава Чернова
А местные жители изменились?
В отношениях с местными жителями проявляется принцип неопределенности из квантовой механики. Когда наблюдатель влияет на результат наблюдения. Человеку с камерой редко говорят то, что действительно думают. Человеку с камерой перестали доверять. Мы восемь лет задаем одни и те же вопросы: “Как вы выживаете так близко от передовой? Что вы чувствуете?”.
Это люди, которые устали от войны, но никуда не могут от нее скрыться. В серой зоне всегда тихо. Даже когда стреляют. Там много брошенных и разрушенных снарядами домов. Те, в которых еще живут люди, можно отличить по аккуратно вспаханным огородам. И цветам. Люди пытаются культивировать какую-то жизнь и красоту. От этого ощущение пустоты и тишины усиливается.
Ваша книга отлично передает ощущение липкой серости, которая обволакивает город, оказавшийся в зоне боевых действий и в оккупации. Эту серость Вы осознали на Донбассе?
Познакомился я с ней на Донбассе. Осознал – намного позже. Когда всерьез взялся за написание романа. Когда он стал обретать форму и я стал искать символы. Тогда эта серость стала реализовываться.
Но это удалось не сразу. Изначально я не хотел использовать названия городов, указывающих на Донбасс. Я пытался сделать войну символичной, описать ее без конкретных мест. Я хотел показать схожесть войн и универсальность человеческих страданий. Универсальность кошмара непрекращающейся войны.
Еще одна сторона Вашей работы документалиста – акции протеста. По Вашим наблюдениям, есть какие-то национальные особенности акций протестов в разных странах?
Хотел сказать “нет”, но исправлюсь. Есть, как и общие черты, так и сугубо национальные особенности.
С точки зрения протестного документалиста у вас есть любимая страна для работы?
Да! Обожаю работать в Гонконге. Протестующие там настолько высоко организованы, что иногда даже не верится. Сотни тысяч людей точно и эффективно координируют свои действия. Не понимаю, как им это удается. Сначала протесты были хаотичны, но через какое-то время, в общем движении выделились отдельные группы. Как у муравьев. Одни отвечают за строительство баррикад. Есть группа разведчиков, группа координаторов, группа тех, кто приносит воду и еду и тех, кто просто формирует основные колонны. За этим процессом чрезвычайно интересно наблюдать.
Во-вторых, в отличии от многих других стран, в Гонконге журналистов не бьют, не брызгают перечным спреем в лицо и не пытаются сломать камеру. Иногда к тебе подходят, благодарят, предлагают еду и воду. Это очень мило. Если ты снимаешь что-то, что протестующие не хотят показывать, например, как они громят магазины или банки, принадлежащие китайским компаниям, то перед тобой быстро появляется несколько человек, которые раскрывают зонтики, блокируя кадр. И все, ты ничего не можешь снять.
Вы много рассказывали журналистам о "Времени снов" за последний год. Есть то, что про книгу стоило бы знать, но про это так и не спросили?
Не спрашивали, сколько по-настоящему скрыто уровней в этой книге. Книга построена по принципу головоломки. Это – мета документалистика. В книге есть рекурсия и к самой себе, и к литературе, как к жанру, и к автору. Почти никто, из тех, кто книгу читал, не докопался до самого дна. Но это мне нравится. Значит, ее потенциал до сих пор не раскрыт.
Еще у меня никогда не спрашивали, почему я использовал фотографию горящей книги для рекламы. Это визуальная цитата из текста романа, своеобразная рекурсия, символ, который объединяет книгу, войну и сновидения. Огонь – символ войны. Кроме того, горящая книга – это картина, которую сейчас редко встретишь. Абсурд, странность, конфликт. Я пытался максимально передать эти ощущения в изображении. Хотя, признаюсь, обливать бензином и поджигать свою книгу непросто.
Горящая книга – символ, который объединяет книгу, войну и сновидения / Фото из архива Мстислава Чернова
Какой будет следующая книга?
Это будет исторический детектив, действие которого разворачивается в начале 1900-х на Буковине. Параллельно я пишу детские сказки. Пока это все в работе.
Важно Книжный Арсенал – 2021: пять книг, которые стоит не пропустить
Лучше всего мне работается в самолетах. Там нет интернета, ничего не отвлекает. Ты фокусируешься на работе. При этом ты еще и куда-то двигаешься. Однажды у меня был отпуск. Я никак не мог справиться с одной из последних глав “Времени снов”. Поэтому купил себе круговой 16-часовой перелет, который начался и закончился в Берлине. В течение всего этого перелета я пил кофе, ел шоколад и писал. Мне был очень хорошо. Это был, пожалуй, самый мой успешный день в литературной работе.