Моя начальница, делая свои прогнозы еще до войны, начинала свой рассказ обычно так: "У кума моего бывшего мужа есть коллега, бывший ФСБшник, так вот он говорил, что здесь будет ТАКОЕ…" Или еще хлеще: "У нашего электрика есть в Москве двоюродная сестра, у которой соседка работает в верхах, она рассказывала..."

После этого странного родства и круглых глаз о страшных перспективах будущего мне хотелось выйти, прекратить разговор, но я слушала, молчала и слушала, а моя начальница живописала один прогноз страшнее другого. Сейчас я думаю, что она говорила это не нам, вынужденным ее слушать, а самой себе, проговаривая одно и тоже по несколько раз на дню, чтобы решиться-таки выехать из Луганска всей своей большой еврейской семьей и сесть на шею на берегу Черного моря тем, кто готов был принять, обогреть, накормить на неограниченное время. Мы спрашивали у нее, как ей так повезло удачно устроиться в качестве беженца в частном пансионате в Крыму, прихватив с собой еще девять душ своей большой семьи. Она отвечала уклончиво: "В Интернете есть группы тех, кто может принять у себя".

Из нашего коллектива никто больше так удачно и за чужой счет прошлого лета не провел. Не та порода, видимо. Со слов начальницы, к ним относились настолько трепетно, что пожелать большего было просто невозможно – памперсы младшему, лекарства старшим, а всем вместе продукты с единственной просьбой готовить самостоятельно. Перед выездом моя ослепительная начальница мелькнула на нескольких пророссийских митингах и даже дала интервью в пользу перемен российскому телеканалу, а потом уехала насовсем, не дожидаясь перемен и лучшей жизни. Некогда ей ждать, когда всех оставшихся охватит, наконец, обещанная на митингах благодать, о которой она нам много и горячо рассказывала...

Мне не хочется с ней общаться. В прошлом году, уже не работая, она давала мне задания, личные задания. Ей нужны были руки здесь и она воспользовалась моими. Та же неизменная ирония и безапелляционность: "Сходи, договорись, предложи им денег". Я не хочу отвечать, когда она звонит. За год она сменила Москву и Питер и еще раз в обратном порядке. Она поменяла около пяти мест работы не ниже должности директора. И на следующей неделе она приезжает. Всего на несколько дней. Меня спасает только то, что в городе у нее целый арсенал нужных подружек, с которыми ей хочется повидаться и выпить, а я не вхожу в первую обойму нужных ей людей.

Да, приезжает она сюда по работе в командировку, рабочее место у нее в Москве. Что меня задевает? Есть пара пунктов. Основной – она выехала, не решив вопрос с выплатой нам последней зарплаты. По телефону сообщила об увольнении всего отдела. Это было в середине июля прошлого года, она-то выехала из города еще в июне, сумев отправить "Новой почтой" одежду всей семьи в Крым. Мы продолжали работать без начальника и без зарплаты, а потом она сообщила нам, что наш отдел был расформирован еще месяц назад. "Зря вы ходили на работу под бомбежками". У меня ушло полгода, чтобы получить свою зарплату. Мне заплатили только половину. Но я была уже так измотана всей этой историей, что кроме благодарности у меня не было слов. Я не стала спрашивать, почему столько и почему так долго, и почему мне пришлось написать сто писем всем начальникам нашей структуры, переехавшим в Киев… Каждый из них изумлялся: "Как? Ты так и не получила зарплату?" Больше из отдела никто не получил последней зарплаты. Говорят же, стучите, и вам откроют. Остальные за переездами, поисками средств к существованию не имели сил и находчивости теребить высшее руководство, напоминая о невыплаченной нам задолженности. Сейчас можно сказать: знай я все это, я бы поступила иначе. Но я против того, чтобы трясти кулаками после драки.

...Я говорила с бывшей коллегой о скором приезде и грядущей встрече с М. Сошлись на том, что мы живем с ней в разных измерениях. Есть выход – слушать ее. Я хорошо представляю, что она будет сочувствовать всем нам, а нам к концу вечера опротивит чувствовать себя убогими, не сумевшими решиться на выезд. Да, я представляю слово в слово все, что она может нам сказать: все члены ее семьи устроились, работают, Россия – чудесная страна, давшая кров и защиту. А обиднее всего то, что никто из нас не ходил на митинги, не ждал перемен и не звал никого на помощь. Но все мы здесь, живем с этим и молчим. Продолжаем делать то, что делали всегда – работать. Только за гораздо меньшие деньги. Она считает нас слабыми и нерешительными. А я вижу в каждом, кто остался или вернулся, не слабость, а силу сделать это. Вернуться в свой дом, ставший другим. Жить и молчать. Видеть и молчать. И не жаловаться, понимая, что этим ничего уже не изменить.

Читайте также: Письмо из Луганска: поездка – это как путешествие в Америку "Титаником"