Пресс-офицером 58-й бригады Вооруженных сил Украины Денис Наумов был в 2015-2016 годах. Закончив службу – стал инженером видеомонтажа на 24 канала.

В интервью сайту "24" он рассказал о том, что особенного в работе с военкорами, какие бонусы можно вынести из участия в боевых действиях, с чего начинается возвращение в мирную жизнь и какая карма преследует пророссийских боевиков на Донбассе.

Твоя история службы началась практически с классического "сняли с поезда в Нацгвардию". Только тебя сняли в ВСУ, так?

Ну, практически… Я работал в телекомпании в Сумах. Однажды по пути на работу меня встретили два военных и два милиционера. Спросили, кто я и куда иду. На мой вопрос, почему спрашивают, ответили: "Вот, молодой человек, возьмите повесточку, зайдите в военкомат, ничего такого, просто провериться. Я, как наивный тогда еще мальчик, подумал, что просто базы данных пополняют какие-то. Зашел в военкомат, прошел медкомиссию, как только я ее прошел – мне вручили билет и в тот же день отправили во Львов. Это было реально неожиданно.

Во Львове отучился два месяца – сначала в Академии сухопутных войск, потом отправили на полигон – и после этого было распределение по бригадам. Я еще в самом начале сказал, что хочу быть пресс-офицером. Когда прошли учения, когда пришел час распределения, меня распределили в 58-ю бригаду пресс-офицером. Вот с этого все и началось.

И вся твоя история пресс-офицера продолжалась в составе 58-й бригады?

Да. После двух месяцев тренировок нас отправили в зону АТО. Мы приехали в Очеретино, потом разъехались по позициям. В общем, почти 11 месяцев мы обороняли линию фронта где-то в 40 км протяженностью.

Правду говорят, что тебя приставляли ко всем иностранным группам журналистов, которые были в вашем секторе?

Да. На тот момент я там был, наверное, один пресс-офицер, который нормально говорил на английском. Поэтому на меня спихивали всех иностранцев – от датчан, американцев и до канала вроде "Аль-Джазира". Все проходили через Авдеевку и через нашу бригаду.

То есть, тебе было нескучно.

Ну да. Там вообще было нескучно. Очень много интересных журналистов было. Журналисты, когда приезжают на "передок", – они какие-то обезбашенные люди и не всегда понимают, с чем могут столкнуться, везде лезут.

А те, которые понимают, – тоже лезут?

Не все. Есть, допустим, те, которым нужен какой-то резонанс и «экшн», а есть те, кто приезжает просто сделать свою работу. Есть нормальные, есть ненормальные. Это везде так.

Чувствуется разница между нашими и иностранными журналистами?

Не особо. Меня очень сильно удивили турецкие журналисты. Они приехали, поснимали буквально чуть-чуть, 2-3 часа, но материал, который они выдали, был очень высокого уровня, насыщенный и полноценный. Я просто в шоке был, насколько там офигенная операторская и журналистская работа.

Что было самым интересным за время работы пресс-офицером?

Люди. У нас, например, бригада была сборная со всех уголков Украины. У меня за время службы такой опыт, багаж знаний набрался из-за общения с разными людьми – от голов сельсоветов до водителей-трактористов.

Что больше всего впечатлило из наблюдений?

Даже не знаю. У нас просто очень классная компания была, таких людей в нормальной жизни не встретишь. Ты с ними целый год живешь, рядом спишь, знаешь, что они делают, чем занимаются, ты их узнаешь полностью. В армии есть такая фишка: со временем начинаешь видеть людей насквозь. Со временем сам перестаешь одевать ту маску, которую люди носят в нормальной жизни: где-то приврать, где-то приукрасить, где-то постараться кого-то не обидеть. Там никто маски не одевает. Если человек говнюк – он этого не скрывает и не одевает какую-ту маску красивого мальчика. За это его уже уважают – он не скрывает своего "Я". Там все такие, как есть изнутри, настоящие.

Это единственное большое отличие от мирной жизни. Поэтому, когда возвращаешься в гражданскую жизнь, видишь эти маски людей, видишь, когда человек врет, когда – не врет, когда он кем-то прикидывается, когда – нет. Очень хорошо в глазах картина вырисовывается, когда общаешься с людьми. Вот это вот такой бонус большой, который дает общение с военными.

Там еще диссонансом очень накрывает из-за того, что иногда не понятно, ради чего мы воюем. Понятно, что за Независимость. Но вот иногда смотришь, какой идет "контрабас" бешенный, поездами просто. Вплоть до того, что поезд едет – обстрелы прекращаются. Там такой диссонанс в этом плане ходит, что капец. Со временем, конечно, и к этому привыкаешь, но это бред какой-то. Мы то ли воюем, то ли не воюем. Это уже надо решать кардинально.

Возвращаться с войны тяжело?

Это от человека зависит. Мне лично не тяжело было. Я просто из тех людей, которым суперлегко перестроиться под разные обстоятельства.

Однозначно, война меняет людей. Это – бесспорно. Но все зависит от характера человека: насколько он хочет себя жалеть, насколько ему хочется, чтобы его окружающие жалели.

У нас вопросом реабилитации никто не занимается. Эта отрасль, наверное, только начала развиваться, и она находится еще в зародыше. Мало людей, которые начинают посвящать свою жизнь тому, чтобы узнавать, почему и как что-то происходит, почему столько суицидов после войны и во время войны происходит. Просто у нас система такая, что солдат – это никто по сути. Если мы берем какую-то технику, то это важно, а если человек умер – это не суть важно, важнее, что боевая единица потеряна.

Списать солдата проще, чем ту пару берцев, которую ему выдали?

Ну да. Серьезно! Вот это – огромный минус. Но это идет, скорее, из штабов, чем от тех, кто находится на "передке". Там друзей теряют, там никто не будет оплакивать галимую машину, которая подорвалась.

У нас, помню, случай был. Приехали журналисты, снимали артиллеристов, на съемки выехало две машины и две пушки. Они ехали друг за другом, каждая машина тянула пушку. Первая машина резко затормозила, а вторая – не успела затормозить. И ее пушка протаранила кабину полностью. Хорошо, что в кабине только два человека сидели – сидели бы три, пушка как раз через того, кто посередине сидел бы прошла. А так – никого не задело.

Когда комбриг примчался, я думал, будем получать люлей за то, что техника поломалась. Это ж, блин, КРАЗ вышел из строя, двигатель пушка протаранила. Комбриг просто спросил, пострадал кто-то или нет. Узнал, что все целы и сказал – забейте.

Уважение к каждой отдельной человеческой жизни идет от командира?

Да. Это зависит от командира. Вот у нас, например, был очень крутой командир. Я таких мало в своей жизни вообще встречал.

В армии можно повстречать разных людей, от каких-нибудь "аватаров" забитых, которые ничего не умеют, кроме как бухать… До людей, которые для тебя становятся примером и авторитетом. Благодаря им меняется мировоззрение.

В лучшую сторону или в худшую?

В лучшую, однозначно. Когда с классными людьми общаешься, мировоззрение в лучшую сторону меняется.

Отсюда война выглядит проще?

Отсюда она никак не выглядит. Абсолютно. Потому что тут совсем другая жизнь. Чтобы понять вообще – как оно в АТО – там надо побывать. Многие люди, сколько им не рассказывай, все равно не поймут, что такое война. Я и сам не понимал, пока туда не попал, потому что когда приезжаешь обратно и начинаешь что-то людям рассказывать, хочешь выговориться, а выговориться некому – ты людям начинаешь рассказывать какие-то свои истории боевые, а человек тебе кивает, но смотрит стеклянными абсолютно глазами.

Если люди военные общаются между собой – они друг друга понимают, и им поэтому хорошо друг с другом общаться.

Военкор 5-го канала Евгения Подобная называет тебя человеком, который спас ей жизнь. Сколько еще на твоей совести спасенных?

Нисколько! Это она преувеличивает! Там история какая получилась. У нас тогда день бурный был. Сначала мины подрывали, которые застряли в земле, чтобы они не взорвались, журналисты это засняли. Потом комбату сообщили, что нашли схрон сепарский с гранатометами. Схрон этот тоже подорвали, журналисты и это все засняли.

В этот же день комбат был в ударе, мы поехали еще на одну позицию, пошли в серую зону, куда уже в принципе нельзя было идти. Я сказал, что журналистов туда не пущу. В общем, военные пошли сами, там нашли растяжку, и как раз хорошо, что журналисты туда не пошли – растяжки дело такое, опасное. Можно и не заметить. Все обошлось, поехали домой. Так что, фактически, я ее не спасал.

Я вообще в каких-то сильно героических ситуациях не был. Вот, 22 августа перед Днем Независимости, вообще жестко было. Перед Днем Независимости всегда начинается жесткая такая война, там и танчики выезжают, и вообще по полной программе "поздравляют". Вот тогда в Авдеевке я в 4 утра проснулся от того, что вокруг все дрожит, дома дрожат, стекла чуть не выпадают – по соседней позиции, это был километр, стреляет танк. Мы потом туда утром поехали с журналистами, отсняли. Тогда сепаратисты как всегда, только туалет уничтожили. Не знаю, почему на всех позициях первым делом они попадают в туалет. И всегда точное попадание. Не знаю, это какой-то прикол или карма у них такая.

Все фото: Эдуард Крижановский