Российские СМИ неоднократно показывали так называемые интервью с украинскими пленниками, где были заметны следы физического насилия. Пытки, шантаж и моральное давление – все что нужно знать об отношении россиян и их приспешников к украинцам. О подполье, плене и украинском Луганске, – эксклюзивно сайту 24 канала рассказал экс-узник Владислав Овчаренко.

Читайте Все, что россияне делали – это насиловали детей и убивали их, – интервью с викингом-добровольцем

Агрессия, неприятие того факта, что какие-то "додики" ходят по городу с триколорами. Было много вопросов и мало ответов. Хотелось как-то противостоять, что-то делать.

Как все происходило, когда началась оккупация Луганска в 2014 году?

Агрессия, неприятие того факта, что какие-то "додики" ходят по городу с триколорами. А потом, когда начали захватывать админздания, был вопрос, почему наше МВД (милиция в 2014 году – 24 канал) ничего не делает. Было много вопросов и мало ответов. Хотелось как-то противостоять и что-то делать. Была самооборона Евромайдана, ультрасы. Но нас было где-то 100 – 300 человек. Что бы мы сделали против людей с АК-47?

В начале мая 2014-го многие уехали из города. Как говорит Владислав, принял для себя неверное решение, но остался с родителями в Луганске. Были надежды, что через пару месяцев все закончится и в Луганск зайдут ВСУ. Планировали скрываться от обстрелов и ждать освобождения города.

Слова некоторых политиков побуждали к подпольному сопротивлению / Фото из личного архива Владислава Овчаренко

Петр Порошенко или кто-то из его депутатов ездил по передовой и рассказывал, что в Луганске нет патриотов. Эй, ну, мы же на месте! Как это нет? Луганск – желто-голубой!

Что подтолкнуло подпольно противодействовать сепаратистам?

Расскажу об акциях с флагами и текстовками. С чего все началось. Похоже, это был 2015 год. Петр Порошенко или кто-то из его депутатов ездил по передовой и рассказывал, что в Луганске нет патриотов, все, кто хотел – уже уехали, там уже нет наших граждан, которые хотят Украину. Я был удивлен: "Эй, ну, мы же на месте! Как это нет? Луганск – желто-голубой!". Сразу начал думать, что бы сделать такого, чтобы Украина смогла увидеть, что здесь есть наши граждане.

У меня был в Твиттере аккаунт "Луганская Хунта" на пять тысяч человек. Аудиторию этого аккаунта можно было использовать для распространения информации и поднять "движуху". Тогда придумали варианты разных акций, чтобы показать, что квазиреспублика – это для "додиков", а вот мы – настоящие граждане, мы здесь, мы на месте, мы готовы бороться, в том числе информационно. Если бы дали возможность, то и оружием.

"Луганск – желто-голубой!" / Фото из личного архива Владислава Овчаренко

А что именно вы делали?

Мы срезали флаг псевдореспублики с луганского стадиона "Авангард". Для меня и моего друга это было родное место, мы там практически выросли, восемь лет провели на тренировках. Поэтому мне эта тряпка очень не нравилась. Затем, на годовщину смерти нашего побратима Аксена, мы сделали маленькое видео, где на фоне текстовки "Луганск – это Украина" мы сжигаем флаг квазиобразования. Неожиданно для нас это видео вышло из частной группы на ютуб и там уже пошло-поехало. Но до этого мы проводили определенные акции в наших известных местах в Луганске. Мы делали то, что было в наших силах.

Сожжение тряпки квазиреспублики / Фото из личного архива Владислава Овчаренко

Как они вас идентифицировали?

К сожалению, у нас не все люди были проверены на 100%. Однажды одного из ребят, который был участником этих акций, "прессанули" МГБшники (так называемое "министерство государственной безопасности" псевдореспублики – 24 канал). Забрали у него флешки, где были фото и лица без масок. Через полтора года после этой акции с "флагом" они идентифицировали нас. Искали "террористов" в центре города. Пакеты на голову, в машине нам сделали "массаж", так сказать.

Как вас задержали?

10 октября 2016 года в Луганске проходил митинг против вооруженной миссии ОБСЕ на Донбассе. Мы с Артемом (Артем Ахмеров, друг Владислава, также попавший в плен – 24 канал), как люди, которым все интересно, что у нас дома происходит, сходили посмотреть что там. И потом на Театральной площади города нас задерживают люди в штатском: "Давайте документы и телефоны, это милиция". Но это было чисто формально.

Мы дали паспорта, нас отвели в сторону, представились, что они "МГБ ЛНР", сказали, что сейчас поедем к ним в управление. Это былое здание СБУ Луганска и области. Мы поехали туда. Пакеты на голову, в машине нам сделали "массаж", так сказать.

С того момента и до обмена мы уже не выходили. Нас держали в бывшем архиве СБУ, переделанном в тюрьму. Сказать, что там кровати – было бы слишком комфортно сказано. Медицинские кушетки или армейские нары железные. Было восемь камер. Спали мы там и жили. На допрос поднимали в основное здание СБУ.

Ребят держали в бывшем здании областного управления СБУ / Фото из фейсбука Артема Ахмерова

Кормили тем, что было еще со времен СССР. Нам приносили какие-то каши, где черви ползали.

Какие там были условия? Вода, еда, туалет?

Буду честным, кормили. Но кормили тем, что было еще со времен СССР. Нам приносили какие-то каши, где черви ползали. Можно было надеяться на лучшее, когда уже пошли передачки от родителей. То есть что-то можно было передать, что-то нет. "МГБшники" уже сами разбирались что давать. Поэтому преимущественно жили на передачах. Выжить еще можно было.

В плане условий, то туалет был два раза в сутки в отдельном помещении, в 6 утра и 6 вечера. И в комнате стояла "баклажка" пятилитровая, как они это называли – биотуалет. Спали на медицинской кушетке и был стол. Это все, что у тебя есть в камере.

Душ – раз в неделю, по субботам. Сначала в комнате я был сам в течение месяца, потом перевели в общую камеру, там было 4 человека в подвале – гражданские, я с военными не пересекался.

Пленным посчастливилось получать передачи от родных / Фото Валентины Полищук, 24 канал

Как проходили допросы? Как они относились к вам?

Со "страстью". Во-первых, мы из Луганска. Это для них было неприемлемо, что мы, луганчане, не поддерживаем россию или квазиреспублику.

Они нам доказывали, что мы проходили военную подготовку с инструкторами НАТО в Северодонецке. Как фантазия позволяла, так они это все и придумывали. Хочешь или нет, ты должен признаться. Не буду геройствовать, но они могут убедить в том, что ты никогда и не делал.

Однажды ко мне в подвал заходил человек в балаклаве с типичным московским акцентом.

Допрашивали сугубо луганские или россияне?

Допрашивали луганчане. Но однажды ко мне в подвал заходил человек в балаклаве с типичным московским акцентом. Это был конец ноября, за десять дней до перевода в СИЗО. Этот мужчина предлагал слить все имена, позывные, кураторов, с кем якобы я работал, с кем пересекался, к кому уезжал. А они по-хорошему могут помочь не заехать в тюрьму, выпустят и буду с ними сотрудничать на месте.

Я ему ответил: "Что я вам могу сказать, если вы сами знаете, что это все "липа" и все наши действия есть на фото и видео. Но то, что вы говорили о сотрудничестве, что нам платили какие-то деньги, это же неправда". И он вышел и сказал, что я сам выбрал себе судьбу. Ок, удачи, им.

Как проходили допросы?

Самое интересное было в первый месяц. С 10 октября до середины ноября. Каждый день тебя поднимают, ориентировочно в 9 – 10 утра – у нас часов не было, зрительно ориентировались. Допросы начинались с побоев.

Помню их ухмылки, им это доставляло удовольствие. Можешь представить, какое психологическое состояние у людей, которые это делают, когда они получают от этого удовольствие.

Труднее всего было другое. Когда тебя спускают в подвал, ты понимаешь, что завтра будет то же самое. И ты каждый день готовишь себя к завтрашнему дню. Это тяжелее всего в психологическом плане, чем физическая боль. Возможно, завтра будет еще больнее, чем сегодня.

К теме Поиск пленных военных: в разведке рассказали о данных, которые не следует распространять в соцсетях

Часто террористы избивали до такого состояния, что приходилось вызывать врача из областной больницы. Однажды Владислава избили так сильно, что у него было сотрясение мозга. Рассказывал, что не мог даже встать с кровати, просто чувствовал себя куском мяса.

Базовая медицинская помощь была. Но уже в том случае, когда они понимали, что теряют "клиента". А если ты нормально держишься, то ни о какой медицинской помощи речь не шла.

Когда о пленных заговорили в СМИ, это на 80% – гарантия свободы и жизни, как отметил Владислав. Но если пленные не публичны, то высока вероятность того, что их просто убьют во время допросов. В 2014 году многие так и не вернулись из подвалов.

Упоминания в СМИ – 80% гарантия свободы и жизни / Фото из фейсбука Владислава Овчаренко

Им не нравится неподатливость. Если ты не идешь с ними на контакт – они будут избивать и пытать, пока ты не станешь для них добреньким.

Отличалось ли их отношение к вам и военным?

Это я уже узнал после обмена, когда встретился с ребятами, которые были там рядом. Наша программа имела больше "спецефектов". Для них мы – предатели в кубе. Типа свои, но не свои. К военным относились почти так же, как и к нам: допросы, побои. Но раз на раз не приходится.

Например, Евгений Чуднецов из "Азова" – сам уроженец Донбасса. Можем представить, как его допрашивали, если на пресс-конференции в Донецке он был весь синий и без зубов. Его держали в Донецке. Им (боевикам – 24 канал) не нравится неуступчивость.

Если ты не идешь с ними на контакт – они будут избивать и пытать, пока ты не станешь для них добреньким. Но даже когда начинаешь им что-то говорить, начинают извращать, чтобы ты сам уже запутался и снова начинают тебя колотить.

Когда узнал, что идешь на обмен, что чувствовал?

Узнал, что точно иду на обмен 26 декабря – за день до обмена. Эмоции были 50 на 50. Эйфория и радость, что, наконец, покину эти стены СИЗО, буду свободен. Но, с другой стороны, я немного скептик. А что если сорвется? Квазиреспублике и россии же доверять нельзя. Плюс, я покидаю родной Луганск навсегда. На тот момент мне казалось, что нам не удастся отвоевать Луганск, не было таких предпосылок.

Но в день обмена, конечно, переживания были, потому что нас держали больше часа возле КПВВ "Майорск", где должен быть обмен. Нервничали до последнего. Эйфория была, когда украинские флаги увидели. Потому что, например, когда Марию Варфоломееву меняли, то постоянно дразнили обменом. То едешь, то не едешь. Понимал, что обмен будет, но не факт, что получится.

Мария Варфоломеева и Владислав на акции в поддержку пленников / Фото Валентины Полищук, 24 канал

В нашем случае поддержка людей сыграла ключевую роль.

С тобой тоже так манипулировали?

Но мне вообще "МГБшники" говорили, что буду сидеть и никто меня не заберет. Типа псевдореспублика меня не отпустит, буду отвечать за свои грехи. Но все же было понимание ситуации, когда, например, наши пацаны уже активно эту новость форсили. Да и поддержка со стороны общественности, когда уже пошли марши по Украине. Это дало серьезный толчок, об этом хотя бы стали говорить. В нашем случае поддержка людей сыграла ключевую роль.

Первые минуты после освобождения в аэропорту Борисполя / Фото из фейсбука Владислава Овчаренко

Как тебя изменил плен?

Это, вероятно, лучше спросить у моих родителей. Но психологически стал жесче. То, что обычных людей может испугать, я на это смотрю как на какую-то обыденную вещь. Например, меня поразил пример Бучи, я понимал, что это полный трындец, но у меня не было шока, как у других. Я видел разорванные трупы в Луганске в 2014 году. Потом мне еще снилось это три дня подряд.

Я воспринимаю это как факт, но нет как-то внутреннего переживания, что это что-то нереальное. Уровень внутренней жестокости изменился, агрессия, по-видимому, тоже появилась. Есть темы, которые могут триггернуть, например, военные или плен. Не знаю, это ПТСР или нет. Но они не такие яркие, как могут быть у других.

"Плен изменил – психологически стал жесче" / Фото Валентины Полищук, 24 канал

Как думаешь, есть шанс на обмен пленных, которые были там до 24 февраля?

У нас есть обменный фонд россиян, у них есть наши граждане. Уверен, что варианты есть. Этим занимаются люди, знающие свою работу. Я верю в их профессионализм. Верю в характер, выдержку и здоровье тех, кто сейчас в плену россиян. Главное, чтобы террористы из кремля делали что-нибудь, чтобы вернуть своих граждан. Мы же видим, что им их граждане не очень нужны.

Веры словам россиян вообще нет. Их слова – это ничто.

Можем ли верить обещаниям россиян, что ребят из "Азовстали" будут держать в нормальных условиях и не пытать?

Я не придаю ни малейшего смысла словам россиян, доверия к ним нет. Понимаю, что наши там вообще не на отдыхе сейчас, ситуация даже хуже, чем на заводе. Очень хочу верить, что их там не трогают и у них более или менее подходящие условия. Но веры словам россиян вообще нет. Моему отцу также давали слово русского офицера, что меня и Артема никто и пальцем не тронет. Но ведь сложилось все по-другому. Их слова – это ничто.

Важно Людям в Киеве еще рано расслабляться, – иностранный доброволец о войне в Украине

Когда ВСУ зайдут в Луганск, то лет через 5 в Луганской области будут петь "Батько наш Бандера" еще громче, чем во Львове.

Когда отвоюем Луганск, вернешься туда? Как может измениться город?

Скажу вещь, которая может не понравиться гражданам моего города, которые сейчас там, но по ментальности эти люди – приспособленцы. Они уже чувствуют разницу, как было 8 лет тогда при Украине. И сейчас сами видят, как они живут.

Молодые ребята боятся в своей квартире сказать слово, чтобы соседи не услышали и не сдали их в комендатуру под мобилизацию. Они все прекрасно видят и понимают. Просто кто-то это воспринимает, а кто-то – нет.

Но, когда ВСУ зайдут в Луганск, то лет через 5 в Луганской области будут петь "Батько наш Бандера" еще громче, чем во Львове. Это такая ментальность. Не хочу посрамлять свой край, но многие просто переобуются и будут патриотами больше, чем все мы. Конечно, поеду туда. Еще до того, когда скажут, что можно. Буду там восстанавливать свой украинский порядок. Но жить там будет сложно, потому что этот город как родил меня, так и почти убил.

По теме – Освобожденный пограничник из "Азовстали" рассказал, как рашисты относятся к пленникам: смотрите видео