Об этом 24 Каналу рассказал украинский писатель Сергей Жадан, заметив, что, вероятно, россияне на уровне инстинктов осознают от кого идет наибольшая опасность – от героев.
К теме Идеолог украинского национализма, убит по приказу Хрущева: что известно о Степане Бандере
Конечно, есть жертвы режима, которых россияне уничтожали. Они также герои. Но они не вызывают страха у россиян.
Жертва не поведет за собой. Победитель поведет. Почему они так ненавидят Бандеру? Потому что он сформировал движение, которое их уничтожало и било. Ни в их глазах, ни в глазах украинцев он не является жертвой. Он герой. Отсюда и ненависть к нему. Так же с Шухевичем, Сагайдачным. Они воины. Победители,
– заметил Жадан.
В Украины есть много героев
Как отметил Жадан, приятно видеть, как сейчас украинские бригады берут имена украинских героев. Их у нас действительно много. И есть новые. К примеру, рядом с Сагайдачным, Мазепой, Петлюрой стоит также Дмитрий Коцюбайло (Да Винчи).
Его подразделение носит его имя. Это уже эта историческая преемственность. "Бусина", которая соединяет большой украинский исторический путь. Наша трагедия – в незнании истории. И в неготовности полностью принять свое прошлое и пересмотреть вещи, которые связаны с прошлым,
– подчеркнул Жадан.
Это – очень серьезный и некомфортный процесс. Ведь с годами знания постепенно систематизируются. А оказывается, что кое-что из этого может быть и фальсификацией.
Россия годами пыталась монополизировать и фальсифицировать историю. Но ей не удастся ее изменить. Какие-то материальные вещи действительно можно уничтожить. Но история – нематериальное наследие.
Можно убить человека. Но дух, идея, сила, которой человек успел поделиться, ее трудно уничтожить. Можно спрятать могилу Хмельницкого, присвоить его имя, вписать в имперский контекст. Сама фигура Хмельницкого значительно интереснее, сложнее, наполнена разногласиями, чем попытка России вложить ее в имперский контекст. Как бы они не хотели это сделать, не получится вывести за пределы общественного сознания. Срабатывает преемственность, ощущение своего, ощущение преемственности. Оно сильнее пропаганды, идеологии, цензуры или давления,
– отметил Жадан.