Лариса Григоренко на первый взгляд кажется очень сдержанной. Она жмет руку, подбирает слова и щурит глаза, пытаясь вспомнить страшные 9 месяцев в оккупированном Херсоне. Женщина делает длинные паузы между ответами.

Вместе с двумя дочерьми она прожила в оккупации 9 месяцев. Они втроем, поддерживая друг друга, выдержали долгие месяцы неволи в родном городе – городе, где россияне забирали людей в застенки без причины, а многих потом беспощадно сжигали.

Лариса признается, что подсознательно она блокирует эти воспоминания: оккупация изменила семью навсегда. Однако глубоко в памяти все же сохранены страшные моменты, которые она никак не сможет забыть. Женщина рассказала 24 Каналу о том, как удалось выжить.

Важно Уступал место на обмене для больных: экс-мэр города Херсона дал первое интервью после плена

Оккупацию Лариса Григоренко вспоминает отрывками. Первый день войны был самым страшным из-за растерянности и непонимания, как дальше сложится жизнь. Херсон оказался в осаде уже в первые часы, а 1 марта россияне оккупировали город. Лариса осталась с двумя дочерьми: 15-летней Аленой и 18-летней Аней. Ее муж накануне уехал в командировку в Киев.

Лариса сейчас живет в Германии с двумя дочерьми / Фото 24 Канала

Сначала они обустроили убежище в подвале: там спали в шубах и зимних сапогах, потому что было очень холодно. Но быстро поняли, что это ненадежное укрытие, и перебрались в сауну, расположенную в центре дома. Из-за отсутствия окон это место казалось безопаснее и однозначно было теплее. Две полки из досок застелили всеми одеялами, что были дома. Ночью, услышав взрывы, девушки бежали туда. Их "сиреной" были взрывы.

"Самое страшное, когда над головами пролетали истребители. Этот звук, казалось, невозможно выдержать. Дети особенно пугались. Никогда не знаешь, куда он полетит и где упадет", – вспоминает Лариса.

В первые дни войны у младшей дочери начались панические атаки. Такая реакция повторялась каждый раз, когда Алена видела российских солдат с оружием. А их часто можно было встретить на улице: они патрулировали, сидели на БТРах и перегоняли технику.

"Ей было очень страшно. Я понимала, что нельзя показывать никаких эмоций. Аня тоже это осознавала, а у Алены подкашивались ноги. Она не могла идти, задыхалась. Мы брали ее под руки и тихо просили: "Алена, не кричи, не беги". Нельзя было их провоцировать. Надо было вести себя так, чтобы у них не возникало никаких подозрений и чтобы они не имели повода придраться", – вспоминает Лариса.

Придраться они могли к любому: к женщинам, которые стояли возле украинского флага, нарисованного на заборе, или к мужчине, что вечером провожал ребенка. Люди порой исчезали без вести. Их друзья и родные искали их в ФСБ, Росгвардии или в оккупационных войсках.

Знакомый Ларисы исчез на три недели, как оказалось позже – все это время он провел в подвале. Вернулся весь в синяках. Говорил, что тяжелее всего было выдержать крики людей, которых пытали.

Провоцировать россиян было категорически запрещено, ведь можно было поплатиться жизнью. Люди, которые выглядывали с балконов, чтобы снять на телефон россиян, заходивших в город, были убиты.

Лариса рассказала, что в городе есть несколько улиц с выгоревшими балконами. Одну женщину россияне застрелили мгновенно прямо на балконе. Она пыталась снять видео. На другой улице мужчина бросил в россиян коктейль Молотова. В результате "ответа" выгорело дотла несколько квартир.

Если ты делаешь что-то против них, надо понимать: ответ будет немедленным. У них сил значительно больше. Людей расстреливали без промедлений. Когда оккупанты перегоняли технику – все знали, что и к окнам подходить нельзя. Все должно быть зашторенным,
– объясняет Лариса.

Дома Лариса повыкручивала лампы, реагирующие на движение, чтобы они не включались от случайного шороха.

Ночью мимо их дома часто проезжала громоздкая машина, которая перевозила ракеты. Ее колесо было высотой с человека, а на самой машине сидели россияне с автоматами.

Неподалеку расположен школьный стадион. Именно туда оккупанты свозили ракеты и оттуда запускали. Они заезжали в густонаселенный район, осуществляли пуск и быстро убегали. После этого прилетал ответный удар. Люди прятались, где могли. В основном в подвалы, ведь бомбоубежищ в городе не было.

Когда под нашими воротами они проезжали, то мы только молились. Выглядывать нельзя было, потому что они были с приборами ночного видения. Молились, чтобы только не к нам, чтобы они проехали мимо,
– вспоминает Лариса.

Поэтому люди затаивались дома и старались держаться подальше от окон, когда оккупанты перевозили ночью ракеты или перегоняли технику.

По вечерам же людей ожидало новое испытание: россияне в передвижных крематориях сжигали тела.

"Каждый вечер на улице было невозможно дышать. Россияне жгли людей в крематориях – и своих, и наших, всех подряд. Стояла такая вонь, что выдержать ее было невозможно. Почему они делали это именно вечером – я не знаю", – вспоминает Лариса.

Вдвоем с детьми дома Лариса проводила 90% времени оккупации. Они смотрели фильмы, читали книги, сажали цветы и ухаживали за садом, а девочки дистанционно выполняли домашние задания. И все же иногда приходилось выходить на улицу. В частности, девушки ходили за едой, всегда вместе.

Лариса с дочерьми / Фото из семейного архива

В первые недели войны в городе закончились украинские продукты. Россияне "делили" бизнес между собой, открывали магазины и завозили свои товары. Девушки решили, что не будут пользоваться рублями и не будут покупать еду у оккупантов.

Частные пекарни имели запасы муки и пекли хлеб. Все, что было в супермаркетах, исчезло за две недели. Оставалась только выпивка. Все раскупили чрезвычайно быстро,
– вспоминает Лариса.

Единственным украинским центром оставался рынок. Несмотря на оккупацию, херсонцы привозили туда продукты: мясо, овощи, фрукты, различные крупы, домашнее масло и сыры. Выбор был небольшой.

"Еды было немного, но сколько ее там надо? Готовили кашку, картошку с мясом. Мы не видели ни колбасы, ни конфет, ничего подобного. Когда мы уже выехали на территорию, подконтрольную Украине, нам так всего хотелось, что покупали все подряд", – вспоминает Лариса.

Расплачиваться в оккупации можно было только карточками – наличных ни у кого не было. Люди продавали на доверии: брали номера банковских карточек, покупали продукты и шли в места, где ловил сигнал интернета. Иногда там появлялись оккупанты, но продавцы и покупатели делали вид, что их не видят и не боятся, якобы за ними не следят солдаты с автоматами.

Девушки выходили во двор, чтобы пойти к друзьям, у которых был интернет, чтобы позвонить родным, прочитать новости и получить домашние задания из университета и школы. Передвигались узкими маленькими улочками, где россияне редко могли быть.

В городе россияне вели себя, как "хозяева". Они даже привезли свои семьи. Если они идут, мы переходили на другую сторону дороги и не ходили там, где их можно встретить. Они всегда и везде были с автоматами. Когда ездили по городу, ехала какая-то техника или БТР, то сверху сидело несколько человек с автоматами. Без оружия даже боялись,
– вспоминает Лариса.

В переулках херсонцы оставляли знаки поддержки друг другу: на заборах висели желто-голубые ленты или маленькие нарисованные флажки. Это придавало сил Ларисе и ее дочерям, напоминая, что скоро их освободят, а оккупация останется лишь страшным сном.

Херсон, 2022 год / Фото из архива Ларисы Григоренко

"Ты живешь, как в клетке или тюрьме. Не имеешь права ни на что, абсолютно ни на что. Я просто пыталась сохранить детей и их жизнь", – отметила Лариса.

Осенью старшей дочери Ане нужно было ехать на учебу в КПИ в Киеве, но гуманитарных коридоров не было: дорога через Николаев была закрыта, а выезд через оккупированный Крым Лариса даже не рассматривала. Отец одноклассницы, чья семья уже выехала, решил ехать сам на автомобиле. Он искал, кого может взять с собой, потому что россияне меньше цеплялись к машинам, где сидели дети и женщины.

Лариса решилась отправить Аню вместе с ним. Они переправлялись на пароме, потом через Васильевку. После 38 блокпостов девушка попала на подконтрольную Украине территорию.

"Приехал этот паром. Я даже не знаю, как туда вместилось этих десять машин! Как в мультфильме про капитана Врунгеля: машины нацеплялись со всех сторон на паром. Он такой малюсенький, последняя машина висела на трапе. Очень переживала, но доехали!" – вспоминает Лариса.

Лариса и Алена последние месяцы оккупации остались вдвоем. Осень была тяжелой. Тогда исчезла вода и свет, продуктовый рынок уже не работал, поэтому ели то, что оставалось в запасах. Девушки могли приготовить себе еду благодаря тому, что дома был газ.

Херсонская городская власть организовала доступ к воде. Город черпает ее из Артезианской скважины, а не из Днепра. Скважины перестали работать, когда исчезло электричество. Власти отправляли трактор с дизельным генератором, чтобы качать воду, а горожане приходили с бутылями, чтобы набрать домой.

"Потому что в другом месте совсем нигде не было воды. Тогда уже и еды не было никакой, потому что с Алешек ничего не могли привезти. Мы где-то месяц так жили", – вспомнила Лариса.

11 ноября 2022 года Лариса со свахой пошла на рынок, чтобы купить цветок для своего сада. Ухаживая за ним, женщина отвлекалась от реальности. Тогда уже люди между собой перешептывались, мол, на Таврическом якобы стоят "наши".

Таврический недалеко – маршруткой минут 15 от места, где находилась Лариса, но ехать ей было страшно. Женщина вернулась домой и посадила хризантему. Вдруг к ней прибежала подруга. Она сказала, что говорят об освобождении Херсона.

Мы с Аленой идем смотреть. Выходим на улицу Кулика, а там – куча народу! Все говорят, что уже ездили наши автомобили с украинскими флагами. Боже, какие мы были счастливые, что нас освободили! Мы можем дышать свободно! Стемнело, а мы можем выйти на улицу. Все вышли на улицу,
– вспоминает Лариса.

Несколько дней в городе царила тишина – россияне отступали с позиций. Но потом начались мощные бомбардировки и перекрестные артобстрелы. Херсонцы надеялись, что ВСУ отбросят оккупантов подальше, но город оказался прямо на линии фронта

"Идешь по улице – что-то летит. О, пролетело дальше. Хорошо. Идем дальше. На бульваре Шевченко лежали маленькие "стрелы". Это бомбы, что взрывались на высоте около метра, чтобы поражать людей. Потом все оставалось просто на земле. И думаешь: хорошо, что обстрел не застал тебя именно тогда, когда ты пробегала мимо", – вспоминает Лариса.

Поэтому Лариса с Аленой решили эвакуироваться. Они сложили в два небольших рюкзака самое необходимое, и именно в этот момент во двор заехал муж Ларисы на авто. В день, когда дорогу в Херсон разминировали, он приехал забрать семью. Они взяли собаку, несколько вещей и под грохот канонады выехали из города. С тех пор они туда больше не возвращались.

Лариса Григоренко заверила, что оккупация изменила всех. За 9 месяцев они никогда не смеялись. Казалось, будто на их лицах была маска, которая не позволяла реагировать на что-либо.

Что бы ни случалось – ты всегда одинаковая. Не было права на эмоции, совсем никогда и никак, потому что это могло закончиться очень плохо.

Сейчас Лариса вместе с двумя дочками живет в Германии. Девушки скучают по дому и мечтают вернуться в Украину. Лариса же и дальше пытается оберегать их от ужасов войны.