Хочу, чтобы сын знал, кто уничтожил его город и заставляет прятаться в укрытии: Гаяне из Бахмута

В рамках проекта СВОИ 24 канала Гаяне Авакян рассказала об эвакуации в первый день полномасштабной войны, жизни вдали от дома, разговорах с переселенцами и людьми в горячих точках, а также словах, которыми объясняет войну маленькому сыну.

В тему ВСУ сказали ехать, потому что мы мешали уже, – Валентина из Лисичанска об эвакуации и мести россиян

Гаяне Авакян родом из города, который последние недели не исчезает из новостей. Который отчаянно пытаются захватить россияне, чтобы показать самим себе хоть какой-то успех. О который благодаря невероятным украинским защитникам враг ломает и ломает зубы. Бахмут.

Справка. До февраля 2016 года Бахмут был Артемовском. Историческое название городу было возвращено в рамках декоммунизации.

3 месяца оккупации в 2014-м, 8 лет прифронтовой жизни и развитие Бахмута

Чем вы занимались в Бахмуте до полномасштабной войны?

Последние 5 лет я занималась развитием региональной журналистики в агентстве медийного роста "Або" . Мы вместе с командой запускали локальные сайты в разных регионах Украины. Я отвечала за Восток – небольшие города Донбасса и Луганщины. К сожалению, населенные пункты, в которых мы запускались, остаются либо прифронтовыми, либо оккупированными. Это – Волноваха, Марьинка, Нью-Йорк, Торецк, Сватово, Троицкое, Попасная и другие.

Кроме того, мы развиваем свой медиапродукт. Это онлайн-журнал о жизни на Востоке – "Свои" . Наша команда – журналисты из Донецкой и Луганской областей. Мы рассказываем истории людей и городов. До полномасштабной войны мы писали о том, как жили в условиях российской агрессии с 2014 года, как регион развивался несмотря ни на что.

Гаяне родилась и до полномасштабного вторжения жила в Бахмуте / Фото предоставлено 24 каналу

Бахмут знает, что такое война, с 2014 года. Как это было тогда? Вы оставались в городе?

В 2014 году я была редактором местного сайта. Я оставалась в городе, несмотря на оккупацию. Но тогда мы еще не понимали всю угрозу, в том числе и для журналистов, местных жителей. Наш город был оккупирован примерно 3 месяца, над ним тоже был русский флаг. Но, к счастью, нас освободили. Мы остались в прифронтовой зоне. До ближайшего города – Горловки – было 30 километров.

Фактически, Бахмут стал местом, куда люди из Горловки, Донецка приезжали через КПВВ, чтобы получить украинские услуги, снять в банкоматах гривны. Они видели, что происходит на оккупированных территориях и в нашем городе.

Я знаю, что многие прифронтовые городки стали витриной для людей, выезжавших из оккупации. Иногда их называли "туристами". Но эти люди переживали то, что пережила и переживает сейчас большая часть Украины. Теперь все понимают, что такое русская оккупация, оккупационная власть, коллаборанты. Мы видим гораздо ярче, какая это разрушительная сила. К сожалению.

В 2014 году мы вели свою хронику оккупации. Были очень рады, когда летом город стал свободным, над ним снова взвился украинский флаг. Мы были счастливы, что можем снова называть вещи своими именами. К примеру, боевиков боевиками, а не ополченцами.

Тогда наш город оставался прифронтовым, к нам выходили украинские военные, пережившие Дебальцевский котел зимой 2015 года, до этого – ребята из Иловайска.

Бахмут 8 лет назад дважды обстреливали из артиллерии. Были погибшие и пострадавшие. Разрушения были не такие, как в поселках поблизости, но город тогда почувствовал на себе те прилеты, которые теперь сотнями сыплются на Бахмут.

Бахмут под оккупацией россиян, май 2014 года / Фото Александра Сотникова

Как изменился Бахмут за последние 8 лет? Заметно ли было развитие города?

Наш город всегда был достаточно комфортным и компактным. Там было классно жить, воспитывать детей.

Последние 4 года перед полномасштабным вторжением Бахмут активно развивался – и инфраструктурно, и в вопросах доступности, и среднего и малого бизнеса, новых заведений, социальных программ.

Могу сказать, что динамика была очень хороша. Если бы нам не помешали, все бы продолжало расти, было бы гораздо лучше. Особенно если сравнивать с тем, что каждый день видим в сводках, фото и видео. Россия уничтожает все, что люди создавали для украинского востока все эти годы.

В нескольких десятках километров от вас были оккупированные территории, где периодически происходили обстрелы. Как вы ощущали эту близость фронта?

Мы чувствовали ее, когда получали сообщения о том, что наши защитники, защищавшие Восток, возвращались домой в гробах.

Вместе с коллегами мы делали виртуальный музей-мемориал погибших земляков. Я очень благодарна Елизавете Гончаровой, которая была инициатором проекта. Это было важно, потому что часто переселенцев с Востока упрекали, что они уехали и не защищают свою землю. Мол, защищают Украину в основном люди из Львова. Это было совсем не так.

Я чувствовала войну еще и через своих соседей. Мы жили в доме у воинской части. Очень многие наши соседи были военными. Ребята, которых я каждый день видела в форме, служили в бригадах, защищавших нашу землю.

Эта военная часть была символом украинского сопротивления еще в 2014 году, потому что боевики 5 раз штурмовали ее. Тогда это была танковая база, потом танки вывезли оттуда. Но пока они там оставались, были для боевиков лакомым кусочком. Они приезжали из Горловки со спецназовцами. С автоматами штурмовали, пытались захватить. Это обычно происходило в промежутке с 3 по 5 ночи. Когда мы утром вставали и видели, что над воинской частью до сих пор украинский флаг, очень радовались.

Тогда военная часть была в осаде, военные не выходили оттуда. Волонтеры одной общественной организации через забор перекидывали им необходимые вещи, теплые носки, еду. Когда после деоккупации мы об этом узнали, то были очень тронуты. Им требовалась в такое сложное время поддержка местных.

Украинский флаг в освобожденном Бахмуте, июль 2014 года / Фото Евромайдана

Количество проукраински и пророссийски настроенных людей: каким оно было в 2014 году и теперь, произошли ли изменения в настроениях местного населения?

Я не люблю обобщать и делать выводы из своего пузыря. К сожалению, не могу сказать, что весь город был проукраински настроен. Но так происходит и сейчас, как на Востоке, так и на Юге. Есть люди, поддерживающие Россию. Думаю, им не хватило смелости понять, какое горе приносит эта страна нам всем.

Единственное, что объективно можно сказать – это результаты выборов и поддержки пророссийских партий соответственно. Это то, что меня всегда возмущало, удивляло. Люди, голосовавшие за ОПЗЖ и другие пророссийские партии, это люди, которые привели войну во второй раз в наш дом. Это люди, поддерживавшие эту риторику. Их количество – это количество бюллетеней, брошенных за ОПЗЖ.

Избиратели голосовали за людей, которых даже не знали. Бахмут избрал народным депутатом Федора Христенко, который ни разу не появился в нашем городе. Украинские партии мало внимания уделяли электорату на Востоке. Были слабые звенья – местные партии. Они не оценивали обитателей восточных областей как собственный электорат. В этом плане Украина проигрывала.

Если говорить о развитии и осознании себя как украинцев, то  произошел прорыв. Сейчас главное – вернуть территории и перестать жить в постоянной угрозе.

Обратите внимание Когда рядом приехали танки, решили бежать – Елена о выезде из Николаева и жизни в Чорткове

"23 февраля были собранные вещи и план эвакуации"

Вернемся к великой войне. Как для вас началось 24 февраля, как узнали о полномасштабном вторжении?

На самом деле тревога нарастала в течение недели. Первоначально мы увидели признание незаконных республик Россией. Кроме того, были предупреждения о полномасштабном вторжении, которые мы расценивали всерьез. Мы понимали, что признанием все не ограничится. Это не заморозка конфликта, это было только начало.

23 февраля вечером у меня уже были собранные вещи, я сложила самое необходимое, определила план, куда я могу эвакуироваться. А уже 24 февраля в 5 утра мне позвонила коллега из Бахмута и сказала: все, он начал войну, города обстреливают. Я просто взяла вещи и вызвала такси.

Мы с семьей сели и поехали в Днепр. Когда вышли там на вокзале, уже начали говорить об эвакуации из Луганской области. Потому что оккупация этого региона происходила очень молниеносно. Понятно, что будет эвакуация из Донецкой области.

Последнее фото Гаяне из дома в Бахмуте / Фото предоставлено 24 каналу

Вы допускали, что война будет столь масштабной, что не ограничится только обострением на Востоке?

На самом деле, единственное, что меня тогда поразило, это масштаб. Я думала, что вторжение будет на восточном фронте. И никак не могла подумать, что это будет сразу по трем направлениям, что будет оккупация и Юга, и Севера. Я поняла, что это уже не АТО, не ООС, а большая война.

Дорога во Львов и жизнь на новом месте

Какой была ваша дорога? Знали, куда едете?

Возвращаясь к вокзалу в Днепре: мы зашли на рецепцию, спросили, будет ли эвакуационный поезд. Нам растерянно ответили, что пока ничего неизвестно. Однако уже тогда людей на вокзале было много.

Мой маршрут проходил через Тернополь во Львов.

Первые месяцы войны я провела в селе подо Львовом. Нас приняли очень классные люди. Мы до этого их не знали, но они разделили с нами всю боль, которую мы тогда испытывали.

Проживали мы на даче. В общей сложности там разместили 3–4 семьи переселенцев, то есть 10–12 человек в разное время там было. Мы спали на полу, потому что не всем хватало места. С нами были дети и 5 кошек.

Гаяне вместе с сыном прожила 3 месяца подо Львовом / Фото предоставлено 24 каналу

Продолжали ли вы свою журналистскую деятельность во Львове?

Конечно, мы все сначала были растеряны. Но то, что я сразу понимала и предупреждала об этом своих коллег, это то, что как только начнется что-то, надо собирать вещи и уезжать. Большинство моих коллег, как и я, уехали в первые дни вторжения.

Пока мы эвакуировались, нас подстраховали коллеги, находившиеся в более безопасных регионах. Они помогали вести трансляцию о происходящем на Востоке, помогали писать, как и куда уехать. Рассказывали, что происходит в Харькове, Львове и других городах, которые стали принимать переселенцев.

Я на себе испытывала весь тот стресс, когда ты с одним чемоданом должен покинуть свой дом. Мы много писали об этом раньше, но пока ты это не почувствуешь, не поймешь, как оно, насколько это тяжело психологически.

И когда мы уехали, какое-то время были в ступоре. Но нам понадобилось несколько дней, чтобы полноценно возобновить работу сайта.

Когда Луганщину почти оккупировали, мы начали думать, как мы можем помочь аудитории, о чем вообще писать. Потому что люди перешли на короткие сообщения в телеграм-каналах, не всегда соответствовавшие действительности. Тогда мы для себя определили: мы уехали, а теперь нам нужно помочь принять такое же решение как можно большему числу людей.

Потому что, когда мы писали ужасные истории пострадавших, которые оставались в прифронтовых городах, единственная фраза, которая их всех объединяла, была такой: "Я оставался, потому что думал, что все будет, как в 2014 году". Им нужна была помощь для того, чтобы осознать, что все гораздо хуже и сложнее.

Маршруты эвакуации и опыт других людей нужны были им, чтобы понять, что их не бросят ночевать на вокзале, что найдут убежище, что есть очень мощное волонтерское движение, которое со всем поможет.

Мы несколько месяцев показывали историю эвакуации, выбрали такую миссию для себя.

Гаяне на железнодорожном вокзале Львова после эвакуации / Фото предоставлено 24 каналу

"Каждый сам оценивает риски и принимает решения": о важности эвакуации

Даже многие люди остаются в очень опасных местах, живут под постоянными обстрелами. Что бы вы им посоветовали: как решиться на эвакуацию?

Каждый принимает решение для себя, что для него самое важное. Что касается меня, то я определила приоритетом сохранить свою жизнь и семьи. Я очень боялась, чтобы мой сын не переживал голод, холод, обстрелы.

Я понимаю, что один из аргументов этих людей, что в Украине сейчас везде опасно. Я чувствовала это на себе, когда жила подо Львовом и видела, что ракеты падали на город и в небо вздымались дымовые столбы. Также в двух кварталах от моего офиса в Киеве разрушены бизнес-центр, жилой дом, было попадание в детскую площадку. Погибают люди. Я все понимаю.

Но еще раз скажу: каждый оценивает риски сам. Я не советчица для них. Однако могу фиксировать преступления России и показывать опыт уехавших людей. Ты не можешь залезть в голову другому человеку и вложить в него свое понимание этой войны. Я с этим смирилась. Я просто надеюсь, что наш призыв часть людей и услышит.

Гаяне поделилась историей, услышанной от жителей Бахмута, с которыми общалась для публикации на сайте. Это история семьи, выжившей во время авиаудара по дому. В результате атаки там выстояла только середина здания, первых двух подъездов и последнего не было.

Эта семья пряталась в подвале одного из подъездов. На дом сбросили две авиабомбы. Когда Гаяне спрашивала мужчину и женщину, почему они оставались там, то кроме аргумента о том, что надеялись, что все будет хорошо, они говорили, что были в информационном вакууме. Единственная информация, которой они владели, это были звуки войны, которые становились то ближе, то отдалялись. И они оценивали свои шансы на выживание только по этим звукам войны. А эвакуировались только тогда, когда их квартира была полностью разрушена. Они чудом выжили, получили контузию, которую даже не заметили.

Когда они выехали в Луцк, то поняли, что зря все это время жили в таких условиях – в подвале, без света и газа. Они крепко держались за все нажитое. Это трагедия многих людей, остающихся в горячих точках.

Гаяне на Аллее роз в Бахмуте / Фото предоставлено 24 каналу

"Родители сбежали от войны в Карабахе, Россия заставила их вторично покинуть родной дом"

Бахмут получил ужасные разрушения. Ваш дом пострадал в результате обстрелов?

Родительский дом в Бахмуте расположен в центре, возле местного стадиона. Эти места часто попадали в хроники, их обстреливали.

То, что я знаю, что в доме полностью разрушена крыша, там вылетели окна. Соседи рассказывали, что когда заходили внутрь, то видели воду по колено. Стены еще стоят. Но разрушения в этом районе страшные.

Мне очень жаль моих родителей, потому что они приехали в Бахмут во время войны в Карабахе. Они – первые беженцы в нашей семье. В течение 30 лет делали все, чтобы построить дом и счастливо жить в нем.

Через несколько месяцев Россия разрушила не только все, что они строили в течение жизни, но и город, в котором им было комфортно, где они жили и воспитывали детей. Я вижу, что они это переживают гораздо труднее меня. Их жизнь уничтожили.

Но все же я рада, что они со мной, что послушали меня и уехали. Вместе мы в относительной безопасности в Киеве.

Читайте также В доме на месте 9 квартир дыра, наша – чудом уцелела: история Соломии из Ирпеня

Переезд в Киев и разговор с сыном о войне

Когда вы переехали в Киев и почему?

Я решила перебраться в Киев, потому что здесь моя работа, мои коллеги. Если раньше я работала дистанционно и иногда приезжала в киевский офис, то впоследствии решила, что буду строить жизнь с нуля уже в столице. Уезжать за границу я не хотела.

Сын продолжает учиться дистанционно в бахмутской школе. Весь его класс разъехался по разным городам, но учатся и дальше вместе. Хотя самой школы уже нет, ее разрушили. Но главное – это люди, и они остаются.

Как вы говорите с сыном о войне? Как он воспринял то, что пришлось уехать из дома?

Он очень болезненно воспринял утро 24 февраля. У меня даже есть фото, где он стоит у нашего подъезда, пока мы ждем такси, очень заплаканный.

Когда мы были уже во Львове, я старалась больше отвлекать его от этой темы. Помогала учеба. Кроме того, мы постоянно устраивали, когда было время и не было обстрелов, что-то интересное на выходных. Мы выезжали во Львов, чтобы его немного развлечь, чтобы минимизировать влияние того, что мы весь день дома говорили.

Я решила, что буду говорить сыну о войне правду, чтобы он понимал причины и последствия. Чтобы ясно знал, кто отобрал у него дом, кто разрушил его город, кто продолжает обстреливать Украину, почему ему нужно спускаться в укрытие, когда летят дроны или ракеты.

Он все это хорошо осознает. Конечно, у детей есть страх, когда они слышат взрывы. Я просто пытаюсь объяснить ему свои и его эмоции, чтобы он осознанно подходил к этому. А также чтобы когда он вырастет, то чтобы понимал, кто это делал и идентифицировал себя так, чтобы эта история в его жизни уже не могла повториться. Я очень надеюсь, что Украина победит, а наши дети вырастут другими, осознавая все, что произошло.

Гаяне в Мариуполе за полгода до войны / Фото предоставлено 24 каналу

Мысли о возвращение в Бахмут и ощущение "дома" в тысяче километров от него

Планируете возвращаться в Бахмут, когда там будет безопаснее?

Я очень рада, что город не оккупировали. Когда я уезжала, у меня было ощущение, что наступление будет очень стремительным, а город захватят сразу. Но защитники Луганской области очень большой ценой задержали неприятеля.

Сейчас Бахмут уже сдерживает русскую армию, чтобы она не пошла дальше. Большой ценой – и жизней военных, и мирных, и наших домов, разрушенных воспоминаний.

Но я не могу сейчас планировать дальше, чем завтра. Поэтому ничего пока не говорю о возвращении именно в Бахмут после войны. Будем смотреть по ситуации. Я очень надеюсь, что город не оккупируют. Не хочу, чтобы над ним был русский флаг, чтобы там вылезли коллаборанты. Рада, что город держится.

За последнее время единственной хорошей новостью для меня было то, что мне разрешили поехать на восток работать. Я очень хотела вернуться. Видела репортажи военных журналистов оттуда, когда они проходили мимо моего дома, когда рассказывали трагедию моего города или других городов, в которых я постоянно бывала.

Например, Святогорск, Лиман, которые в часе езды от Бахмута. Или Мариуполь, в котором я была год назад и он поразил меня своей современностью. Потому что тому, как развивался Мариуполь и какие деньги в него вкладывали, можно было только позавидовать. Я запускала сайты в центре Украины. Когда я приезжала в эти города, вообще нельзя было сравнить с тем, как развивались города на Востоке.

У меня на руках уже есть билеты. Мне позволили поработать там, поехать и своими глазами увидеть тех людей, о которых мы с вами говорим, которые остаются. Услышать от них об их мотивации. Посмотреть, в каких условиях они живут, какие проблемы.

Я надеюсь, что эта моя радость от того, что я возвращаюсь на Восток, поможет мне там адекватно поработать, несмотря на то, что я там увижу. Потому что одно дело видеть все на видео, а другое – вживую. Думаю, реакция будет совсем другой.

К слову, после записи нашего интервью Гаяне удалось побывать на Донетчине, в частности, в Святогорске и Лимане.

Гаяне в Донецкой области, ноябрь 2022 года / Фото предоставлено 24 каналу

Появилось ли у вас хотя бы частичное чувство дома во Львове и Киеве?

Оно возникает из мелочей. К примеру, я смогла вывезти из Бахмута несколько своих книг, игрушки сына. Потом мама к нам приехала, то чувство дома появлялось, когда она начинала готовить то же, что готовила дома.

Человек должен ощущать дом как место безопасности. Я сейчас, когда ухожу из офиса, говорю, что иду домой. Хотя, конечно, это не так.

Был такой момент, когда мы ездили к моим друзьям в Кропивницкий уже из Киева. Тогда я сыну сказала, что мы сейчас едем, а в воскресенье будем возвращаться домой. Так он мне ответил: если в Бахмут, то я уеду, если в Киев – то не хочу. Для него Киев пока не стал домом. В этих условиях я ему объясняю: когда-нибудь ты вернешься, но не сейчас.

Планы открыть бутылку шампанского из Бахмута после победы

Что сделаете после победы?

Я открою бутылку Артемовского шампанского. Знаю, что многие из Бахмута держат бутылку шампанского на день победы. Это будет первое, что я сделаю.

Справка. "Артвайнери" (ранее – Артемовский завод шампанских вин) – одно из крупнейших предприятий Украины и Восточной Европы по производству игристых вин классическим бутылочным методом. Расположен в Бахмуте.

Бахмут уже не будет таким, как раньше. После нашей победы его придется отстраивать. Но он никогда уже не станет Артемовском или еще чем-то связанным с Россией. Пока там очень громко, город каждый день содрогается от обстрелов и боли. Но это временно. Как и присутствие врага на нашей земле.