24 Канал имеет эксклюзивное право на перевод и публикацию колонок Project Syndicate. Републикация полной версии текста запрещена. Колонка изначально вышла на сайте Project Syndicate и публикуется с разрешения правообладателя.

Ситуация в Иране на самом деле не такая, как все думают

Для многих иранцев, особенно среди оппозиции за рубежом (некоторые из которых – от изгнанного кронпринца Резы Пехлеви до бывшей вооруженной группы Моджахедин-е-Хальк – открыто приветствовали забастовки), масштабы наступления намекали на намерение свергнуть правительство.

Читайте также Сейчас лучшее время: как раз и навсегда решить вопрос Ирана

Однако восстание всегда было маловероятным, учитывая, кто к нему призывал. Городской средний класс – основа гражданской и профессиональной жизни Ирана – не собирался восставать в поддержку двух иностранных государств, которые больше всего ассоциируются с десятилетиями принуждения и насилия в регионе.

Таким образом, "победят" простые иранцы или нет, будет зависеть от того, что будет дальше: как отреагирует правительство, как быстро оно сможет восстановить гражданскую инфраструктуру и предложит ли уступки среднему классу, который сплотился под флагом перед лицом жестокой бомбардировочной кампании.

Некоторые изменения происходили еще задолго до нападения Израиля. С середины 2023 года Исламская Республика демонстрирует признаки стратегического смещения внутрь страны. Она не вступала непосредственно в борьбу после нападения ХАМАС на Израиль 7 октября, а также не реагировала на давление на своих союзников в Ливане и Сирии.

Из-за массовых протестов в 2022 году, после смерти молодой женщины Махсы Амини, которую задержала полиция, режим ограничил соблюдение неписаного дресс-кода на улицах. Когда я посетил Тегеран и несколько меньших городов в прошлом апреле, меня поразило, насколько изменилась ситуация. Многие женщины (хотя не большинство) выходили с открытыми волосами и свободно общались с молодыми мужчинами в кафе, которые выросли как грибы по всему Ирану.

Затем в июне 2024 года на пост президента неожиданно избрали Масуда Пезешкиана. Будучи более реформаторским, он сменил консерватора Ибрагима Раиси, который сделал ношение хиджабов приоритетом и жестоко подавлял протесты. Зато, когда приняли новый закон о хиджабах, Пезешкиан отказался его выполнять, позволив закрепиться новой социальной норме.

Более того, иранская экономика не такая слабая, как часто утверждают иностранные СМИ. Данные не рисуют радужной картины, но и не указывают на неизбежный крах. Несмотря на драконовские санкции США, введенные в 2018 году, экономика медленно восстанавливается.

К 2024 году ВВП превысил свой пик 2018 года, а рост в среднем составлял около 3% в год – чему способствовал экспорт нефти, который выиграл от слабого применения санкций администрацией Джо Байдена. Кроме того, данные опросов показывают рост реальных (скорректированных на инфляцию) расходов на душу населения в последние годы.

Заметьте Иран поставил США требования для возобновления переговоров

Назначение Пезешкиана, а также прогрессивного министра социального обеспечения и труда и молодого министра экономики, получившего образование в Чикаго, сигнализировали о повороте к лучшему управлению экономикой. Внутри страны идут серьезные дебаты относительно того, сможет ли Иран достичь целевого показателя роста в 8%, который регулярно указывается в ежегодных бюджетах и пятилетних планах. Экономисты пришли к согласию, что "не обойдется без ослабления санкций", что, в свою очередь, потребует дипломатии, а не ракет.

Однако экономические реформы администрации Пезешкиана, в частности и восстановление инновационной программы денежных переводов 2010 года, вероятно, усилили готовность городского среднего класса поддерживать правительство перед лицом авиаударов Израиля.

Достаточно сдержанная реакция Ирана на атаку США на его ядерные объекты показывает, где лежат приоритеты его лидеров. Они рассматривают возобновление конфликта как отвлечение от своей миссии развития, изначально изложенной в Двадцатилетнем плане развития 2005 года, который имел целью к 2025 году вывести Иран среди ведущих экономик региона.

Экономика или милитаризация: что выберет Иран

Сейчас вопрос заключается в том, подтолкнет ли недавняя война Иран к дальнейшей милитаризации и расширению роли государства в экономике, или к большей свободе для гражданского общества и частного сектора.

Многие помнят, как кровавая восьмилетняя война с Ираком в 1980-х годах привела к жесткому нормированию, централизованного планирования и доминированию государственных институтов. Потребовалось почти два десятилетия реформ, чтобы вернуть рыночные принципы и возродить частный сектор.

Иран, возможно, сегодня находится в лучшем положении, поскольку война имела ограниченный масштаб, а частный сектор и рыночные институты прочнее утвердились. Так же как ирано-иракская война привела к огромным инвестициям в развитие, которые признали вклад сельских общин, эта может стать катализатором подобного жеста признания для городского среднего класса. Если так, то это в значительной степени будет способствовать достижению того социального консенсуса, к которому стремится Пезешкян.

Два десятилетия назад в Иране шутили, что Исламская Республика имеет последовательную стратегию в отношении Кореи, за исключением того, что иногда она напоминает Север, а иногда Юг. Теперь Иран стоит перед подобным выбором. Северокорейская модель может показаться некоторым привлекательной с ее ядерным сдерживанием, подавлением инакомыслия и закрытыми границами.

Но большинство наблюдателей, знакомых с культурой, религией, историей и темпераментом Ирана, не рассматривали бы это как жизнеспособный вариант – даже после войны, которая выявила уязвимость Ирана при отсутствии ядерного оружия.

Несомненно, будет существовать напряженность между восстановлением армии и удовлетворением потребностей гражданского населения – от укрепления водоснабжения до распределения бензина и решения проблемы трудоустройства молодежи. К счастью, в отличие от наращивания военной силы, экономическое восстановление можно продвигать с помощью широко распространенной политики, которая привлекает частный сектор и уменьшает бюджетный компромисс между обороной и развитием.

Если предположить, что прекращение огня будет соблюдено, то настоящий вопрос – не в том, кто выиграл или проиграл. Он будет заключаться в том, использует ли Иран паузу, чтобы удвоить экономическое развитие, или травма войны спровоцирует идеологическую закалку. Вариант развития может быть ограничен характером режима; но альтернатива – постоянная позиция военного времени – является экономически и социально неприемлемой.