Вернувшись с войны, Алексей Трубилко стал соучредителем общественной организации ОНА "Калина" и начал заниматься обучением молодежи сначала в Ровенской области, а со временем – и во всех областях Украины. Сейчас он учит студентов медучилищ и старшеклассников основам домедицинской помощи, спортивному ориентированию и передает собственный опыт с боевых тактик курсантов военных учебных заведений. Кроме того, планирует развивать направление туристических походов для лучшего изучения истории родного края и сделать все возможное для повышения имиджа ВСУ.

В интервью сайту "24" он рассказал о том, почему нужно инвестировать силы и время в молодежь, почему не нужно зацикливаться на собственном геройстве и как правильно возвращаться с войны, чтобы не потерять вкус к жизни.

По образованию ты фельдшер-акушер, но почему-то решил стать правоохранителем. Как так получилось, что медика занесло в милицию?

Есть такое понятие "зов души". У меня к этому всему тяга была еще с детства. Где-то с тех пор, как в пятом классе я написал на дневнике "Джохар Дудаев, мы с тобой", танк нарисовал и Кремль горящий — тогда как раз началась первая чеченская кампания.

Тяга к чему?

К штурмовым подразделениям и силовикам.

Так, а в милиционеры как занесло?

А силовики — это, фактически, менты. Меня конечно больше привлекала карьера секретного агента, который что-то где-то раскрывает, выполняет сверхсекретные задания под прикрытием с постоянной опасностью для жизни. Единственный выход для парня без бабла в начале 2000-х добраться к таким приключения был через милицию.

Классического мента с тебя не получилось, да?

Не так. С меня не получилось "мусора". Потому правоохранители делятся на две категории: "мусор" и "мент". Когда ты туда приходишь, надеваешь синюю форму — ты мент. Первый год тебя не трогают, присматриваются, как себя покажешь. Ни в какие махинации в этот период не привлекают. Я сам с янтарного края, и там всяких схем много есть. Через год работы тебя уже начинают пыхать в какие-то сделки. У меня так не получилось, я не понимал тех схем, не хотел их понимать. Не захотел делать то, что было незаконно.

Поэтому еще тогда из меня вышел классический правосек из-за этой психологии справедливости. Сейчас я уже понимаю, что тогда я был полицейским, который хотел соблюдения законности. Так начинали почти все молодые правоохранители, но проходило время — и они либо оставались там работать, или уходили. Говорят, если остаешься правоохранителем более двух лет — тебе успевают залить собачьей крови. Мне не успели — убежал раньше.

Почему ушел в ДУК?

Сначала хотел идти в ВСУ. Бегал по базару за военкомом, говорил, что все есть, надо только дать мне автомат и каску, я сам себе все купил еще за год до войны. Он мне тогда отвечал, что когда придет время — меня заберут.

Я больше хотел пойти в какие-то официальные структуры, чтобы поднимать престиж тех же ВСУ. Но когда увидел, что там ко всему более пофигистски относятся, начал искать другие подразделения. Звонил в "Азов", в "Айдар", куда только не звонил — наборов нигде не было. Ушел в "Правый сектор". Позвонил, сказали, что у них есть сбор — и поехал на учебку в "Десну". Сначала было классно. Потом у меня начались проблемы, потому что я — бывший мент. Не было важно, что в ПС был и сын львовского СБУшника, и еще 10 ментов, и среди их внутренней службы безопасности правоохранители были. Но доколупались то ко мне. Хотя мне до сих пор кажется, что это больше личная амбиция командира батальона была.

После "Десны" — сразу на Пески уехал?

Полтора месяца нас мучили в учебке. Потом поехал на Пески.

На Песках была война. Я вообще рассчитывал на контактный бой, на то, что буду постоянно стрелять, патроны носить, чтобы все — как в кино. Хотя, по сути, так оно и было. Когда мы уже зашли в Пески и меня распределили в "Дома Сера", там была позиционная война. Я хотел контактной войны, рвался в аэропорт. Амбиции рвали, потому что я — лох, в Донецком аэропорту не побывать?

Но потом все-таки остались в Песках. Так как поняли, что там тоже нужны. Плюс осенью 2014 года, когда начинались выборы, многие от нас уехали — приехали, сделали 20 селфи с автоматом и уехали по ячейкам домой баллотироваться. Когда нас на позиции остается двое вместо 12, то понимаешь, что сейчас получишь такой контактный бой, что мало не покажется. Что ДАП, Пески — выгребать можно везде по полной программе. Так что свою порцию контактных боев мы тоже получили.

Почему тебя сделали старшим позиции "Земля"?

Меня сделали старшим смены, затем — старшим позиции, и уже потом, когда командир куда-то уезжал, он оставлял меня своим заместителем. Чего сделали? Командир в первый день спросил у каждого, кто приехал, сколько он сегодня расстрелял патронов. Я тогда сказал, что не стрелял. У меня еще армейских отстрелянных патронов было пару тысяч. А несколько раз выстрелить, чтобы потом сидеть чистить автомат — я этого прикола не понимаю. Все отстрелялись, понагревали себе стволы, а если вдруг сепары начнут переть — с чего тогда стрелять будем? Ну как дети малые — взяли автомат в руки и уже все, ой, как круто.

На Песках сколько первый раз пробыл?

Где-то полтора месяца. Затем простудился очень сильно. Уже тогда было несколько черепно-мозговых травм, на Песках мне добавило несколько легеньких контузий, компрессионные удары. Плюс копали траншеи, замерз. Мне уже кололи два раза в сутки что-то, чтобы меня отпускало. Ну я что, косить буду? Как можно ехать домой, бросать пацанов, чтобы ехать лечиться? Да ну нет! Короче, здоровье сдавало, начал разваливаться, поехал домой. Побыл дома месяц, немного отошел, потом меня попросили приехать в учебный центр.

Поехал на "Десну", там был помощником инструктора, тренировал молодых, параллельно сам тренировался. Когда пошло обострение на фронте, понял, что надо ехать туда. Тогда еще вышел приказ комбата, что инструкторы должны быть активны. Меня на фронт долго не пускали, потому что в отношении меня продолжалось внутреннее следствие, проверяли, не ментовский ли я стукач, или не стукач. Это такое.

В конце концов я таки надел бронежилет, взял свою бензопилу и сел в автобус со своими пацанами, которых учил. Ты бы видела глаза тех пацанов! Они так обрадовались, что этот отбитый с бензопилой едет с ними. Потому что если я, как инструктор, еду из учебки с пацанами туда, это означает, что я — абсолютно уверен в тех знаниях, которые им дал. У людей поднимается боевой дух, они будут вдвое эффективнее воевать. Приехали на Пески, позвонил своему старому командира, и в тот же день меня снова сделали его замом. В тот раз я почти месяц пробыл, и меня снова забрали на учебку. Ну, а потом здоровье сдало окончательно — и поехал домой.

Сильно сдало?

Да я уже начал боком ходить, перестал чувствовать левую сторону, и больше месяца просыпался с ужасной лобной болью. Лоб болел, на глаза давило. Уже когда понял, что начинаются очень серьезные проблемы со здоровьем, вспомнил, что у меня двое детей и поехал на обследование. Мне сделали МРТ, сказали, что еще одна контузия — и я трупак. Мне тогда врач очень конкретно объяснил, что я по состоянию здоровья становлюсь обузой для своего подразделения.

Но ты в Донецкий аэропорт таки попал?

Ну, как. Мы туда выезжали, там были, что-то подвозили, кого-то забирали.

Тебя называют "киборгом"...

Называют. Но я себя им не считаю. Киборги — это те пацаны, которые там просидели по два-три месяца и грызли тот бетон. Есть еще киборги с Песков. Слушай, ну по всей линии обороны все отгребали. А иловайские пацаны — не киборги? То, что я там ловил что-то, что к нам доносилось — это такое. Но называться киборгом просто не имею права.

Ты говорил, что когда отвоюешь, то планируешь стать инструктором по туризму. Почему не стал?

Да, собственно, я этим тоже занимаюсь. Мы развиваем родной край.

Но ВПО "Калина" — это обучение детей. Как оно связано?

Сейчас я все перевяжу. Есть такая программа, которая называется "Зеленый туризм". Эти места, где я проживаю, богатые историческими достопримечательностями. Там есть места, где проходили бои УПА, там проходили одни из крупнейших битв УПА с большевиками, там есть могила проводника УПА Черешни, могила Тараса Бульбы-Боровца. Там — прекрасная природа и шикарные леса. У нас это место называют Случанской Швейцарией. Там — нормальные лесники, которые имеют деревянные дома, такие, как в фильмах ужасов. С этими лесниками можно договориться, чтобы они позволяли группе ночевать в их домах. Что мешает нам организовать этот зеленый туризм и проложить маршрут между этими домами? Три дома — три ночевки.

Вы решили водить группы маршрутам УПА?

Мы в следующем году планируем проводить там соревнования. Будем проводить марш-броски. Прикольно же будет!

Как ты вообще дошел до того, что нужно учить детей?

Да на фронте мы к этому пришли. Войны будут идти-идти-идти, нас будут убивать-убивать-убивать. И что дальше? Воевать, пока всех не выбьют? Что-то не то с этим сценарием. Но если умственную деятельность молодежи стимулировать, развивать — это уже будет лучше. Молодежи здесь еще жить. И молодежь, с которой я сейчас работаю и которую учу, это — будущие директора, начальники и руководители моих же детей. Если сейчас мои дети пойдут учиться, и у них выкладывать будут такие же постсовдеповские учителя, которые были у нас, то в этом будет моя вина. Обучая молодежь, я инвестирую в будущее своих детей: мы учим тех, кто будет с ними работать, чтобы эти люди стали более адекватными. Мы учим их так, как хотели, чтобы учили нас.

Когда начал заниматься работой с молодежью по возвращении в мирную жизнь?

Да через пару дней. Кто-то краем уха услышал, что я доброволец. Попросили сходить в школу. Я один раз зашел. А мне тогда так неловко было! Я не герой, ничего особенного не сделал. Начали говорить с детьми.

Почему — не герой?

Ну не надо постоянно делать из себя героя, чтобы люди на тебя снизу вверх смотрели. Почему я откажусь от любого геройства? Потому что когда на героя смотришь, это как звездочка где-то на небе, к которой дотянуться трудно. Ты же должен быть реальностью.

Вот для своих курсантов, для тех детей, с которыми мы сейчас работаем, я — реальность. Если бы я относился ко всем, как те генералы, которые себя слишком высоко поднимают, результата не было бы. Ну да, ты — генерал. Но ты с людьми не работаешь, ты сам ничего не понимаешь, с тебя толку — ноль. Когда ты не звезда, а обычный человек — с тобой можно поржать, фотку на мессенджер кинуть, покурить в курилке, поговорить нормально. Поэтому я не хочу себе никаких звезд.

Чего тогда хочешь?

Хочу передавать информацию. Максимум информации, которую знаю.

Зеленый туризм, о котором ты говоришь, это, как и обучение — способ передать ту информацию, которой ты владеешь?

Да. Молодежь хочет драйва. Молодежь хочет создать себе все необходимые условия. Мы предоставляем им все возможности самим себе создавать необходимые условия. Дом лесника, вечер, огонь, еда. Поговорить, кто что с собой взял, кто что взял лишнее и больше не будет с собой брать, чего кому не хватило. Они будут в достаточно комфортных условиях. Какая-то девушка не взяла тапочки? Ну, в принципе, можно и без тапочек походить, но ноги уже мокрые. Значит, запоминаем, что следующий раз надо брать тапочки. Таким образом мы не монотонные лекции говорим, мы на практике показываем, как должно быть. Я сам эти монотонные начитки лекций не перевариваю, поэтому от них отказываюсь.

То есть, ты учишь детей так, как хотел бы, чтобы учили тебя?

Да.

Чему ты уже научил?

Преимущественно мы учим тому, что не надо делать. Когда выбираешь из жизненной практики — это еще лучше, не просто книгу прочитать. Я им никогда не рассказывал того, чего сам не делал.

Ты учишь туризму, выживанию в боевых условиях, ориентированию, домедицинской помощи...

Подожди, сейчас расскажу. Когда я первый раз зашел в медучилище, начал там со всеми говорить, меня внутри переворачивало всего! Принес им аптечку, которая у меня еще с первой ротации осталась. Сказал руководству, что эту штуку оставляю для того, чтобы дети на этой аптечке учились. Приезжаю через четыре месяца, говорю со студентами. Понимаю, что ту аптечку они в глаза не видели. Спрашиваю, где аптечка. Говорят — в шкафу закрыта. Спрашиваю, а чего? Знаешь, что ответили?

Что?

Цитирую: "Ты же говорил, она стоит 300 долларов!". Мать вашу, специально для медучилища привез ту аптечку, чтобы будущие медики учились всем пользоваться. Они ее взяли и на несколько месяцев законсервировали в шкаф, и не только детей туда не подпускали, а сами к тому шкафу не подходили. Это — глупо. Все программы подготовки будущих медиков в них в 1979 году. Дроны уже могут оперировать мозговые клетки в Японии, а у нас учат на тряпках и многократных шприцах, которые кипятить надо.

Так ты впервые начал работать с медучилищем?

Да. Причем — плотно. Потому что просто стало страшно.

Сейчас уже работаем с медучилищем, со многими школами в разных городах, с курсантами университета ВСУ, начали работать с военной кафедрой Университета Шевченко. Все студенты, которые занимаются со мной, обязательно пойдут в горы. Тесно сотрудничаем с ужгородской "Просвитой".

Еще есть много точек по Украине, куда можно поехать. Но мы к этому относимся не как государственные программы — где быстро отметиться, чтобы просто галочку поставить. Мы добиваемся результата. Например, я не могу пойти в горы с группой студентов медучилища, если они со мной не пройдутся по району хотя бы 30 километров. Я должен быть уверен в них. Набросать себе автобус детей, чтобы там половина погубилась — это не мое. Плюс у нас очень жесткая политика кадровая, четко отбираем тех, кто работает с детьми.

Каких детей ты точно не будешь учить?

Нездорово самоуверенных. Тех, кто на все отвечает "Нет, ну это я уже знаю". Когда парень вокруг меня бегает и спрашивает, когда мы пойдем стрелять, я объясняю, что вот сейчас теоретический курс пройдем весь — тогда поедем постреляем. Если он говорит: "Я это уже знаю, я уже стрелял, можно мне не проходить теоретический курс?" — он со мной никогда в жизни стрелять не будет. Те, кто говорят, что уже все знают — наиболее стремные.

Мне знаешь, какие дети больше нравятся? Дети с инвалидностью. Они такой стержень внутри имеют! Если большинство будет думать, что они уже знают и уже самые классные, ребенок с инвалидностью будет переть вперед еще сильнее, чтобы доказать, что может не хуже других, а даже лучше. Я так полностью поддерживаю эти инклюзивные группы. С этого очень прикольный микс получается.

Возвращаться с войны трудно?

Тяжело. Когда первый раз приехал домой, а кто-то из моих пацанов звонил — прямо плохо становилось. Вот что я ему скажу, когда он звонит? Он хочет спросить, как там дома. Что, сказать ему правду: "Нет, брат, дома — хреново, у вас там лучше"? Не могу. Так ходишь по дому, маешься, жена на тебя смотрит и думает, что уже любовницу завел.

Мне было очень трудно жене объяснить, что это за смс-ки ночью, чего кто-то звонит по ночам, чего из комнаты выхожу, чтобы поговорить. Ведь хочется покурить, поматериться, при жене этого не сделаешь. Она начинает что-то подозревать. Прошел, наверное год, когда ко мне первый раз кто-то из ребят заехал, и только когда она их увидела, с ребятами немного перезнакомилась — стало легче. Ну, и я уже стал более открыт.

Твой рецепт: как себе вернуть смысл и вкус к жизни когда возвращаешься?

Жди. Я с этим смыслом воевать шел. Даже с двумя. Я знал, что у меня есть двое детей, за них я воевал. К этому смыслу я с войны вернулся. Я не ожидал, что вот сейчас поеду воевать, и сразу все станет лучше — дороги станут европейские, улицы будут чистые, а соседка — менее обманчива. Чувак, ты когда шел воевать, ты с какой-то идеей шел, нет? Ты ожидал, что вместо тебя кто-то все сделает? Так не будет, никто за тебя ничего делать не будет.

Я не хочу бесплатного проезда в троллейбусе себе. Я понимаю, что государство не вытягивает всех. Мешок бюджета — не бездонный. Если я могу на себя заработать — буду зарабатывать. Сидеть и бухтеть, что в государстве все козлы, которые мне землю не дали — это не мое. Блин, земля сейчас не лопнет. АТОвцев тысячи, Украины на всех мало, это уже в Сибири землю надо брать будет, чтобы каждому бесплатно раздать. Чего я за свет должен платить, если в АТО себе льготы заслужил? Но ребята, ну подумайте, рабочих людей, которые налоги на ваши льготы платят — вообще мало остается. Если просто сидеть и ныть — ничего не будет. Хочешь, чтобы возвращаться домой было легче — займись делом.

Ты постоянно говоришь, что хочешь повышать престиж ВСУ. Зачем это тебе надо?

Потому генералы кабинетные — не являются ВСУ. ВСУ — это Вооруженные Силы Украины. Это очень большая машина и большое количество крутых пацанов. Они заслуживают того, чтобы их уважали. Да, я правосек. Да, мне не пофиг на имидж ВСУ. Наши Вооруженные силы — это будущее Украины. Есть страна. В стране должны быть свои вооруженные силы. И они должны быть очень сильными и очень крутыми. Конституцию почитай, там же все написано, ну!

Все фото: Эдуард Крыжановский