О жизни под бомбами на "Азовстали", издевательствах россиян в плену, обмене и планах на будущее Виктория рассказала в эксклюзивном интервью 24 каналу.

Важно "Верни мне смысл жизни": родные пленных Азовстали запустили трогательную акцию

Виктория вместе с дочерью жила в Мариуполе. Она работала фельдшером в военном госпитале. Женщина строила планы на будущее и воспитывала 4-летнюю дочь. Однако спокойная и мирная жизнь семьи полностью изменилась 24 февраля 2022 года.

Каким вы помните день полномасштабного вторжения российских войск в Украину – 24 февраля?

Нас вызвали на работу по боевой тревоге. Что началась война, сказали позже. У нас начался казарменный режим. Привозили очень много раненых. Объем работы был огромнім. Мы справлялись, как могли, потому что было очень много работы. Со многим я раньше никогда не сталкивалась – например, с перевязками.

Осознавали ли вы тогда масштаб случившегося?

Думать было некогда из-за большого объема работы. Да, мы понимали, что началась война, но если мы все куда-то уедем, то кто будет спасать наших раненых?

Как вы очутились на "Азовстали"?

10 марта по приказу командира я уехала на "Азовсталь", а потом уже приехали все остальные. Алиса тогда осталась дома с няней и родственниками. Мы жили одну остановку от завода.

В 20-х числах марта в городе уже не было связи и заканчивалась еда. Тогда я решила забрать Алису к себе на "Азовсталь".

На "Азовстали" вы спасали раненых военных. Насколько трудно было выполнять свою работу в таких сложных условиях – под бомбежками, при отсутствии лекарств и т.д.?

В начале у нас были лекарства, все было. Когда они начали заканчиваться, мы изворачивались, как могли. Придумівали что-то из подручных средств. До последнего помогали всем.

Алиса все время была со мной в госпитале в бункере.

Алиса на Азовстали
Маленькая Алиса на "Азовстали" / Фото предоставлено 24 каналу защитниками Мариуполя

Было ли вам труднее работать из-за того, что дочь тоже в опасности? По-видимому, приходилось переживать все время и за нее.

Она у меня взрослая девочка. Алиса понимала, что я помогаю раненым, где каждая минута на счету, поэтому отвлекать мое внимание было нельзя.

Дочке было скучно, и она предложила помощь. Говорит: "Мама, давай я тебе буду чем-то помогать". Думаю: "А чем поможет?" Ну, таблетки может раздавать. Она ходила и раздавала обезбаливающие таблетки. Мне это сокращало работу на час.

Я делала перевязки, уколы колола, а она развлекала раненых. Нам с ней книгу подарили, мы читали сказки, учили буквы и цифры. Я старалась уделять внимание ребенку насколько могла. Но раненых было очень много, поэтому внимания ребенку почти не было.

Алиса на
Алиса на "Азовстали" веселила раненых военных / Фото Виктории Обидиной

Как вы объясняли дочери происходящее и почему вы живете в бункере, а не дома?

Во время обстрела я всегда была вместе с ней. Успокаивала, говорила, что все будет хорошо.

Однажды нас очень сильно обстреливали, и она спросила меня: это наш последний день? Я понимала, что скорее всего – да, но ей этого не говорила. Я говорила, что мы будем жить, что все будет хорошо. Ну вот, выжили.

Хватило ли медиков на "Азовстали"? Приходилось ли вам делать то, что раньше никогда не делали? В плане помощи раненым.

В мои обязанности входило колоть антибиотики и обезболивающие, ставить капельницы, делать перевязки и раздавать таблетки. Я оказывала первую помощь, когда приезжали раненые. Я не операционная медсестра, поэтому на операциях не была.

Медиков хватало, но мы все время были на смене. Когда привозили много раненых, мы тоже везде участвовали.

А в это время у вас была связь с родными, и знали ли вы, что происходит в Украине?

В Мариуполе связи уже не было. У нас иногда был интернет, и я связывалась с родными. Говорила, что мы живы и все нормально. Мы знали о ситуации в Украине, но работы было так много, что времени на чтение новостей не оставалось.

Что для вас было самым трудным на "Азовстали"?

Мы все понимали, куда попали. Я не задумывалась о самом тяжелом, потому что каждый день делала перевязки. Я смотрела на часы – 5 часов вечера, через некоторое время – уже 1 ночи. Время там проходило незаметно. Мы работали до изнеможения.

Медсестры старались распределить работу так, чтобы работать по сменам. Однако раненых было очень много, поэтому график не действовал. Все помогали друг другу.

Военная рассказала о жизни на
Военная рассказала о жизни на "Азовстали" / Фото Виктории Обидиной

А как было с продуктами и водой? Хватило ли на всех?

Сначала все было хорошо, а затем во время обстрелов россияне разбомбили кухню. Еды стало гораздо меньше. Нас пытались кормить дважды в день. Порции были мизерными, но все-таки они были, а это главное.

На эвакуацию из Мариуполя вы ехали вместе с дочерью, но россияне вас разлучили. Почему так случилось?

Среди военных я была единственная с ребенком, так что когда "Красный Крест" организовывал зеленые коридоры, командир приказал мне ехать как гражданской. Мы тогда понимали, что единственный возможный выход для нас – это плен. Поэтому 5 мая меня попытались вывезти как гражданскую.

Нас повезли в фильтрационный пункт в Безыменное, но фильтрацию я не прошла. Россияне сказали, что забирают меня в плен, а Алису отправят в детский дом. "Красный Крест" позволил позвонить маме. Мы начали совещаться, что делать дальше. Мама говорила, чтобы я хоть как-то везла Алису в Запорожье, а там она забрала бы ребенка.

Я должна была сидеть в камере, но у меня маленький ребенок, за которым нужно ухаживать. Там был палаточный городок, поэтому я попросила остаться в нем с Алисой, и мне разрешили. Мы остались там на 2 дня, пока колонна не начала снова двигаться.

Когда я пришла в палатку, там была девушка. Она увидела, что я расстроена, и спросила, что произошло. Я ей все рассказала, и она предложила мне свою помощь – вывезти Алису в Запорожье.

Спасительница Виктории была также из Мариуполя, поэтому медсестра сказала россиянам, что они уже давно знакомы, хотя на самом деле женщины знали друг друга всего 10 минут. Виктория написала на девушку доверенность, чтобы та могла вывезти Алису в Запорожье.

7 мая в 6 часов утра должны были ехать автобусы в Запорожье. Я пошла провожать Алису, а там смешалась с толпой, села в автобус и уехала. То есть, по сути, я сбежала из фильтрационного пункта.

Однако в Мангуше колонну остановили. Они уже знали, кто я, потому что нас фотографировали. Россияне сразу подошли ко мне и сказали: "Бери ребенка, бери вещи и – на выход". Там меня допросили и сказали взять дочь с собой.

Я отказалась и сказала: "Если вам нужна я, то зачем ребенок?" Они долго совещались, а потом позволили Алисе поехать в Запорожье, а меня забрали уже по этапу.

А на фильтрации вы не могли притвориться другим человеком? Как россияне узнали, что вы – военный медик?

Я старалась, но они мониторят наши новости. Когда я уже почти прошла фильтрацию, россияне показали мне видео, где Алиса на "Азовстали" просит об эвакуации. И говорят: "Твой ребенок?". Если бы дочери не было рядом, я бы лгала, что просто похожая девочка. Однако Алиса стояла возле меня, я не могла отрицать, потому подтвердила.

На видео был подтекст о том, что мама девочки – военный медик, помогающая нашим раненым. Только по этому ролику меня и разоблачили.

Но я не жалею, что вышло это видео. Благодаря ему люди узнали, что "Азовсталь" еще держится, что там есть дети, раненые, медики, гражданские люди. Если суждено было попасть в плен – то чему быть, того не миновать.

4-летняя Алиса просит об эвакуации из "Азовстали": видео

В тот момент, когда вы сажали дочь в автобус и прощались, что вы чувствовали как мать?

Я понимала, что могу больше никогда ее не увидеть. Я не знала, что со мной будет, особенно после того, как сбежала из фильтрационного пункта. Но Алисе этого показывать было нельзя. Я говорила, что все будет хорошо, что она едет к дяде, и обижать ее там не будут. Сказала, что люблю ее и скоро приеду.

Я не могла показывать слез. Это все пришло чуть позже, когда Алиса меня уже не видела и можно было расслабиться.

В Запорожье Алису приютила заместитель главы ОВА Злата Некрасова. Она забрала девочку на время к себе. Затем за Алисой приехал дядя и передал ее бабушке, которая забрала ребенка в Польшу.

Алису приютила работница ОВА
Алису приютила работница ОВА / Фото Офиса Президента

Когда вы узнали, что Алиса в безопасности и добралась до бабушки?

Из Мангуша меня увезли в Донецк и держали в отделе по борьбе с организованной преступностью. После многих допросов меня заставили дать "интервью" российским СМИ. Они сказали: "Ты ведь понимаешь, что не можешь отказаться от интервью?". Я и сама осознавала, что выбора нет.

После этого "интервью" мне разрешили позвонить маме. Так она узнала, что я в Донецке, а я узнала, что Алиса добралась до Запорожья. Больше я ничего не знала – где ребенок, забрала ли ее мама к себе.

Уже в Еленовке я очень долго просила позвонить, чтобы узнать, добралась ли Алиса к бабушке. 3 октября у дочери был день рождения, а 4-го мне разрешили позвонить. Мама сказала, что ребенок у нее и все хорошо. Тогда я уже успокоилась и поняла, что теперь остается ждать обмена.

Алиса просит вернуть ее маму домой: видео

После того, как вы дали так называемое "интервью" пропагандистами, изменилось ли отношение к вам в плену? Может, стали к вам немного добрее?

Нет, отношение было такое же, как и ко всем. Тем более, что в этом "интервью" не было и слова правды. Россияне сразу сказали все, что я должна говорить. Когда я этого не говорила, а пыталась своими словами как-то, они останавливали съемку, били по ребрам и продолжали дальше снимать.

Каково было отношение в плену? В каких условиях вы находились?

В райотделе в Мангуше меня избивали, чтобы получить показания. Я одна из первых вышла из "Азовстали", а завод тогда еще держался, поэтому россияне хотели получить информацию. Когда я ее не давала, меня на два дня закрыли в камере.

31 мая меня перевели в СИЗО в Донецке. Нас кормили 3 раза в день, но еда была без соли, ужасная. Иногда в ней попадались тараканы. Мы были очень голодными, поэтому просто выбрасывали тараканов и продолжали есть. Воду пили из крана.

Бытовой химии вообще не было, а в душ водили раз в неделю, иногда – раз в 2 недели. На прогулки нас не выводили, а в камере окна не открывались.

1 июля меня перевезли в Еленовку. Там посадили в двухместную камеру, где жили 11 человек. Впоследствии переселили в шестиместную камеру, где нас было 24 человека. Спали мы где попало – по 2 человека на кровати, под кроватью, на полу.

Еда в Еленовке тоже была никакая, всегда однообразная и несъедобная. Мы никогда не были сыты и все сильно похудели. Воду россияне привозили из пруда, а когда она в августе начала цвести, то имела привкус тины.

Медицинскую помощь нам не оказывали. Но не били. По крайней мере женщин. На нас в основном морально давили. Когда избивали наших ребят, мы должны были просто молчать и слушать это все. Там очень издеваются над мужчинами.

Как проходят будни в плену?

Ты просто ждешь освобождения. Были книги, мы могли читать и меняться ими. Это было единственное, чем можно было заняться. Иногда мы работали – в пекарне или траву пололи. Да и все. Три раза днем поела и вечером ложилась спать.

Иногда нас выводили на прогулки, но это было очень редко и только на особых сменах. Некоторые россияне относились к нам более-менее с пониманием и хотя бы водили в душ или на прогулку. Мы ведь без свежего воздуха были – окна не открывались, на них были железные щитки с просверленными отверстиями. Через них должен был проходить воздух, но это было лето и ветра не было вообще.

165 дней в плену – это очень много. Как вы отвлекались от реальности?

Мы нашли в плену новых подруг и поддерживали друг друга. Когда кому-то было плохо, мы успокаивали. Благодаря этому постоянному общению дни проходили быстрее. Вера в то, что нас обязательно обменяют, помогала жить.

Россияне постоянно врали, что о нас забыли и украинские власти не хотят меня менять. Но мы знали, что обмены происходят не так быстро, как нам хочется, что делают все возможное, чтобы нас оттуда вытащить. Мы понимали, что Россия блокирует наш обмен.

Украинские женщины знали, что они нужны своим родным и своей стране, поэтому не сомневались, что обмен обязательно состоится. Именно это помогало им выжить в плену.

Женщины, которые были с вами в плену, также из Мариуполя или других регионов Украины?

Да, преимущественно все были из Мариуполя, но разные подразделения. Кто-то, например, живет на Западе Украины, а работал в Мариуполе. Кстати, мы все поддерживаем связь.

Где вам было труднее – в окружении на "Азовстали" или в российском плену?

В плену. На "Азовстали" мы по крайней мере могли передвигаться. То есть захотела отдохнуть – можешь отдохнуть, если у тебя есть такая возможность, конечно. Захотела поесть – идешь за едой. В плену все однообразно, не вкусно. В Таганроге, например, нельзя разговаривать в камере. За разговоры нас наказывали физическими упражнениями. Говорили приседать или отжиматься.

Рекомендуем "В 30 лет хотел стать отцом, но погиб в 29": разговор с женой бойца "Азова"

То есть, кто-то постоянно стоял возле камеры и слушал, есть ли какие-то звуки?

Россияне ходили по коридорам и прислушивались. Они слышали даже шепот. Кроме того, были видеокамеры, и они за нами наблюдали. Нам запрещали прикасаться к постели после подъема и до отбоя. То есть весь день, с 6 часов утра, мы не имели права касаться кровати. Поэтому мы сидели на полу или за столом, но не на кровати.

Когда вы узнали, что вас планируют поменять?

Уже по факту. Из Еленовки нас повезли в Таганрог, а мы знали, что Таганрог – это распределительный пункт, что туда привозят и отправляют в разные колонии на территории России. Потому мы думали, что просто переезжаем в другую колонию. Я до последнего не знала, что это обмен.

17 октября нас собрали со словами "С вещами на выход". Россияне называли всех по фамилиям и выдавали вещи. Потом завязали руки и глаза и усадили в машину. Дальше нас отвезли на грузовой самолет. Все время мы ничего не видели. Только когда прилетели, россияне разрешили развязать глаза, но руки все еще были связаны.

Нас посадили в "Урал" и дальше куда-то увезли. Конвоя уже не было, поэтому мы немного увидели дорогу.

Украинки поняли, что едут в сторону Запорожья. У них появилась надежда, ведь женщины знали, что все последние обмены происходили под Запорожьем. Однако пленные даже боялись верить в обмен. Было страшно, что что-то пойдет не так и грузовик просто поедет в другую сторону.

Когда мы уже приехали на место, увидели мост, который должны перейти. С другой стороны нас уже ждали украинские автобусы. Тогда мы поняли, что это обмен. Мы боялись, что он может сорваться, что пойдет что-то не так. Поэтому пока мы не перешли этот мост, до последнего не верили, что уже все, что для нас все закончилось...

Что вы почувствовали, когда поняли, что уже свободны?

Свободу. Было понимание, что действительно все закончилось, и мы можем жить совсем по-другому. Когда мы вдохнули родной воздух – это было ощущение, которое просто невозможно передать. Мы очень радовались, что нас обменяли. Но до сих пор там остается очень много людей, которых мы тоже ждем домой. Очень ждем следующих обменов.

Виктория радуется освобождению из плена
Виктория радуется освобождению из плена / Фото Укринформ

Как пребывание в плену повлияло на ваше здоровье? Как вы сейчас чувствуете себя? Прошли ли реабилитацию?

Реабилитация продолжается. Сейчас я нахожусь в Днепре. Нам оказывают медицинскую помощь. Мы сдаем анализы, проходим всех врачей. Нам помогают восстанавливать документы, потому что россияне ничего не вернули.

Как сейчас Алиса? Ждет маму?

Все хорошо. Мы каждый день разговариваем по телефону. Она занимается танцами, изучает английский и польский, про украинский не забывает. Ждет меня.

Алисе уже исполнилось 5 лет
Алисе уже исполнилось 5 лет / Фото Виктории Обидиной

Что вы планируете делать дальше, когда обновят документы? Будете возвращаться медиком на фронт?

У меня контракт уже истек, к сожалению. Я очень не хочу уходить, но придется. Надо ехать к дочери в Польшу. Я уже месяц на свободе, а он пролетел очень быстро. Месяц отпуска, который нам дадут, тоже очень быстро пролетит, а я дочку не видела уже больше полугода. Хочу наверстать упущенное.

После реабилитации я уеду в Польшу. Но, думаю, что через полгода вернусь в Украину и снова подпишу контракт. Я обязательно вернусь в армию, если у меня будет такая возможность.