– Как вы оцените результаты во внешней политики? Есть "безвиз", но ситуация на Донбассе не изменилась.

Во внешней политике положительные результаты. Главный, конечно, — это "безвиз". Сомнительно, что на саммите G20 7-8 июля произойдет что-то радикальное и значимое для Украины. Максимум — знакомство Дональда Трампа с Путиным, определение планов на будущее и каких-то новых встреч. Но обе стороны не готовы к новым договоренностям. И для них пока нет предпосылок. К тому же, у Трампа есть антироссийские ограничения внутри США (расследование "российского следа" на прошлогодних президентских выборах в США и сомнительных связей с Россией у отдельных представителей команды Трампа).

– После саммита запланирован визит госсекретаря США Рекса Тиллерсона в Украину. Что Тиллерсон хочет обсудить с украинским руководством?

Визит Тиллерсона в Киев, скорее всего, будет проявлением челночной дипломатии. Вашингтон пообщается с Путиным, и потом надо будет переговорить с Порошенко, как он воспримет обсуждения украинского вопроса между Трампом и Путиным, если вдруг, например, у президента РФ будут какие-то предложения. Но, судя по всему, Москва ни на шаг не будет отходить от Минских договоренностей. И предложения могут касаться только тактики их выполнения.

Читайте также: В Белом доме свели на нет надежды Кремля о встрече Путина и Трампа

Не исключено, что по инициативе президента Франции Эммануэля Макрона будут пытаться выйти на встречу "нормандской четверки" в июле. Возможно, это удастся. Прежде всего для того, чтобы ввести Макрона в переговорный процесс и восстановить сами переговоры. Но каких-то прорывных решений не будет. Для этого нет предпосылок. Для прорыва хотя бы теоретически должны быть какие-то секретные планы. Пока мы слышали только о плане Макрона, но он, по разным утечками информации, не является альтернативой Минску, а скорее будет направлен на усиление эффективности переговоров и выполнения существующих договоренностей. Однако любой такой план требует согласования со всеми сторонами переговоров. Или должна резко измениться ситуация на Донбассе, чтобы Украина пошла на какие-то новые договоренности. Но пока там ситуация остается достаточно стабильной.

И русские тоже не будут ничего кардинально менять. Их пока устраивает Минск-2. Они надеются в перспективе договориться с Трампом так, чтобы в пакете где-то на пятом месте была Украина на выгодных Кремлю условиях.

– Что тогда может сделать Украина? Совсем недавно секретарь СНБО Александр Турчинов заявил, что надо искать альтернативу АТО, а также был разработан законопроект. Но дальше этого дело не сдвинулось. Почему?

Заявление Турчинова не было спонтанным (как утверждают источники в Администрации Президента), но при этом оно было не очень выразительным и породило массу конспирологических толкований. Вплоть до того, что будет силовое освобождение оккупированных территорий. Это стало бы подарком Кремлю и в плане переговоров, и с точки зрения повода для эскалации конфликта.

Насколько мне известно, реальных силовых планов нет. Да о них и нельзя говорить вслух. Турчинов просто решил покрасоваться воинственной риторикой. Но и в Администрации Президента, и в СНБО пришли к выводу, что нужен законопроект, который урегулирует статус неконтролируемых территорий, изменит структуру управления как военными, так и гражданскими процессами в зоне конфликта, и заменит АТО более стабильным правовым режимом, который узаконит использование Вооруженных Сил. Вместо СБУ управлять боевыми действиями будет Министерство обороны.

Читайте также: Завершение АТО: что вместо него предлагает власть

Идея правильная, но с ее подачей и воплощением возникли очевидные проблемы. Турчинов тянет одеяло на себя. Порошенко его корректирует, но согласованной версии законопроекта не было до последнего момента. Кроме того, этот законопроект не должен противоречить Минским соглашениям. Поэтому решили этот вопрос вынести на рассмотрение СНБО.

– Но гибридная война не просто продолжается, но и усиливается. Особенно после кибератаки Украины вирусом Petya. Как вы оцените масштабы этой атаки, и к чему нам готовиться?

Вызовы очень серьезные. Вирус ударил как по госучреждениях, так и по негосударственному сектору — банках, аэропортах. Однако, позитив этой ситуации в том, что теперь будут усиливаться меры безопасности, дополнительной защиты, ускорится подготовка к предстоящим атакам, активизируется взаимодействие с американцами, в том числе по линии НАТО. Но теперь надо поднять это взаимодействие на порядок выше. Надо также договариваться с бизнесом и искать ресурсы, контртехнологии, создавать резервные базы. Абсолютной защиты не может быть, но надо заранее разрабатывать планы нейтрализации или хотя бы уменьшения потенциальных рисков от будущих таких атак.

Но это будет продолжаться. Возможно, в больших масштабах. То, что было сейчас — тестирование. Следующий удар может быть более серьезным. И медлить с контр-действиями нельзя.

– Параллельно произошло несколько резонансных терактов, в которых погибли представители украинских спецслужб. В частности, подрыв автомобиля полковника ГУ разведки Максима Шаповала в центре Киева.

Схема этого теракта похожа на то, как взорвали год назад журналиста Павла Шеремета. Версия мести за "Гиви" с "Моторолой" выглядит формально правдоподобной. Но реальная цель этого теракта — устрашение работников украинских спецслужб, различных государственных институтов, демонстрация силы — мол, достанем вас где угодно, даже в Киеве, и кого угодно. Это сигнал неприкрытой угрозы и проявление войны спецслужб. Это очень серьезный фронт. Потому что у спецслужб тоже есть свои неписаные правила, что можно, а что нет делать в тайной войне против потенциального противника. Если нарушается табу, то его может переступить и противоположная сторона. Это предупреждение, и есть опасность эскалации, если будет продолжение. Тогда ситуация выйдет из-под контроля и может спровоцировать военные действия.

– То есть Россия не собирается останавливаться, даже наоборот?

Конечно, нет. Уже сейчас можно предполагать, каким может быть следующий фронт. Это активное вмешательство Кремля в выборы Президента Украины в 2019 году. Здесь методика гибридной войны будет работать достаточно мощно — от использования баз данных избирателей и информационных кампаний в социальных сетях в интересах отдельных кандидатов до действий по дестабилизации ситуации в стране. Украину будут дестабилизировать различными методами, включая, возможно, точечные теракты. И, не дай Бог, дело может дойти до устранения одного из кандидатов. Это может сильно сломать внутриполитическую, в том числе и электоральную ситуацию. Вопрос — на кого и как это сработает?

Что касается возможного вмешательства России в избирательный процесс в Украине, то запрет российских соцсетей, как бы неоднозначно это не воспринималось, уменьшает возможности российских спецслужб и резко снижает их инструментарий по влиянию на наши выборы. В этом случае речь идет о сборе информации о конкретных избирателях, создании и использовании баз данных целевых электоральных групп, возможности влияния на них через российские социальные сети с помощью механизмов индивидуально настроенной контекстной рекламы. Подобные методики показали свою высокую эффективность на выборах в США, в агитационной кампании во время референдума по Brexit.

Так что Россия будет использовать различные методы вмешательства в украинские выборы: киберинструментарий, провоцирование инцидентов с применением насилия для дестабилизации ситуации и влияние на различные целевые группы — от воинственных патриотов и национал-радикалов к пророссийски настроенным избирателям. Потому что надо будет этот пророссийский электорат мобилизовать в пользу конкретных кандидатов. И, наоборот, одновременно нагнетать настроения депрессии и разочарования на проевропейский электорат, чтобы демобилизовать его и убедить не идти на выборы.

Кроме того, пока неизвестно, как в РФ используют тему Украины во время выборов президента России в 2018 году. Тема Украины там сейчас менее актуальна. Донбасс для россиян — это не Крым. Но кто знает, вдруг кто-то в Кремле решит поиграть в небольшую победоносную войнушку или решит, что обострение конфликта на Донбассе отвлечет внимание от внутренних российских проблем.

Читайте также: Безвиз: панацея или яд для территориальной целостности Украины?