СВОИ. Истории тех, кто приехал, чтобы вернуться

Имя нашего собеседника мы изменили по его просьбе. Николай не хочет навредить своим родным, оставшимся в оккупированном Мариуполе. Историю украинца, который до последнего не изменил медицинской присяге, читайте в проекте 24 канала СВОИ.

Читайте также Хуже, чем в фильмах об апокалипсисе: чувствительная история переселенки из Харькова, которая потеряла бизнес

Николай 25 лет работал в отделении офтальмологии в Мариуполе. Его жена – педиатр. Супруги обожали свою работу и родной город. За столько лет они вылечили многих пациентов. Медиков знали и уважали в городе. В первые дни войны муж с женой даже не думали об эвакуации, ведь кто-то должен был лечить раненых. А потом стало уже поздно, поэтому пришлось бежать...

Как началась война? Что помните с рокового 24 февраля?

Меня разбудила тетя где-то в 6 часов утра. У нее сын военный. Она сказала, что на Украине началась война. Я тогда не поверил, пошел на работу. Транспорт курсировал, как обычно. Все было спокойно. Я слышал обстрелы, но особого внимания не обращал, мы ведь 8 лет так жили.

Но на работе атмосфера уже была напряженной. Все ходили расстроенные.

Обстрелы усилились в выходные. Снаряды начали прилетать в соседние 9-этажки. Вечером прилетел очередной вертолет, и тогда у нас исчезли свет, интернет, вода и отопление. Газ был еще 3 дня. Мы собирали снег с машин, грели воду. А потом уже и газа не стало. Поэтому мы вместе с соседями жгли огонь во дворе и готовили еду,
– рассказал Николай.

На работу вы тогда не ходили?

Нет, моя больница была вдали от дома расположена. Тогда было много прилетов, поэтому уходить стало очень опасно. На автомобиле поехать тоже не мог, потому что возле нашего гаража была линия обороны. Там были наши военные.

Недалеко от дома находилась областная больница. Я в ней когда-то подрабатывал дежурным врачом. Персонал знал, что я живу поблизости, поэтому нашли меня и попросили выйти на работу на сутки. 7 марта я там поработал, а 8 – вернулся домой. Тогда уже стало вообще никак. У соседей с нашего этажа прилетел снаряд, но не разорвался.

Несколько человек пострадали, мы с женой оказали им помощь. Тогда уже ничего не работало. Аптеки и все торговые центры разграбили. Я живу на 5 этаже, поэтому видел, как это все воровали.

Утром 9 марта уже начали очень бомбить. С нами был 82-летний отец жены. Он перед войной приехал лечиться, был маломобилен. Потому нам не так просто было выйти из дома. Но мы решили пойти в больницу. Обычно дорога туда занимала 20 минут в среднем темпе, а мы шли где-то 2 часа.

Прятались у домов, стен. Там уже трупы валялись, воронки были. Мы все это преступали. В больнице остались жить и работать до 25 марта,
– вспомнил Николай.

Так выглядела Мариупольская областная больница до начала полномасштабной войны
Так выглядела Мариупольская областная больница до начала полномасштабной войны / Фото Павла Кириленко

Через 2 дня из больницы ушли украинские военные, а затем зашли российские оккупанты. В наше отделение на 6-м этаже поднялись боевики из квазиреспублики "ДНР". Их было около 50 человек. Мы тогда уже было не отделение офтальмологии, а непонятно что. Были и роженицы, которых привезли из разбомбленного роддома, наши пациенты, оставшиеся без дома люди, парализованные. Словом, многие.

Какова была ваша жизнь в больнице? Вы постоянно спасали раненых? Было ли вообще время на сон?

Каждый день одинаковый. Как-то взрывы были так сильны, что мы уже все простились друг с другом. Ведь все эти обстрелы на наших глазах происходили – с 6 этажа был виден весь город. Как только квартал обстреляли, к нам сразу люди бежали. Мы их кормили, давали одеяло, потому что очень холодно было. Они до утра там посидели, а потом шли кто куда.

Впоследствии мы на наш этаж впускали только раненых. Мне как-то 200 евро предлагали за матрас.

Люди были готовы отдать последнее за ночлег, ведь просто некуда было уйти после того, как россияне уничтожили их дома. К тому времени деньги уже ничего не означали. Единственной валютой в больнице были сигареты. На фоне постоянного стресса людям очень хотелось курить, чтобы хоть как-то справиться с нервами. Николай не взял денег, ведь места на этаже уже не было.

Мы спали в коридорах. Ночью стелили матрас, а утром поднимали его к стене. Там и лечили больных и даже ампутации проводили. Находиться в палатах было нельзя. Да и окон там уже не было. Мы соблюдали правила 2 стен,
– рассказал медик.

Но спать в таких условиях было невозможно. Под постоянными обстрелами глаза просто не закрывались. Стреляли оккупанты по расписанию:

  • с 05:55 по 06:05,
  • тогда где-то с 10 часов утра до 11 часов,
  • затем в 20:00 – 21:00,
  • и ночью.

У нас возле больницы еще поликлиника была на 4 этажа. Между постройками было около 50 метров, а там стоял российский танк. Он периодически уезжал, стрелял и назад прятался за нашими корпусами. Когда танк стрелял, то летело все. Ни сна не было, ничего. Вертолеты постоянно летали. Бомбили все вокруг. Смотришь в окно – там дом стоит. Потом бах – два дома, потому что посреди дыра. Не было отдыха.

Николай сравнил свое состояние с ощущением кастрюли на голове, по которой постоянно чем-то бьют. В то же время, когда обстрелов не было, то становилось еще тревожнее. Никто не знал, что будет после затишья, и все боялись, что станет еще хуже.

Как-то смотрю, а возле больницы роют ямы. Я подумал, что русские солдаты уже вообще сошли с ума – окопы роют под больницей. Я испугался, что начнет сильно прилетать. А оказалось, что это люди из соседних домов своих родных хоронят. Тела никто не забирал, поэтому хоронили во дворе нашей больницы,
– вспомнил врач.

Обедненные мариупольцы рыли одну могилу на несколько человек. Почва в марте была замерзшая, а силы на рытье нескольких ям у людей не было. Потому приходилось хоронить родных в братских могилах.

Было ли чем спасать пострадавших? У вас были какие-нибудь медикаменты?

Наши работники принесли много лекарств из склада аптеки. Поэтому медикаменты были, а больше всего – антибиотиков, это было очень важно. Но на этаже круглосуточно было +3 градуса. Какой больной может выздороветь? Здесь лекарство не помогало.

У нас были инфекции, синегнойная палочка. Люди живьем гнили, мы ампутировали конечности. Пытались их как-то лечить. Но когда температура +3, а тебе за счастье выпить 2 стакана горячей воды днем – какое выздоровление может быть? Главное же это человеческие условия, а не то, что было,
– объяснил Николай.

В операционную прилетело много осколков, медицинская техника была вся разбита. Первые 2 этажа больницы сгорели от обстрела. Поэтому мы все делали в коридорах – зашивали раны, оперировали, если это было возможно.

Раненых было очень много. Я шел по коридору и не видел пола – все в крови. Она текла. Настоящий ужас творился.

А чем вы тогда питались? Были какие-нибудь продукты?

У нас были сухпайки ВСУ, но мы их спрятали. Так и не успели распаковать. Когда наши ушли и пришли русские, то несколько дней не было почти ничего есть. Потом оккупанты начали что-то грабить и выдавали какую-нибудь еду. Варили пельмени и давали вместе с водой такую болтушку. Словом, мы не голодали.

А вот дефицит воды был постоянно. Она у нас была техническая – только чтобы туалет слить. Здоровые люди ходили за водой, сливали с батарей, брали с пожарной части.

Что можно было пить, мы кипятили в электрических чайниках. Каждый получал по стакану горячей воды днем, иногда – по 2 раза в день.

К теме Всю жизнь поместили в авто и 2 чемодана, – история медсестры о выезде из Мариуполя и новый дом

Как российские военные относились к вам? Была жестокость?

Когда они пришли, то были убеждены, что освобождают нас. Мы говорим, что вы нам дом уничтожили, отобрали работу, а у многих людей здоровье и жизнь. А они в ответ: "Мы вас освободили от хунты".

Какую-то чепуху плели о нас. Мол, в украинских школах 6-летних детей учат делать коктейли молотова. Они считают, что мы детей так воспитываем. Они зомби. Это не с кем говорить. Я не могу воспринимать их как людей,
– рассказал Николай о русских солдатах.

На каждом этаже стояли по 3 оккупанта. Они были с нами круглосуточно и верили, что "охраняют" нас. Правда, неизвестно, от чего.

Затем руководство вражеских военных сказало, чтобы желающие на них работать записывались в список. Мы с женой отказались и сказали, что занимаемся волонтерством.

Когда ВСУ ушли, то в нашей больнице осталось 7 раненых военных – 6 парней и девушка. Они попали в больницу еще в начале боевых действий и уже к тому времени успели поправиться. Мы сожгли их истории болезни, спрятали форму военную и оружие, а самих их переодели в гражданскую одежду. Придумали легенды, чтобы оккупанты не узнали, что они военные ВСУ.

россияне сказали, что ждут автобусы, которые заменяют врачей, а раненых эвакуируют. Мы с ребятами договорились, что они вынесут носилки, а тогда будем как-то вместе убегать,
– поделился деталями плана Николай.

Однако спастись всем вместе так и не суждено. Однажды врач Чехова Валентина Павловна решила сдать украинских защитников оккупантам. Предательница привела руководство вражеского войска и показала пальцем на военных. Воинов забрали и сейчас об их судьбе ничего не известно.

Украинский военный в Мариуполе / Фото Мстислава Чернова
Украинский военный в Мариуполе / Фото Мстислава Чернова

Почему она совершила такой мерзкий поступок? Почему решила предать своих?

Это было ее добровольное решение. В больницу она пришла позже. Я рассказал, что это наши ребята из ВСУ, и мы сожгли их истории болезни. Она сказала, что это хорошо, что так и нужно было делать. Но что у нее в голове дальше произошло – я не знаю. Может потому, что еды мало было. Не знаю. Никто не может понять этот поступок. Она говорила: "А чего они должны за нашими спинами прятаться?" Что это значит для нее, я не понимаю.

Тогда весь персонал больницы объявил 6-му этажу бойкот. Врачи перестали подниматься в отделение и пренебрежительно относились к его работникам. Они не понимали, как можно было это сделать. Затем сотрудники узнали, что предательницей был один человек. С Чеховой больше никто не говорил, она была сама по себе.

А что было с вами? русские же узнали, что это хоронили военных.

Меня повели на допрос. Осетины пугали, что прострелят колено, угрожали. Забрали мой загранпаспорт. Они листали документ и удивлялись, что это такое. "А где здесь у вас прописка?" Я говорю, что там чип электронный есть со всей информацией. Но они такого не видели,
– рассказал офтальмолог.

Я специально у наших военных ничего не выпрашивал, только имена. Чем меньше знаешь, тем лучше. Мне постоянно задавали одни и те же вопросы, говорили: "Ты "укропов" прятал, с ними чай пил, ты плохой".

Затем паспорт отдали, а ключи от машины забрали. Сказали, если выйду из здания – будут стрелять без уведомления. А мне дважды объяснять такое не нужно было.

Так Николай стал заложником русских оккупантов. Убивать врача сразу им было невыгодно, ведь кто-то должен помогать раненым. Так мужчину держали в больнице.

Знаете ли вы, что произошло с военными? Вы виделись еще?

Один из бойцов влюбился в нашу медсестру. Они стали паром. Когда военных забрали, она взяла интерна Диму и ушла, чтобы проверить состояние бойцов. Вернулась медсестра только через 3 дня, а Диму взяли в плен. Все, что у коллеги осталось от любимого, – его мобильный телефон.

Я видел фото этих военных в разных телеграм-каналах, где о пленных пишут. Живы ли они сейчас – я не знаю.

В больнице еще было два лежачих украинских воина – из ВСУ и "Правого сектора". Я передал информацию о них в спецслужбы. О них уже знают. Я сделал все, что мог для этих защитников.

Как вам удалось выбраться из больницы мимо российских военных?

Одна врач сказала, что оккупанты идут на ротацию и какое-то время не будет никого. Она принесла нам ключи от машины и мы в чем были, в том и пошли. Со мной была жена и еще две медсестры, одна из них это та, которая была влюблена в военного.

Мы были без халатов. Выглядели как черти – я 2 недели не мылся и не брился. Поэтому отличить врачей от пациентов было невозможно.

Когда шли по улице Филиппа Орлика домой, то увидели ужасы. Везде в клумбах у остановок были могилы. Люди хоронили своих родных повсюду, где была мягкая земля и не было асфальта. Там могила, здесь могила,
– вспомнил мариуполец.

Наша квартира оказалась повреждена и уже непригодна для жизни. У медсестер вообще полностью разбомбили дома. Наш гараж чудом уцелел. Это при том, что все соседние были разрушены. Внутри стояла целая машина. Мы в нее сели и уехали.

Последствия российских обстрелов города
Последствия российских обстрелов города / Фото Мариупольского горсовета

Куда вы отправились? Как пропустили вас на подконтрольную территорию?

Очень много блокпостов было, чуть ли не каждые несколько метров. Мы врали, что едем в Никольское. Там был российский военный госпиталь, а мы вроде бы на помощь направлялись. Но Никольское мы проехали и свернули на Мангуш.

Целые сутки провели в степи, а с нами еще около 70 автомобилей. Ночевали в машине. Холодно ужасно было – -4 градуса. Мотор включить не могли, потому что бензин экономили. Вдруг завибрировал телефон военного, которого в плен забрали. Наша медсестра же берегла его как реликвию какую-нибудь.

Мы очень испугались. Представьте, стоим на вражеском блокпосте, а у нас телефон военного Вооруженных Сил Украины. Пришлось выбросить этот телефон в ближайшую канаву,
– с грустью вспомнил врач.

На следующий день нас начали пропускать. Медсестра была родом из села Красное Поле под Мариуполем. Мы поехали к ней. Умылись, заночевали, более-менее пришли к себе. Медсестра, кстати, там и осталась, а мы на следующий день двинулись в Запорожье через Васильевку. Другая коллега уехала в Днепр к дочери.

Вы так много блокпостов русских прошли. Что там вообще происходило? Были ли проверки?

Они смотрели телефоны, багажник, бардачок, документы, все вещи. Нас дочь предупредила, что нужно выйти из всех соцсетей. Мы с ней немного общались в больнице, как могли поймать связь. Она тогда была в Швейцарии, а сейчас в Одессу приехала. Поэтому мы знали, что фотографии и видео разрушенного Мариуполя нужно было удалить.

оккупанты, кстати, не додумались проверить корзину телефона. Смотрели только галерею, звонки листали.

Меня хоть не раздевали, как других. Я выглядел ужасно и меня сильно не трогали. Но знаю, что с другими людьми очень жестоко обращались. Раздевали, искали синяки от автомата,
– рассказал Николай.

Один блокпост оккупанты обустроили на сгоревшем танке. Они стояли как разбойники на дороге – просили сигареты, еду. Ну, но и были более-менее серьезные блокпосты со связью, рациями и так далее. Возле Мариуполя было больше бурят, а ближе к Запорожью – кавказцы.

Кстати, вы в начале разговора говорили о тесте. Что с ним случилось? Он не уехал с вами?

Он вернулся домой. Тесть приехал в Мариуполь для лечения. Сам он живет в селе Степное возле Донецка. Оно не было оккупировано до полномасштабной войны. Внучка тестя с оккупированных территорий, а ее муж работал в оккупационном МЧС. Так они его и забрали 25 марта, а мы буквально за 2 – 3 часа поехали.

Николай с супругой практически последние из медиков покинули больницу. Они оставались до последнего. Сначала врачей было много, но с каждым днем их становилось меньше. Каждый искал возможность покинуть ад.

А почему вы не эвакуировались раньше? Понимаю, что когда пришли россияне, то уже не было возможности. Но почему не уехали еще до этого?

В феврале никуда не ехали, потому что нужно было на работу ходить. Тогда еще телевизор работал, а там Арестович говорил, что все хорошо, что через 2 дня мы оккупантов выгоним. Мы в это верили. А потом раз – и связь исчезла, информации никакой не было. Тогда снаряды начали прилетать в больницы.

Возле нас была дорога в Запорожье. Мы видели автомобили с белыми тряпками и надписями "дети". Они уезжали, а через час все возвращались. Потому что уже тогда уехать было невозможно. Затем начали эти коридоры организовывать. Но они то были, то не было,
– объяснил Николай.

Куда вы уехали? Имели ли родственников или знакомых, которые вам помогли?

Да, люди очень помогали. С Красного Поля мы уехали в Запорожье. Там отправились в центр для переселенцев. Нас хорошо приняли, накормили. Представьте, что мы 3 недели не знали, что такое горячая вода, не мылись. На ночь остались у знакомых.

На следующий день уехали к моим родственникам в Черкасской области. Побывали там 2 дня и отправились в Винницу. Там месяц жили у знакомых дочери. Все время искали работу, но так и не нашли. Затем двоюродная сестра из Броваров предложила поехать к ней. Сказала, что в Киеве с роботой будет легче. Вот мы и уехали и устроились в столице в больницу.

Стал ли для вас новый дом настоящим домом? Стали ли новые люди родными?

Люди и работа очень хорошие. Все хорошо относятся, а особенно когда слышат, что я из Мариуполя. Наш город долгое время был темой номер один. Все сочувствовали из-за обстрелов. На работе все хорошо. Коллеги хорошие, лишнего не спрашивают, потому что я не хочу вспоминать. Только вот вам сейчас рассказываю.

Я в Мариуполь вернусь сразу, как будет флаг Украины. Мой дом там. Хоть в квартире жить нельзя, но я всю жизнь прожил в Мариуполе, я там все знаю. Найду для себя что-нибудь, лишь бы уже наша власть была,
– без всякой нотки сомнения сказал Николай.

В Мариуполе у Николая осталось много родственников и мама. Сейчас они практически не общаются из-за проблем со связью. О жизни родных мужчина узнает только из новостей.

Что вы посоветуете людям, которые не хотят эвакуироваться из городов, где продолжаются активные боевые действия?

Однозначно нужно уезжать. Наши придут (военные – 24 канала) и тогда можно будет вернуться. Главное, чтобы все были живы. Дом можно построить, а вот жизнь и здоровье уже не вернешь. Надо уйти, переждать, а потом вернуться.

Сидеть с этими людьми нельзя. Хотя их и людьми не назовешь. То, что они ходят на двух ногах и говорят, еще ничего не значит. Это нечисть,
– твердо сказал врач.

Николай признался, что каждое утро в больнице просыпался и смотрел в окно с надеждой увидеть автобусы с красными крестами. Но этого так и не вышло.

Мы все знаем, что Украина победит в войне. Это только вопрос времени. Что вы сделаете, когда это случится? Как отпразднуете победу?

Вернусь в свой Мариуполь. Буду работать дальше. Больше никаких планов. Мариуполь – это Украина, потому за нами будет правда.

Таких людей, как Николай – миллионы. Каждый мечтает вернуться в свой дом, нагло отобранный русской армией убийц. К счастью, все украинцы – одна семья. Поэтому каждый помогает другому, ведь вместе мы непобедимы.