Военный летчик 1-го класса, подполковник ВСУ Евгений Соловьев в эксклюзивном интервью 24 Каналу рассказал о первой операции, ненависти 24 февраля и эмоциях от уничтожения оккупантов. Читайте все дальше в материале.

Смотрите также Символ империи: почему поражение двух Су-57 является серьезной проблемой для России

Евгений, вы с детства влюблены в авиацию. Вы рассказывали, что очень много времени проводили на аэродромах. Расскажите об этом и ваших особых эмоциональных воспоминаниях из детства.

Да, на самом деле у меня отец был военным, офицером, был связан с авиацией, инженер. И когда летом не работали детские сады, а у отца не было отпуска, то они по очереди, то мать, то отец брали меня к себе на работу.

Мне больше нравилось, конечно, с отцом. Это аэродром, полеты, истребители, запах керосина, который пылает постоянно из этих турбин. И, наверное, из-за этого, как я говорю, в кровь впитался этот керосин.

А почему именно вертолет? Вы пилот Ми-8. Почему не истребитель? Почему не самолет? У вас был выбор между тем и тем. Или вы сразу решили, что будете в будущем пилотом вертолета?

Нет, на самом деле я с детства мечтал быть именно летчиком истребителя. Но я поступал в 2008 году. У нас была не очень, скажем, благоприятная ситуация в стране. На армию много денег не выделяли. Авиация – это всегда очень дорого. Полетов для истребителей было значительно меньше.

А вот для вертолетчиков было значительно больше из-за того, что они участвовали в международных миротворческих операциях. Необходимо было к этому готовиться под эгидой Организации Объединенных Наций. Поэтому они летали постоянно, выполняли задачи. Имели возможность посетить разные страны – Африка, Сьерра-Леоне, Конго, Либерия. Поэтому и выбрал. Я хотел летать. Можно было летать на вертолетах.

В Конго была ваша первая операция. Вспомните, как это было? Почему именно Конго?

В Конго в течение 15 лет, если не ошибаюсь, была гражданская война. И ООН открыла там международную миротворческую операцию по стабилизации этой ситуации в стране. В 2012 году, если я не ошибаюсь, также Украина приняла решение направить туда своих миротворцев.

В 2012 году я выпустился из Харьковского университета Воздушных Сил. Через восемь месяцев после выпуска поехал в первую свою ротацию.

Эмоции. Когда я впервые вышел из самолета и вдохнул этот воздух, понял, что я не дома. Потому что воздух горный, совсем другой.

Площадка базирования, где мы находились. У нас базовый лагерь 1 540 метров был. То есть все разное. Земля другого цвета, люди другие, животные, все полностью.

Кроме того, гражданская война. Там все-таки проходили боевые действия. Хотя нельзя это сравнивать. То, что было уже в будущем. Антитеррористическая операция или сейчас полномасштабное вторжение. Но было немножко экстремально, можно сказать.

Вы попали в аварию в горах. Скажите, в чем была причина? Как это произошло? Какие первые ваши эмоции, когда понимаете, что вертолет падает? И насколько быстро удается среагировать? И что вы думаете в этот момент?

Это произошло во время захода на площадку, высокогорную площадку. Очень неблагоприятные там условия, большая болтанка воздуха, не восходящие потоки.

Вертолет летает, можно сказать, как мы в воде плаваем, отталкиваемся от воды, так он отталкивается от воздуха. Когда поток воздуха просто сует вниз, вертолет вместе с ним сует вниз. А если под тобой расположена гора, то ты попадаешь в эту гору.

Но во время выполнения полета ты просто делаешь свою работу, готовишься к различным ситуациям, которые могут быть. Выполняешь по процедурам то, что необходимо в этот момент. Уже до последнего момента, пока я не почувствовал, что сейчас будет касание с земной поверхностью вертолетом, то просто выполнял свою работу. Неприятно, конечно, было.

пилот ВСУ СоловьевПилот ВСУ рассказал детали первой операции / Фото 24 Канала

Вы говорили, что во время этого события вместе с вами был небольшой символ "жирафчик". Или это вы потом получили от своего собрата?

Командир этого вертолета – Владимир Тарасович Шлюхарчук. Я был второй пилот, летчик-штурман на вертолете Ми-8.

И после того, когда мы находились в госпитале, нам оказывали первую медицинскую помощь, он вспомнил, что ему дочь Алиса положила маленького жирафчика и сказала: "Папа, это будет талисман, который будет тебя оберегать".

Именно в этот день перед вылетом он вспомнил о нем, достал его из сумки и положил его в карман. Пока мы лежали там на кроватях, он достал этого жирафчика, разломал его на две части и сказал: "Он нас сохранил, поэтому держи, одна половинка твоя". И с тех пор он постоянно со мной во время выполнения полетов. До сих пор, конечно.

Если говорить не только о талисманах, но и о ритуалах и суевериях среди пилотов, вы рассказывали, что у вертолета есть душа. Действительно ли правда, что многие из пилотов перед своими вылетами общаются с вертолетом, как с живым человеком? Почему?

Да, на самом деле у вертолета есть душа. Каждый вертолет разный. Кто-то капризный, кто-то менее капризный, кто-то трудяга, который будет в разных условиях работать, кто-то более прихотливый, ему нужно больше внимания.

Летчики в общем друг другу не рассказывают, кто что говорит. Но можно всегда перед полетом увидеть.

Командир экипажа подойдет к нему, погладит его по "мордочке", скажет ему что-то, какие-то написанные слова. После полета также, когда их будет записывать, подойдет, обнимет его, поблагодарит и уйдет. Обычно так приходит.

Относительно традиций. Для меня это какие-то незаконченные дела всегда. Я когда буду куда-то вылетать, оставлю свою какую-то вещь, чтобы вернуться и ее забрать. Или не грязь оставлю, а какую-то вещь и скажу, что я уберу ее, когда прилечу, чтобы вернуться и это сделать.

Немного больше о вертолете Ми-8, его преимуществах, недостатках. Мечтаете ли вы также сесть за штурвал вертолета западного образца? Возможно, вы это уже делали?

Ми-8 был разработан и первый прототип выпустился еще в 1961 году как десантно-транспортный вертолет. И даже на сегодня он достаточно хорошо справляется с этой задачей.

Для обычного человека, для понимания, это грузовик. Это грузовик, который будет перевозить груз, выполнять различные задачи. Его можно нагрузить, иногда перегрузить. Он все вытянет, простит и все сделает хорошо.

Но, к сожалению, сейчас большая часть задач – это задачи огневого поражения по противнику. И мы используем все средства, которые у нас есть. И все Ми-8, которые у нас есть, мы также используем для этих целей, для которых он просто не предназначен.

Относительно вертолетов западного образца. Да, я сидел, пробовал, как летать, в международных миротворческих операциях. Там также принимали участие разные страны, разные типы вертолетов пробовал. Сравнивая, это как что-то отечественное и иномарка какая-то. Просто так можно сравнивать.

Все оно предназначено для своих задач. Мы должны его использовать именно по назначению.

Обратите внимание "Раскрываются даже отверткой": Свитан оценил состояние вертолетного парка России

Как вы думаете, какие нам вертолеты нужны? Какие вертолеты могут передать нам западные страны? Потому что некоторые пилоты рассказывают, что украинскую армейскую авиацию усилили бы те же вертолеты Black Hawk. Так же говорили о "Кобре". Есть вертолеты Sea King, также Apache и другие.

Я не думаю, я знаю, какие вертолеты нам сегодня нужны для выполнения десантно-транспортных многофункциональных задач. Это на самом деле вертолеты Black Hawk, но все зависит от модификации.

Вертолет Black Hawk может быть в транспортном варианте без какого-либо бортового комплекса обороны. Просто как гражданская версия, без вооружения, без возможностей без прицельного авиационного комплекса, без защищенной авиационной системы.

Но он может быть и в различных модификациях, таких как, например, UH-60 с функцией выполнения задач по уничтожению бронированных целей противника. Применять ракеты типа NLAW Spike или другие Hellfire. Это нам нужно.

Однако вертолёт Black Hawk – это тот вертолет, который будет выполнять многофункциональные задачи. Но для выполнения огневых задач, что нам нужно именно на сегодня, это потомок вертолета "Кобра", о котором вы сказали. Это вертолет Viper, который предназначен именно для нанесения огневого поражения врагу, который может нести вооружение, который может эффективно выполнять эти полеты. Надеемся, что в будущем мы их увидим.

Поскольку мы постепенно перешли с вашей операции в Конго. Далее это было АТО, дальше это полномасштабное вторжение, которое началось 24 февраля. Вы встретили этот день в городе Херсон. Как вы узнали о том, что началась полномасштабная война? Это звонок от вашего близкого человека? Это, возможно, взрывы, которые в основном слышали украинцы? Или вы заранее знали, что будет полномасштабное вторжение?

Мы заранее знали, что враг концентрирует на наших границах свои войска. Это не впервые было. Он проводил подобные учения в 2021 году. Перед этим проводил, если не ошибаюсь, в 2019 году. У нас даже было когда-то военное положение. Это был 2017 год, если не ошибаюсь. Военное положение уже объявляли.

Я узнал по-военному. Оперативный дежурный позвонил, дал команду. У нас заблаговременно определены команды. То есть сбор или вывод из-под удара, или еще какие-либо функции. Получил команду, прибыл на командный пункт бригады.

Выполнял тогда обязанности командира вертолетной эскадрильи, потому что командир эскадрильи, к сожалению, погиб во время обороны Киева. Находился вблизи Киева. 24 февраля уже были сформированы отряды вокруг Киева для его обороны. И командир был возле Киева, а я был как раз в Херсоне.

Вы также защищали аэродром, который расположен в Чернобаевке. Вы непосредственно руководили тем, чтобы все эти транспортные средства, которые находились на том аэродроме, передислоцировать, потому что все российские ракеты летели на тот аэродром.

Одна третья часть ответа правильная. Потому что я был, в частности, исполняющим обязанности командира эскадрильи. У нас в бригаде есть три эскадрильи. То есть я отвечал за одну треть вертолетов, которые там располагались, которые необходимо было оттуда вывезти из-под удара и дальше проводить задачи по поддержке наземных войск.

СоловьевЕвгений Соловьев рассказал о первых днях вторжения России / Фото 24 Канала

Вы говорили, что впервые так столкнулись с врагом 25 февраля примерно, когда вы увидели колонну военной техники. И на бронированной технике сидел оккупант, который смотрел на вертолет, который летит. Он, наверное, не понимал, что вообще происходит. Я так понимаю, никакого сопротивления не было и никто в вас не стрелял.

Первую неделю было наше преимущество в том, что враг думал, что у нас нет авиации. По их телевидению сказали, что вся авиация ликвидирована, все закончилось. И это было преимущество. Но в тот момент, когда идет огромная колонна протяженностью 1,5 километра, и ты начинаешь уничтожать с первой машины, то все последние уже начинают отстреливаться. Они уже понимают, что есть.

Но именно внезапность. То есть мы можем подойти, уничтожить, нанести огневое поражение. Так, в первые дни сопротивления не было, как оно должно было быть в соответствии со всеми военными документами и уставами.

Ваши эмоции, когда вы уничтожаете военную технику. Вы понимаете, что российские оккупанты находятся в вашем родном городе, регионе, и это как выполнение просто боевого задания, хладнокровие? Вы отработали и улетели. Или все-таки у вас эйфория, какие-то другие эмоции возникают?

Во время выполнения полета ты сконцентрирован на выполнении полета. Я всегда сравниваю со спортом. Я занимался боксом когда-то.

Во время боя ты не чувствуешь боли. Ты чувствуешь азарт, хочешь выиграть, выполнить то, что ты запланировал сделать.

И во время полета точно так же. Ты выполняешь то, что должен делать. Перед полетом есть какой-то страх, возможно, мандраж. После полета, когда ты хорошо попал, отстрелялся, все очень хорошо, или наоборот – немножко мог сделать лучше, то у тебя азарт. "Хочу еще сделать, на повтор, заряжайте, сейчас еще полечу, еще что-то сделаю". Вот так.

На каком расстоянии была колонна, в которую вы попали?

Первый раз. Мы летаем на ограниченной малой высоте. И во время перескакивания, посадки деревьев просто перед собой, может, метров 500. Была машина, которую я видел.

Там был не один оккупант. Там их было очень много. Они все сидели на броне. Но вот я в глаза одного увидел, что он сидит и не понимает, что происходит.

Был даже момент, что я перед тем, как нажать кнопку пуска ракет, начал колебаться, действительно ли это враг, возможно, не враг. Потому что он видит тебя, ты на него прицеливаешься, а он сидит и просто смотрит. Ты думаешь, возможно, это наши. А потом видишь опознавательные знаки видишь, понимаешь, идентифицируешь цель и наносишь огневое поражение.

Есть осознание такое, наверное, потому что дружественный огонь иногда происходит на войне.

Не было ни одного конфликта еще в мировой истории, чтобы не было дружественного огня, чтобы не было своих потерь. Даже когда американцы проводили свои операции "Буря в пустыне", когда у них было огромное преимущество во всем.

Все равно с их координацией часть сил они потеряли из-за friendly fire. И поэтому нужно идентифицировать цель и понимать, что это действительно враг, которого необходимо уничтожать.

Операция "Буря в пустыне"

Это одна из самых успешных военных операций в новейшей истории, которая состоялась в 1991 году. Тогда многонациональная коалиция во главе с США противодействовала Ираку под руководством Саддама Хусейна – он оккупировал соседний Кувейт. Именно операция "Буря в пустыне" стала примером слаженного действия воздушных, наземных и морских сил. Они нанесли сокрушительный удар противнику, который значительно преобладал в количестве.

Часть ваших подразделений была под Киевом. По вашему мнению, почему врагу все-таки тогда не удалось дойти до Киева, и почему Гостомельский аэродром не стал "воротами" в столицу?

Враг смог высадить часть своих десантных сил на аэродроме в Гостомеле. Частично они выполнили свою задачу, то есть удерживали аэродром, но их войска таки не смогли подойти.

Причина этого заключается в том, что враг не сконцентрировал все свои силы на каком-то одном направлении. Они были уверены, что наша армия не боеспособна, что наши Силы обороны не смогут сдержать их силы, которые шли со всех направлений.

Но именно в этот день люди объединились (24 февраля 2022 – 24 Канал), стояли в очередях у военкоматов, местные ТрО на Сумщине и Черниговщине объединялись, жгли российские колонны и они просто не дошли до Гостомеля, чтобы поддержать десант там и уже дальше идти на Киев.

Все помнят рой вертолетов, который летел в сторону Гостомеля. Это были Ка-52, их россияне позиционировали как "аналоговнетные". Но ребята-срочники, Нацгвардия, которая находилась на аэродроме, сбивала их из обычных ЗРК.

Ка-52, конечно, не соответствует тем характеристикам и не может выполнять тот спектр задач, о котором рассказывали россияне.

Но нет такого оружия или техники, которую невозможно сбить. Любое вооружение при выполнении боевых задач будет уничтожаться.

Что касается первых дней войны, то у россиян действительно было очень много просчетов по применению вертолетов, они не выполняли задачи для полного подавления нашей ПВО, у них не было полного преимущества в воздухе. Наши истребители также сбивали их.

В частности, об этом свидетельствует легенда о "Призраке Киева", который защищал столицу и сбивал "аналоговнетные" истребители россиян, которые, хоть, были действительно значительно современнее и эффективнее.

Также и их вертолеты Ка-52, хоть и не соответствуют заявленным характеристикам, но то вооружение, которое есть у них в наличии, к сожалению, намного современнее, чем то, которое есть у нас на сегодня. Если сравнивать их с западными вертолетами – то это, конечно, небо и земля. Ка-52 хуже, чем те же Viper или Apache.

Эксперты говорят, что катапультирование с Ка-52 очень рискованное. Сначала машина сбрасывает винты, дальше отпадает фонарь кабины и только потом происходит само катапультирование экипажа. Как насчет Ми-8, сложно ли катапультироваться с этого вертолета?

Ми-8 – это десантно-транспортный вертолет. До полномасштабного вторжения во время большей части всех полетов на борту находился или десант, или пассажиры, или груз, который также сопровождали люди.

В этих условиях мы даже не надеваем парашюты. Если на борту есть пассажиры, я не смогу просто катапультироваться с вертолета и сказать всем "до свидания".

Во время выполнения задач по огневому поражению мы выполняем полеты очень низко. Даже если мы попробуем катапультирование, то оно просто будет неудачным. Поэтому в нашем случае при выполнении полетов на Ми-8 или Ми-24 единственным способом окончания полета является посадка – вынужденная, аварийная или запланированная.