Мирон Гордейчук – кандидат исторических наук, заведующий Литературно-мемориального дома-музея Тараса Шевченко и один из лидеров студенческого протеста на Евромайдане. В интервью сайту 24 канала в рамках проекта "Баррикады Достоинства" мужчина рассказал об угрозах, которые стояли перед Украиной, о том, ради чего на революцию вышли студенты, какими были первые выходы колонн на Площадь Незалежности и как изменился характер протестов после силового разгона ночью 30 ноября 2013 года.
Актуально "За эти несколько минут мы переродились": как герои в 2021 вспоминают первый кровавый разгон Майдана
"Основная угроза – это угроза суверенитету"
Мирон рассказывает, что вырос в городе Бурштын Ивано-Франковской области. Также он отмечает, что в студенческих протестах было много выходцев из западных земель Украины, но все были очень разными. Те студенты, которые были в Киеве, очень сильно отличались от львовян, которые были более радикальными.
Мы действительно пытались найти консенсус и сделать линию более взвешенной, чтобы киевское общество нас поняло. А то, что я родом из западных земель, влияет на мои представления. Я считаю советский период большевистской оккупацией и де-факто до 2013 года Украина была постсоветской. У нас еще много есть проблем в этом направлении, но после Евромайдана мы стали чем-то другим,
– заметил он.
В одном из интервью вы говорили, что шли на Революцию достоинства против Таможенного союза. Какие угрозы лично вы видели для Украины в сближении с Россией?
Я историк. За последние 300 лет вся наша кооперация с Россией была во вред нам. Как минимум мы должны научиться жить без России какое-то долгое время. Основная угроза – это угроза суверенитету. У нас было две альтернативы – либо соглашение об ассоциации с ЕС, либо Таможенный союз и какие-либо интеграционные процессы с Россией.
Мы можем посмотреть на нынешнюю Беларусь, которая является участницей этого интеграционного процесса, где сейчас есть условно общее государство и, возможно, на каком-то этапе оно будет поглощено. После распада СССР любой интеграционный процесс – это попытка восстановить некий имперский проект. К тому же нынешние россияне говорят об этом открыто. Идея "русского мира" появилась в 2008 году.
Мирон Гордийчук / Фото Валентины Полищук, 24 канал
На самом деле до Революции Достоинства на моей памяти был языковой майдан. Ситуация была похожей на белорусскую, где украинского языка было минимум. Мы имели бы ситуацию, что в Восточной Европе есть Россия и русский язык и культура, Украина и русский язык и культура. Это уже культурные предпосылки для поглощения. Основная опасность – это поглощение.
Я историк и мне очень важно то, что Украина должна утвердиться как отдельная нация, желательно политическая. Если это будет в союзе с Россией, то этот процесс будет либо заторможен, либо сведен на нет, и де-факто это могло бы привести к российской идентичности, то есть "дружбе народов", "одному народу". И наш враг апеллирует к тому, что украинцы и русские – это один народ.
История с Таможенным союзом – это история о том, что нам бы начали рассказывать, что мы один народ.
Как историк, я скажу, что более 200 лет мы были в составе Великого княжества Литовского, что является абсолютно европеизированным пространством, более 200 лет украинские земли были в составе Речи Посполитой, что также является европейским опытом. И с конца 18 века мы имеем опыт оккупации всех территорий Украины Московским государством, Российской империей, СССР. И сейчас мы возвращаемся к своему первоначальному состоянию.
В "Координационный совет Майдана" также входило больше львовян?
Это был очень сложный хаотический процесс. Если говорить с участниками Оранжевой революции, то на тот момент была четкая структура. В том Майдане, к которому значительно лучше готовились, было около двух тысяч человек, которые организационно вытаскивали все. На момент Революции Достоинства мне было 22 года, я ровесник нашей страны. Были люди с опытом Оранжевой революции, было новое поколение. Организационно это все выглядело сложно, потому что во времена Януковича у гражданского общества была огромная апатия.
"Из-за наивности, видимо, все и сработало"
То есть, равнодушие?
Да, огромная нескоординированность действий, все сетовали на действия друг друга, и мы как студенты сетовали на действия тогдашней оппозиции. Хотелось бы дистанцироваться от нее, и мы говорили, что мы аполитичны, хотя надо было говорить, что не партийные. То есть, отстраниться от партий, но мы, студенты, не понимали, что это все, что мы говорим, – политические требования на самом деле. Эта наивность присутствовала у многих людей тогда. И вследствие этой наивности, видимо, все и сработало.
Когда начался Майдан, были очень разрозненные силы, не было четкой структуры, которая бы заводила что-то. 21 ноября вышли люди, и я был в тот вечер. Потом было поминание жертв Голодомора и надо было сделать так, чтобы Майдан "дожил" до воскресенья. Все наши ресурсы были брошены на это.
Вы являетесь одним из лидеров студенческого протеста. Как сплачивали студентов, что вы им говорили?
24 ноября, когда был митинг на Европейской площади, так случилось, что Станислав Грещишин, с которым мы жили в комнате, создал группу в социальной сети "КНУ идет на Майдан". Тогда уже существовала группа "КПИ идет на Майдан". В итоге так случилось, что я выводил колонну КПИ. То есть, уже 24 ноября, как минимум, студенты из КНУ имени Т. Шевченко и КПИ колоннами по сто человек шли на Евромайдан.
Читайте Я никогда не видел такого сообщества людей, – интервью с Олегом Рыбачуком о Революции Достоинства
Нам надо было как-то дотянуть до четверга, когда Янукович подпишет или не подпишет соглашение в Вильнюсе. Мы должны были сделать ряд акций протеста. Легче всего в мегаполисе поднять студентов. Они легче всего поддаются и не надо отрывать людей от работы. Мы должны были запустить заметную волну.
Гордийчук говорит, что легче всего в мегаполисе поднять студентов / Фото Валентины Полищук, 24 канал
Тезисы могли звучать так: "это поколение политиков не подписывает, так позвольте нашей молодежи, помните, что мы есть". За месяц до того в Молдове прошли массовые акции в поддержку евроинтеграции, и мы этим восхищались. Нам казалось, что молдаване – молодцы, а мы – ничтожества, которые ничего не могут сделать. Во Львове эти события разворачивались значительно быстрее, потому что там представителей Януковича было мало, и все были настроены оппозиционно к тому режиму.
24 ноября уже создались, к сожалению, два Майдана: один на Европейской площади, так называемый "политический", а один у Стеллы Независимости, так называемый "гражданский". Были определенные разногласия, и мы страшно были недовольны тогдашней оппозицией. В первые же дни был создан "Координационный совет Майдана", где проводились совещания, и до разгона студентов много чем руководила именно она.
На том большом митинге надо было объявить, что следующая неделя – это неделя студенческой забастовки. Парнем, который объявил об этом, оказался я. Но все было нескоординированно.
Сначала было договорено, что предупредительная забастовка будет в среду. А в четверг предстояла большая забастовка. В Киево-Могилянской академии было старшее поколение, представители которого входили в эту общину, и они были еще участниками Оранжевой революции. Соответственно они толкали быстрее этот процесс. И так случилось, что во вторник "Могилянка" выходила на крупную акцию протеста.
Мирон Гордийчук объявлял на Майдане о студенческой забастовке / Фото 24 канала, Валентины Полищук
Мы понимали, что они придут в университет Шевченко, а он не готов к этому. Мы попросили всех своих студентов собраться у памятника Основателям Киева. Пришло около 100 человек, и мы создали "забастовочный комитет" сразу на месте. Хотя формально и юридически о том, что мы не ходим на пары, что мы бастуем, должны были бы объявить органы студенческого самоуправления.
"Сарафанное радио зашуршало и было понятно, что будет достаточно большое количество людей. Даже то, что 1000 студентов университета Шевченко вышло – это "вау". Я де-факто разрывался между "Відсіччю", которая занималась организационными моментами, и этим забастовочным комитетом.
Потом мы вели переговоры с другими вузами, потому что надо было и их поднимать. В университете Шевченко на тот момент сидел первый заместитель Табачника – Евгений Сулима. Я знаю, что он закрыл в комнате главу студенческого самоуправления Инну Степанец, которая нас поддерживала, чтобы она не вышла к студентам. На перемене закрыли и университет, но студенты были на улице. Так произошло объединение двух колонн. Тогда состоялась первая такая вдохновенная акция.
"Мы сделали не сознательно, но фантастически правильно"
Какую роль сыграли студенты в Революции Достоинства?
Студенты пытались как минимум взять на себя ответственность и "поиграть" в слаживание каких-то позиций. В среду мы уже подтянули значительно больше учебных заведений, а в четверг уже были и львовские. Действительно, если суммировать эти активности хождения с колоннами, то все это было очень мирно. Мы собирались в парке Шевченко и шли на Майдан. Была создана такая симпатичная картинка, которая очень вдохновляла.
А взрослые были недовольны тем, что мы делаем. Но мне кажется, что мы сделали не сознательно, но фантастически правильно. Это была такая позитивная атмосфера без разочарования. Если бы это была более агрессивная атмосфера, то общество могло бы увидеть, что "придурков избили, они же самые ненормальные были". Так случилось, мы же не знали, что будет разгон Майдана.
В четверг собралось около 15 тысяч. Я принадлежу к тем людям, которые считают, что волна студенческого протеста была реализована от силы на треть. Во времена Оранжевой революции собиралось 50 тысяч студентов. В Киеве значительно больше студентов, а учебный процесс был прекращен только в "Киево-Могилянской академии". Поэтому я бы не счел эту волну успешной.
Вечером в четверг все казалось законченным. В любых акциях протеста надо красиво зайти и вовремя выйти. Иначе это получается маргинализация протеста. Это была история про "игру в долгую", мы проигрывали несколько лет. В моей голове, мы должны были бы создать что-то, что дает гипотетическую возможность Виктору Федоровичу не переизбраться в 2015 году.
Мирон Гордийчук / Фото 24 каналу, Валентины Полищук
В начале, в первые дни это выглядело, как предыстория 2015 года, потому что все понимали, что выборы и эта общественная ситуация может разыграться в 2015 году. Я до конца не верил, что революция победит, потому что мы были обречены сопротивляться. Если бы не было со стороны тогдашней власти проявлений террора, то мы могли бы проиграть.
Как вы помните первый разгон Майдана?
Мы все думали, что все должно закончиться. В пятницу больших хождений не было. Было много разочарованных людей, которые пришли на Майдан. Говорилось уже о том, что мы закругляемся, что мы этот бой проиграли, главное не проиграть войну. Мы уже в тот день думали как сохранить эту протестную активность и как защищать права студентов от репрессий. В ту ночь разгона я ночевал в общежитии, поскольку пару ночей до этого я был где-то на Майдане.
Массовый протест против произвола "беркутовцев" стал переломным моментом в украинских протестах конца 2013 года, сместив акцент протестов с проевропейского на антиправительственный, а также добавив им массовости. Какие у вас были мысли, эмоции, когда вы увидели новости об избиении?
Около 5:00 утра мне позвонили девушки из "Могилянки" и сказали, что "просыпайтесь, избили". Первые часы звонили к нашим студентам и спрашивали, все ли с ними в порядке, не покалечены ли они. Полдня я был указан в списках "пропавших без вести". Мне звонили родственники.
30 ноября были такие списки людей двадцати, которые пропали без вести. Я, почему-то, был среди них. Я человек, который готовился к таким революционным событиям. Какие были эмоции? Банально выйти на акцию протеста. Ты же понимаешь, что это все приобретает большой исторический масштаб.
Гордийчук говорит, что после избиения студентов понимал, что "все приобретает большой исторический масштаб" / Фото 24 канала, Валентины Полищук
А кто составлял эти списки?
"Координационный совет Майдана", кому не дозвонились. Я не понял, почему я туда попал. В субботу уже было большое количество людей, и здесь уже накапливалась агрессия ответа. Будучи участником гражданского движения "Відсічі", я успел в типографию на улице Пушкинской завезти листовки, которые раздавались на Майдане.
Что там писали?
Выходите на протест 1 декабря. Это был момент, когда ты становился рядовым участником чего-то очень большого и глобального. И студенты были одной из частей всего этого. Я скажу честно, что есть миф, что избили детей, но там не только дети, то есть, студенты были. Были разные люди, которые в ту ночь ночевали, но почему применили неоправданную силу – я не понимаю.
В этот день начинают устанавливать жилые палатки и металлические щиты. Вы также оставались ночевать на Майдане?
Тогда наступила настоящая зима, было холодно. И я несколько ночей был на Майдане, а обычно я был днем. Не так важно было стоять на Майдане, как важно обеспечивать, чтобы на Майдане было стабильное количество людей. Я был в 16 сотне Самообороны Майдана, которая была на базе ГР "Відсіч" у Лядских ворот.
У нас деревянный домик, мы из досок склепали дом. В 15 метрах от нас жил Сергей Нигоян, но я с ним не был знаком. Он постоянно был здесь, и это была трагедия для нас. На Майдане ночью надо было дежурить в спокойные дни, а в другие, когда были стычки, то все все бросали и шли туда.
Сергей Нигоян – участник и один из бойцов 3-й сотни Самообороны Майдана, убит во время противостояния на улице Грушевского в Киеве / Фото из архива 24 канала
1 декабря прошло "народное вече". Как вы его помните?
Было много улыбок. Мы прошлись колонной, потом были беспорядки в правительственном квартале. Тогда было ощущение того, что власть упала, такова была информационная блокада. Ты просто ходил и наблюдал на событии фантастического размаха. Было вдохновение братания, эмоциональный подъем, потому что 1 декабря вышло очень много людей за что-то хорошее и против всего плохого.
К теме Рожденные на Майдане: воспоминания людей, с которых началась Революция Достоинства
Все плохое ассоциировалось с тем, что было накануне. Тогда захватили КГГА, надо было показать, что мы финализировали этот день какими-то достижениями. Это все начало напоминать Оранжевую революцию с захваченными зданиями в центре. Формировалась этакая "Сечь", впоследствии начнут создаваться отряды самообороны. И снова все остановилось, потому что политики не были готовы выдвинуть ультиматум.
"Это закономерный процесс, просто был бы другой повод"
Уже сейчас 8 год российско-украинской войны, думали ли вы тогда, что именно так будут развиваться события?
Я историк. И это закономерный процесс, просто был бы другой повод. Если вы вспомните информационное поле перед Евромайданом, то там стреляли в наших рыбаков, были экономические войны, газовые войны.
Россия решала свои проблемы на Кавказе и после Грузии, поэтому все было понятно: либо мы развиваемся в направлении их политики и они нас поглощают мирно, или мы пробуем отойти и будет такая реакция.
Гордийчук говорит, что после событий в Грузии уже все было понятно / Фото 24 канала, Валентины Полищук
А во время Революции Достоинства было понятно, что будет война?
Хотелось верить, что это будет через год или три, что будет время подготовиться. Было понятно, что были самолеты обеспечения для "Беркута", какие-то такие поставки. Было понятно, что мы были под российским протекторатом в формате Януковича. Не хотелось до последнего верить, что это будет сегодня. Могло быть по-разному. Я считаю, что россияне совершили глобальную ошибку, оккупировав Крым и часть Донбасса.
На видео, опубликованном в СМИ еще 1 декабря, видно, что "Беркут" обходится с задержанными с особой жестокостью. Когда за решеткой оказывались люди, которые боролись за свободу, которые боролись за свое право на справедливость, право на свободу мысли и свободу мирных собраний. Если сравнить права человека в Украине тогда и сейчас, то как изменилась ситуация?
По моему мнению, ситуация с правами человека улучшилась, потому что я за восемь лет не видел грубого, не наказанного разгона какого-то мирного протеста. Было несколько неприятных моментов, но все сразу извинялись. Если говорить о правах определенных меньшинств, то я вижу разительное изменение отношения к ним.
Как происходил жесткий разгон Евромайдана в 2013 году: смотрите видео
Также у нас можно говорить почти все, то есть есть свобода слова. У нас была тема о создании национального вещателя, потому что на каналах ты видишь позиции олигархов. Я бы сказал, что большинство наших каналов – припартийные структуры. Также мне обидно, что культурно-просветительского контента мало.
"Нам надо искать всем вместе представление, что такое Украина"
Вы как-то говорили, что "молодые люди гораздо ближе к европейцам и гораздо дальше от своих родителей по взглядам". Действительно, многие представители старшего поколения – выходцы из СССР. Какую роль играет образование для ментального самоосознания и идентичности? Но как можно объединить в Украине все поколения?
Объединить что-то и сделать одинаковым можно только в тоталитарном режиме. Не бывает такого, что вы объединили. Нам надо искать всем вместе представление, что такое Украина. Мы можем быть разными, но мы не ищем ничего общего с теми, кто считает, что Украины не существует. Если мы признаем, что украинская нация существует, то дальше все мы "одного поля ягоды".
Если мы выносим за скобки тех людей, которые не воспринимают украинскую государственность как таковую, а, к сожалению, такие есть. После распада СССР всем тем, кто жил здесь, дали гражданство, в частности, и оккупантам. Мы же должны признать, что представители КГБ, других структур, которые видели эту территорию исключительно как часть российского пространства, здесь остались. Некоторые из этих людей, извините, не способны выучить украинский язык за 30 лет.
Мы можем дискутировать что такое Украина, исключительно ли она для украинце, или для политических украинцев. Мы можем быть абсолютно разных взглядов, но если мы занимаем позицию, что у нас есть украинский суверенитет, какой будет Украина – мы уже договоримся. Нельзя договариваться с теми людьми, для которых Украина – это ошибка на политической карте.
Этих людей выносим за скобки, а дальше будем договариваться. Я думаю, что спокойно можно договориться через концепцию многообразия и разнообразия взглядов. Мы же на самом деле выбрали очень ласковую модель украинизации. Мне 31 год идет, а этот процесс никак не завершится, это очень обидно.
Здесь каждый второй депутат, который идет на политическое ток-шоу, говорит на иностранном языке, который ассоциируется с государством, с которым ты воюешь. Это обидно. Я не думаю, что к жителям Донбасса надо обращаться на русском языке, потому что "они не поймут". Я считаю, что за 30 лет уже нет украинцев, которые не поймут.
Революция Достоинства / Фото Волинських новин
Вы анализировали для себя, если бы "режим Януковича" не был преодолен, в какой ситуации мы сейчас бы были?
В Беларуси. Я бы сидел. Это обидно. У меня есть знакомый белорус Ким Самусенко, который уже год сидит, его брат сидит. У него 1-летняя дочь, и он сидит, потому что они проиграли свою революцию. Ким принадлежит к тем, кто понимает, что их революция должна вести к антироссийскому направлению. Не знаю, как это закончится для него. Пожалуй, будет когда-то национальным героем Беларуси. Мы, например, ночь перед разгоном нормально относились к тому, что мы сядем.
Каждую годовщину Революции Достоинства хочется подытожить, насколько удалось воплотить то, ради чего выходили люди. По-вашему, насколько удалось?
Удалось сменить власть и не удалось изменить систему. К тому же это больше о постреволюционном периоде. Самое важное, что удалось отстоять суверенитет, и мы потеряли не так много, как могли потерять. Самое важное, что вся властная вертикаль остается в рамках повестки дня Майдана. Революция Достоинства – это ключевой этап украинской истории всего постсоветского периода. Это "зачатие нации", это майданная история.