В сезонах Клуба сходились команды из самых разных государств, за награды соперничали ребята из Украины, Закавказья, Центральной Азии и стран Балтии. КВН был отражением постсоветской ментальности, когда "общее" доминировало над различиями, а темы для шуток не требовали перевода и знания контекста.
До теми Кремлівська пастка: чому Путін назавжди втратив Україну
Впрочем, роль зеркала осталась за этой программой, только теперь в нем отражается тот постсоветский дрейф, который случился на наших глазах. География клуба уменьшалась как шагреневая кожа, сузившись в итоге до границ самой России.
Теперь это программа, в которой россияне соревнуются с россиянами. В этом коктейле иногда случаются образцово-показательные иностранцы, но прежняя "международность" канула в небытие. И эта же судьба, судя по всему, уготована 9 мая.
Почему 9 мая повторяет судьбу КВН
У каждой страны есть праздник субъектности народа. Что-то такое, что позволяет гражданам говорить "мы добились", в частности:
- День взятия Бастилии – это история про то, как французы прогнали короля;
- День независимости в США – о том, как американцы получили независимость от англичан.
9 мая в России точно так же претендует на статус национального праздника – но есть одно "но". Россия – это страна победившего государства. Эдакий воплощенный этатизм, в рамках которого нет ничего не только "против государства", но и "вне государства".
Державная вертикаль – это альфа и омега всего, любая активность получает право на жизнь лишь после согласования, а любая несогласованная субъектность воспринимается как угроза – ее либо приручают, либо искореняют.
С 9 мая в России произошло именно так, это уже не "день субъектности народа", а "день субъектности государства". Универсальное оправдание всей истории его существования.
Главная гирька на морально-этических весах, которая должна перевешивать все, что было до и после. 9 мая поручено оправдывать репрессии, депортации, ссылки, расстрелы и расправы. Оно назначено главным "зато", любая попытка разговора о бесчеловечности советского режима упирается в довод, который должен ставить точку в любой попытке рефлексии.
9 мая поручено оправдывать репрессии / Фото РИА Новости
9 мая стало ресурсом легитимности – слишком ценным, чтобы российское государство позволило себе выпустить его из рук. Нет ничего удивительного, что последние 70 лет оно сражалось с теми, кто пытался разрушить эту монополию.
Актуально Спокійного правління у Путіна не буде, – Яковенко про протести росіян
Дело в том, что в советско-российской традиции было 2 подхода к празднованию этой даты:
- Один – державный, со знаменами, парадами, портретами военачальников и большими звездами на погонах. В рамках этого подхода войну выиграло государство, командование и полководцы.
- Второй подход был полной противоположностью. Интимно-личностный, завязанный на персональное переживание. В этой копилке – вся лейтенантская проза, дневниковые записи и истории людей, в которых не было места Сталину и Жукову.
С этим вторым подходом государство всегда боролось, как могло приручало и национализировало. Юрий Бондарев смягчал финал повести "Батальоны просят огня" и взамен становился советским литературным генералом.
На каждый лирический "Белорусский вокзал" державный кинематограф отвечал десятком пафосных агиток.
Кремль отрицает все частное
Государство отчаянно держалось за собственную интерпретацию 9 мая, не позволяя никому отобрать у себя главное оправдание своего существования.
Эта же судьба постигла акцию "Бессмертный полк", она родилась в 2012 году как альтернатива официальному пафосу. Ее придумала томская оппозиционная телекомпания ТВ-2 – вместо транспарантов и лозунгов людям предложили нести портреты своих близких.
Акция "Бессмертный полк" началась в 2012 году / Фото РИА Новости
Этот подход обрекает Россию на одиночество. В 2020 году в Москве российский президент встречал парад сам, российский День Победы становится похож на КВН – все меньше "международного", все больше изоляции, и это неудивительно.
Потому что Москва превращает 9 мая в тест на политическую лояльность. Доступ к дате возможен лишь после фейс-контроля: "Присягни на верность – и тогда мы расскажем тебе о твоем вкладе в победу над Германией, впишем собственноручно в список победителей".
В результате, из года в год все больше российских соседей начинают искать свой собственный язык для описания этой даты, равно как и собственную интерпретацию событий Второй мировой.
Зверніть увагу Запізнілий розпад Російської імперії: чому суперечки з прибічниками Кремля апріорі неможливі
Все потому, что Кремль продает свою концепцию в рамках пакетного предложения, в котором речь не столько о прошлом, сколько о настоящем и будущем – в котором "один народ", "можем повторить" и "осажденная крепость". Также в котором монополия на победу закреплена за Москвой, а новые обитатели Кремля объявляются прямыми наследниками прежних и получают право говорить от имени победителей.
В чем заключается еще одна гражданская религия Москвы
Несколько десятилетий подряд Москва превращала свой концепт "Великой Отечественной" в гражданскую религию, в рамках которой есть свой единственно возможный обряд, свой сонм апостолов и праведников, свой пантеон демонов и грешников. Любое отступление от него воспринимается как ересь и карается анафемой.
Причем, западный обряд празднования Победы во Второй мировой в этом смысле воспринимается в России как эдакий "католицизм". С близкими иноверцами иногда можно даже общую службу провести, но границы двух вер четко очерчены и любое нарушение конвенции воспринимается как посягательство.
Москва превращала концепт "Великой Отечественной" в гражданскую религию / Фото РБК
Обновленчество соседей воспринимается в Москве как вероотступничество. Как эдакое униатство, когда обряд может быть и восточный, но самоосознание – западное, а то, что было когда-то "нашим", а потом стало "чужим", воспринимается всегда болезненнее, чем то, что изначально "нашим" никогда не было.
Оттого в адрес Киева из Москвы так часто звучат те слова, которые в адрес Парижа или Лондона никогда не произнесут. Однако если Москве и стоит кого-то благодарить за то, что на ее ежегодный обряд причастия приходит все меньше верующих – так это саму себя.