Ненавидит эту фразу командир батальона "Свобода" Петр Кузик. Он откровенно рассказал 24 Каналу о боях и героизме бойцов – читайте все дальше в материале.

Первая часть "Мы воюем на грани возможного": правдивый рассказ командира об адских боях

Вы неоднократно в различных интервью говорили, что ненавидите фразу "ситуация сложная, но контролируемая". Почему?

Эта фраза используется военными чиновниками. Как правило, крупными чиновниками. Фраза используется в "погонах при докладах еще большим погонам". Она маскирует боль, потери и ошибки при работе, ужас, который происходит на позиции.

Для примера, когда подразделение работает почти в окружении, логистики нет, перерезана вся логистика. Раненых бойцов неделями не могут вывезти, потому что некуда их вывозить. Почти в окружении. Поставка воды, боекомплекта происходит дронами.

Я сейчас вам не моделированную ситуацию описываю, а ситуацию, пройденную из жизни и опыта. Когда враг напирает, когда уже не просто "враг там, а мы здесь". Когда есть смешанные боевые порядки, а дистанция доходит до рукопашных боев. Тогда надо быстро принимать решения, потому что подразделение уже истекает кровью.

Когда вовремя не дали приказ или закрыли. Ну как это происходит? "Идите туда, мы там контролируем территорию". А оттуда уже, оказывается, "снялось" наше подразделение и вы заходите на территорию, которую контролирует враг. А по документам крупных штатов ее до сих пор якобы контролируют (украинские войска – 24 Канал). Именно эту информацию, чтобы не огорчать какого-то генерала, или президента, или еще кого-то, скрывали.

Такие приказы, когда вы заходите на территорию, которую уже не контролируете. Это сознательно, или это отсутствие связи и неизвестность?

Это расхлябанность. Я не думаю, что там сидит кто-то (ответственный за связь и коммуникацию – 24 Канал), кто работает на Россию. Это происходит, как правило, следующим образом.

Есть небольшая территория, где кто-то отступает. Это война, поэтому есть движения вперед и назад. Тогда на уровне определенного штаба думают, что об этом участке они не будут докладывать, и не показывают, что мы потеряли несколько позиций.

В штаб выше подается уже искаженная информация, а они же не ездят на место, не проверяют.

Представьте себе какого-то генерала, который ходит по боевым позициям. Я пока не могу этого представить. Они передают информацию в аналитические центры и так далее уже искаженно. И с каждой передачей информация искажается больше.

Когда она так проходит по кругу и за нее может взяться уже другое подразделение, которому говорят, что его задачей является выйти на определенный сектор и войти во взаимодействие. Подразделение же доверяет своему штабу, он не имеет оснований не доверять.

Я вам откровенно несмотря на все говорю, я реально доверяю нашему руководству. Есть нюансы, ссорились и все. Однако мы имеем доверие к нашему руководству.

И дальше заходит это условное подразделение на ту территорию, где он думает, что она полностью контролируется нами, начинает разворачиваться и натыкается на вражеские позиции.

А враг себе, условно, кашу варит, условно россияне уже там месяц живут, и они удивлены, что вы сюда пришли. И тут начинается самое сложное.

Тогда ты уже подразделение не выведешь, он уже затянут. Надо уже быть под вражеским огнем, быстро определять, где есть враг, где нет врага. Эти все сюрпризы. Вы себе выстроили линию, а у вас там еще одна вражеская линия за спиной.

Вот когда такая "мясорубка" происходит, когда поток крови идет на эту землю, то в штабе приходит с "папкой человек" и говорит, что "да, ситуация сложная, но контролируемая".

Я это проходил, когда мы обороняли определенную территорию возле Бахмута. У нас была задача зайти параллельно с еще одним подразделением на посадки. Они не зашли, побоялись заходить в ту посадку. А нам доложили, что зашли.

Мы заходим, завязывается бой. Мы начинаем россиян пережимать, а на нас начинается огневое воздействие и окружение с той посадки, где, по документам, должны были быть наши друзья, которые доложили, что они взяли ту посадку.

Мы в том бою потеряли 22 человека. Это было пару лет назад. Это невероятный был груз из-за лжи.

Также мы имели бои под Горловкой. Нас затянули, потому что снялась плановая бригада, то есть поставили на их место нас. С фланга отошли наши войска, не сообщив. Другой фланг, слава Богу, держался. Ну и пошли вражеские атаки.

Я тогда докладываю, что у меня ребят уже нет из личного состава. Ребята с осколочными ранениями в лице, в шее, стоят на позиции. У нас тогда три раза доходило до рукопашных боев в наших окопах. Первый штурм мы отбили, второй штурм...

Бои под Горловкой были очень адские, но ими журналисты не интересовались. Бои не были настолько медийными.

Стоит прочитать Супермощная и уничтожает "Кинжалы": что такое THAAD и почему США передали ее не Украине, а Израилю

Когда я докладываю, что нет личного состава, – либосдавайте усиление, либосмдавайте приказ на отход, мне сказали две фразы, которых я по сегодняшний день ненавижу: "Держитесь любой ценой". Я себе тогда еще подумал, что любая цена для тебя – это словосочетание, а любая цена для пехотинца – какая у него цена? Ну, вот какой ценой? Ценой жизни держится.

Именно тогда и сказали вторую фразу, что вот на этом участке ситуация тяжелая, но контролируемая. Мы уже дошли до стадии истерии, когда уже просто упорно сражались, потому что мы ненавидели врага. Хотя это глупая, неплановая, геройская работа, которая никому не нужна.

Когда мы отбили эти штурмы и нас поменяли, то через неделю – две эти позиции без проблем оставило другое подразделение, чтобы не избегать больших потерь. Зачем тогда было геройство с нашей стороны?

Мы больших и невозвратных потерь не понесли, слава Богу. Однако более 300 человек имели осколочные ранения. Представьте себе масштаб артиллерийских обстрелов наших позиций.

Под Горловкой работа была такая, что днем маневрировали или сидели в укрытиях, а ночью откапывали тех побратимов, кого засыпало, и восстанавливали позиции.

Были и хитрости. На передние позиции врага ночью стреляли, а днем отходили обратно с этих из наших позиций. Первую половину дня враг травмировал пустые позиции передние, думая, что мы там есть.

Россияне же прогнозируют, откуда мы стреляем ночью. Мы это понимали. Мы так, скажем, размазывали плотность артогня, чтобы не по нашим позициям было.

В Северодонецке я слышал фразу о сложной, но контролируемой ситуации на совещаниях в штабах, когда мосты разбомблены, а мы были прижаты.

Одно подразделение снялось, никого не предупредили и ушли. Мы тогда уже почти полукругом оборонялись. И тоже есть "ситуация сложная, но контролируем". И она же ужасная, надо принимать решения. Уже было понятно на определенном этапе, что надо выходить из Северодонецка. Политически держали его, я не знаю для чего.

В Рубежном тоже, в свое время, были адские бои. Город Рубежное, сейчас об этом можно говорить, тогда я бы не сказал этого, потому что этим враг бы воспользовался, на пике противостояния. Именно там 9 мая был известный вражеский штурм, потому что они к этой дате хотели взять город.

Россияне бросили там десятки тысяч людей, сколько техники не знаю, не смог тогда считать. Город обороняли 300 украинских воинов на пике. Тогда тоже говорили, что ситуация сложная, но контролируемая.

Кстати, в Рубежном был мой первый опыт. Мы попали в круговое окружение. Однако здесь скажу о доверии к штабам. Из штаба сказали, что мы в круговом окружении, но есть план по выходу.

План, конечно, сработал по-другому. Однако приехала подмога, а именно наша броня приехала, на которой мы пробивались назад.

Мы выходим из кругового окружения, забираем раненых и тех, кто был на щите. Однако они все были такие до этого. На этапе маневра выхода мы не потеряли ни одного человека. Это невероятная операция была.

Немного истерическое состояние у меня было, потому что это впервые было. Я не знал, что в таких ситуациях делают. И здесь реально штаб, который нами руководил, в то время командир его был с позывным "Кривбаз", его по сегодняшний день уважают. Я почувствовал, что они реально знают о нас, не забыли, не махнули рукой.

Они связались с нами, показали "план А", "план Б", альтернативный путь, показали, где можно переходить реку, где пробиваться и так далее. Сказали, что приедет броня за вами и чтобы мы не переживали.

Раненые пешком не выходили. И эта вся колонна, как в голливудских фильмах, выходит, облепленная пехотинцами, которые уже бегают с РПГ, пытаясь поразить колонну. А колонна огрызается из ручных пулеметов.

Вот такие ситуации можно сейчас с улыбкой вспоминать, но, с другой стороны – геройства пехоты это всегда просчеты командования, планирования или неправильная информация.

Поэтому я эти фразы ненавижу, которые используют исключительно, когда хотят замаскировать не то, что проблемы, а катастрофические проблемы.

Как только слышите, что ситуация сложная и контролируемая, сразу знаете, какое-то подразделение там истекает кровью, а ему не дают приказ, потому что не знают, что делать. Вот и все. Вот, что значит эта фраза.

Вы сказали о том, что россияне идут ва-банк и что, возможно, какие-то там перемирия или еще что-то может быть. В общем, как сейчас бойцы относятся к слову перемирие?

Смеются. Никогда с врагом, таким как м*скали, не может быть честного перемирия. Поскольку люди устали от войны, они сами себя заставляют в это верить.

Представьте ситуацию, когда у вас дома живет ядовитая гадюка в аквариуме. Сначала вы к ней относитесь с настороженностью, кормите, а потом привыкаете к ней. Вам начинает нравиться узор на ее коже, вы начинаете с ней говорить. Вам кажется, со временем, конечно, что ее мысли формируются так, как ваши.

Когда вы привыкаете, вы перестаете быть осторожным. В один из моментов неосторожности она вас укусит. Потому что она – гадюка, у нее совсем другое в голове, чем у вас. Так же с россиянами.

Мы, когда строим конструкции, я время от времени, добираюсь до Starlink и читаю новости. Там логика процесса такая, что надо переговоры. Безумный лидер россиян (Владимир Путин – 24 Канал) хочет этой крови, тирании, хочет уничтожения большого количества людей, в нашем случае – украинского народа. А россияне, которые деградируют из-за пропаганды, хотят террора и грабежа. Это их лозунги.

Нам надо понимать, что россияне, если и пойдут на переговоры, они пойдут на переговоры исключительно, когда Украина нанесет им большой вред.

Сейчас для некоторых экспертов в мире становится очевидным, что Россия не сможет захватить Украину. Я пока не в их числе, потому что на войне возможны любые ситуации.

Обратите внимание От повестки – до "полигона": как происходит процесс мобилизации в Украине пошагово

Однако я говорю, что нашей задачей на уровне батальона, на уровне агломерации батальонов является нанесение максимального поражения и когда-нибудь эта цифра станет критической.

Например, для Советского Союза определенная цифра из десятков или 15 тысяч стала критической войной в Афганистане. Сейчас почему она еще не критическая? Они довольно много своих потерь размывают заключенными, наемниками, которых никто не учитывает, и мобилизованными с оккупированных территорий.

Такие потери заставили бы цивилизованную страну давно бы уже прекратить боевые действия. Однако для них пока что это не так чувствительно.

Значит, надо больше поработать, чтобы реально начали падать кадровые российские военные, кадровые те, у кого есть семьи. Тогда, скажем, они захотят переговоров. Сейчас у нас нет выбора.

Пришла война к нам, мы обороняемся. Мы не хотели этой войны, я точно знаю. Однако она пришла к нам, и выбора нет.

Надо либо сдаться "русскому миру" и ощутить все наслаждение лагерей, издевательств, мародерства, убийства, тирании и так далее. Или пытаться сопротивляться. Что мы и делаем. Как у нас получается – уже история покажет. Но мне кажется, пока что неплохо.

Переговоры – это серьезно. Я нахожусь на уровне командира батальона. Я могу лишь что-то предполагать из-за своего опыта, понимая, что влияние выборов Соединенных Штатов будет существенное, достаточно важное, и кардинальное.

Да, важно, кто победит в Соединенных Штатах. Да, важны другие конъюнктурные политические процессы. Я понимаю, что где-то уже на подсознании сам этот сумасшедший Путин хотел бы вывести Украину на переговоры. Однако исключительно пока что на своих условиях.

Я также объективно понимаю, что большая часть украинцев устала от войны. От отсутствия света, интернета, ощущения безопасности, отдыха, бизнес-развития и так далее.

Однако подчеркиваю, что мы не звали эту войну к себе. Россияне на нас напали. У нас нет выбора.

Давайте посмотрим на историю. Российско-чеченская война показала, что когда именно Ичкерия дала серьезно "по зубам" Москве, они быстро пошли на переговоры. В процессе переговоров уничтожили одного лидера, поставили свою куклу на место того лидера и начали вторую военную кампанию, в процессе которой захватили эту территорию.

Гордый, свободолюбивый ичкерийский народ, никто бы не мог подумать, надел на себя иго. Сейчас часть из них воюет за свободу Украины, а большая часть воюет на цепи Путина против Украины.

Посмотрите на все их мирные переговоры. Историческая фраза, что договора с Россией, во-первых, ничего не стоят. Все сложится от выносливости и боеспособности украинского войска. А украинская боеспособность украинского войска, к сожалению, сейчас очень зависит от поддержки украинского населения и от выносливости.

Почему говорю "к сожалению"? Потому что должно было бы зависеть от международной поставки помощи и от государственной администрации. Пока что более важную роль, чем эти институты, играет поддержка волонтерская.

Еще очень важна и поддержка западным вооружением. Его дают, правда, намного меньше, чем мне бы хотелось и чем бы надо было. Этот вопрос будут потом рассматривать политологи, а именно почему партнеры выбрали такую стратегию и почему не дают победить россиян?

Не скажу бравурные фразы, но победить Россию возможно. Состояние их армии мощное, вооружение смертоносное и его до сих пор еще очень много. Однако реально, имея западное вооружение в достаточном количестве. Можно было бы выносить россиян хотя бы на своей земле, хотя бы до границ.

Я уже не говорю о какой-то тотальной победе, потому что боятся (партнеры Украины – 24 Канал) ядерного шантажа. Однако мы сейчас работаем в тотальных дефицитах. Я говорю обо всем войске.

Чтобы сделать более-менее успешную операцию, как когда-то освобождали Харьковщину, часть Херсонщины или что-то подобное Курской операции, надо долгое время аккумулировать боеприпасы и обеспечивать ими только определенные подразделения. А такие подразделения, как мы, должны терпеть.

Если это так, если это мое предположение верное, мы согласны терпеть, чтобы была победа Украины и наступил мир для Украины. Для этого и работаем. Я верю в это, я говорю правду.