Во второй части интервью 22-летний командир разведывательного взвода 2-го батальона 28-й отдельной механизированной бригады Максим Громов рассказал о мощной разведывательной операции наших военных, а также о серьезном конфликте с комбригом, неожиданной развязке и настоящем братстве, которое держит на войне.
Читайте также: Первая часть интервью: "Боевое крещение получил 17-летним на Саур-могиле"
Расскажи о самых интересных разведывательных операциях, о которых можно говорить.
Осенью 2015 года в Зайцево была большая операция, о которой уже можно рассказывать. Мы с замкомвзвода Славиком заметили, что у сепаров между 1 и 2 линиями обороны есть пробелы, между которыми можно закрепиться и вернуть большой кусок нашей территории – 5 улиц – под свой контроль! Доложили командирам и через сутки получили разрешение. Около 40 человек приняли участие в операции.
Мы заняли оборону, первые дни сепары не могли понять, кто мы, ибо с российскими флагами и георгиевскими лентами. Тогда были Минские договоренности – нельзя было стрелять. Мы разговаривали с ними на расстоянии 30-40 метров. Они не могли роздуплиться, кричали: "Ребята, укропы не тут, вы не туда зашли!" ... А потом начались бои. Которые закончились возвращением нашей территории. Это была крупнейшая операция. Были и менее масштабные, недавние, но рассказывать о них еще рано.
В 2017-м ты уехал с Донбасса получать военное образование в столице. Как оцениваешь образовательную систему?
Да, в 21 оставил своих ребят и поступил в Киевский военный институт имени Шевченко учиться на офицера.
Систему военного образования никто не изменил. Она осталась такой же тупой. Представь, 4 года ты все-таки был на войне, имеешь реальный опыт, а тебе говорят: круглое надо нести, а квадратное – катить ...
Максим Громов с сослуживцами
17-летних ребят мне было жаль, потому что их преподаватели, грубо говоря, задалбывали. Я впрягался за них и ругался. Меня убивала логика преподавателей: "Я был курсантом, меня задалбывали, сейчас я начальник и я задалбывать буду ..." Это тупой и лишен смысла подход.
Сначала было очень непривычно в мирной жизни. Ребята, которые были в моем подчинении, звонили с войны и звали вернуться. Я несколько раз ездил на выходные на войну. Отходил курсантом на пары, сел в Интерсити и поехал к своим бойцам. Тянуло к ребятам.
Как ты воспринял "вылазку" в мирную жизнь?
Начало роиться куча мыслей в голове. На войне некогда думать о лишнем. Голова забита тем, что может произойти завтра, планируешь, как организовать наблюдательный пункт или осуществить розведвыход. А на мирной территории лезут упреки в голову: а если бы два года назад ты сделал иначе, то возможно, тот боец был бы живым? Эти мысли очень сильно затягивают. Я проучился три месяца, потом все бросил и вернулся на Донбасс.
Но вскоре ты хотел уйти из ВСУ?
Не совсем так, я стремился перейти в другую бригаду. Сменилось руководство и новый комбриг 57-й Юрий Головашенко по непонятным причинам невзлюбил меня. Прямо сказал: "Ты друг прошлого комбрига, пережиток старой системы, тебе конец". И начались служебные расследования, административные выговоры и даже административная судимость за несоблюдение правил безопасной работы. Это делалось тайно.
Я был командиром разведывательного взвода и частенько согласовывал операции не через командующего АТО, а напрямую через комбрига. Мы в очередной раз нашли возможность для розведвыхода, обратились к Головашенко, а он начал кричать, мол, мы много себе позволяем, и заставлял ... учить наизусть устав.
Далее начались конфликты и переезды. Мой взвод часто заставляли переезжать из точки А в точку Б, таким было "наказание". А это не так просто: загрузить все, перевезти, обустроить жилье ... Комбриг также запретил любые выходы. Сказал сидеть на месте, иначе нас признают преступниками.
Максим Громов
Читайте также: Почему возник конфликт между передовым подразделением ВСУ и новым комбригом, и при чем здесь СМИ боевиков
Какими были твои дальнейшие действия в этом конфликте с комбригом?
Далее я напрямую поехал к командующему сектором генерала, сообщил о конфликте и попросил перевести куда угодно. Комбриг со своей стороны сказал, что мы – "лохи и трындуны". Мне от него люди советовали: "Хочешь уволиться – напейся, и уволят ..."
Кормили "завтраками" по переводу. Я стремился перейти со своими ребятами, ведь они без меня не хотели служить. Отказывались переводить, чтобы не оставить бригаду без специалистов. Обещали перевести, когда выведут из АТО.
А дальше произошло самое интересное! В разгар этих скандалов мы принимали участие в батальонных и бригадных учениях. Погрузились в машину, а командир роты выходит и говорит: "Извините, но я вас не выпущу, комбриг запретил".
Терпение лопнуло. Я напрямую поехал к командующему, а тот говорит: "Как? Нам комбриг сказал, что вы сражаетесь ..." А нас не пустили, грубо говоря, закрыли в доме. И наконец через несколько дней меня перевели в 28-ю бригаду. Эта эпопея со скандалами продолжалась три месяца.
Настолько я знаю, наша проблема была каплей. Впоследствии Головашенко отстранили от командования и освободили от должности.
Читайте также: Что известно о командире, который сбил солдата и хотел скрыть преступление
Каковы основные недостатки в ВСУ?
Снова возвращается "совок". Есть нормальные боевые командиры, но у очень многих кадровых военных "синдром раба". То есть их подход сводится к лозунгу: "Я начальник, ты дурак". В этом проблема.
И дело не в том, родился ли человек в Советском Союзе, проблема в том, что у него "совок" в голове. Знаю кучу бестолковых офицеров, которые учились и служили только в Украине и знаю гораздо больше советских офицеров. Они служили и учились в советской армии, но являются патриотами Украины и крутыми военными, умеют принимать нормальные решения, у них есть чему поучиться. Это очень неоднозначно.
Жаль, что в Вооруженных силах до сих пор присутствует показуха. Все батальонные или бригадные учения проводятся, чтобы показать, как все красиво. А на самом деле то, что солдат и стрелять-то не умеет или жгут себе наложить, а командир роты или комбат не может разместить батальон или принять решение, никого не волнует. Главное, чтобы все хорошо выглядело и не было жалоб.
А как воспринимают украинских военных местные жители?
В начале войны под Саур-могилой люди видели, что происходит на самом деле, просили их не бросать. Плакали, когда мы отступали. Но еще несколько лет кремлевской пропаганды, и люди ей будут верить.
На передовой
Если в 2015-2016 годах мы заходили за линию фронта на окраине Горловки, представлялись то украинскими военными, то "сепарами" приходилось слышать разные реакции. А сейчас преимущественно негативные, если говоришь, что ты украинец. Там есть адекватные люди, но с каждым годом их становится все меньше: выезжают или меняют свои взгляды. Частично я их понимаю, потому что 4 года жить в таком дерьме ... Но лишь отчасти.
Что делать после возвращения Донбасса с людьми?
Донбасс надо сначала вернуть. По моему мнению, если ближайшие 2-3 года это сделать не удастся – не будет никакого смысла его возвращать. Люди будут верить в свою так называемую "республику". Они устали и не имеют никакого выбора.
В Украине сейчас много снимают патриотических фильмов и пишут немало патриотических книг о войне. Как ты это оцениваешь?
Это хорошо. Однако я хочу, чтобы механизм пропаганды не был тождественным советскому или российскому. Я не хочу, чтобы говорили о вымышленных героях. У нас есть нормальная правда. Хочется, чтобы было поменьше лжи. Она огорчает многих.
На фильмы военной тематики надо ходить, потому что они объясняют тем, кто не был на Востоке, что, собственно, там происходит. Это нужно, потому что большинство считают войну непонятной, абстрактной и далекой, будто ее и нет на самом деле. В 2014 году новости с фронта были значимыми для людей, а сейчас это сухая статистика и привычка. И от этого мирное население может устать. И устает, потому что работает защитный механизм человеческой психики.
А по эту сторону фронта все держится на побратимстве? Расскажи о своих.
Да. Яркий пример – побратим "Береза". Мы стояли на одном посту, спали в одном окопе. Меня оглушило после штурма, было плохо, он дежурил больше, чтобы я выспался и отошел.
Про моего лучшего друга – главного сержанта взвода Игоря Шаповала можно долго рассказывать. Он был мобилизованным разведчиком и переходил со мной из части в часть. Ему лет за сорок, бывший майор полиции, работал в оперативном отделе, имел и огнестрельное и ножевое ранение ... Такой себе хороший милиционер из 90-х, каких мало. Это был родной мне человек, мы друг друга понимали, хотя и часто дискутировали. У меня были проблемы, – он помогал и наоборот. В 2017-м мы заходили на окраины Донецка, чтобы выполнить несколько задач. Выполнили. Но там он и погиб ...
Читайте также: Саботаж или небрежность: почему Генпрокуратура препятствует, чтобы пуля из тела Михалика стала доказательством?
Максим Громов и боевые друзья
Настолько сильно выгорание и уныние среди наших военных?
Есть непонимание того, что происходит, которое началось с конца 2015-го, когда наступление украинской армии прекратилось и началась позиционная война. У меня все начало держаться прямо на людях, на дружбе, потому что мы не можем друг друга бросить.
Игорь как-то уволился по мобилизации, перекрестился, сказал до свидания армии, а через месяц позвонил и пришел. И Славик тоже вернулся, с которым были на Саур-могиле. Побратимы поподтягивались. Нас не держат Вооруженные силы Украины, нас держит то, что мы есть друг у друга.
Если сначала верили, что можем закончить войну, то сейчас стремимся поддержать друг друга, не разбежаться и не пропасть. Мы теряли общих друзей и, как бы пафосно ни звучало, сейчас за них мстим. Да и вместе спокойнее, более того – стали семьей. Сейчас многие ребята звонят и говорят: "Если ты не возвращаешься, мы увольняемся и все: "Па-па, ВСУ". Отвечаю, чтобы ждали, я подлечусь и вернусь.
Ты обезвредил несколько тысяч мин почти за 5 лет войны ... Как ты был ранен?
Это произошло 23 августа 2018 года на День флага. Мы были в серой зоне и делали проход в минном поле. Я обезвредил российские мины нажимного действия, запрещенные Женевской конвенцией, а ребята прикрывали. В тот день снял 150 противопехотных мин ... А дальше произошел кипиш, велика вероятность атаки вражеской диверсионно-разведывательной группы ... И я наскочил на мину.
Отбросило в сторону, вылетел пистолет из руки. Я раздуплился через несколько секунд, посмотрел, что у меня нет ноги, сказал ребятам не идти ко мне, потому что мины еще оставались. Я к своим дополз-доскакал на одной ноге. Боли не чувствовал долго, а обезболивающее вкололи только в больнице – через полтора часа.
Сейчас лечусь в Ирпенском госпитале. Получил нормальный протез. Адаптируюсь и планирую вернуться на фронт.
Максим Громов: "Подлечусь и вернусь"
Когда закончится война, что будешь делать?
Заниматься миротворческой деятельностью, если это возможно. Война вычеркнула немало планов, которые были раньше. Думал попасть в миротворческий контингент, потому что это продуктивный способ коммуникации и обучения. А еще помочь, чтобы война закончилась и там.
Словом, я очень хотел заниматься миротворческой деятельностью, но ранение сделало это маловероятным. Вариантов стало гораздо меньше. Поехать в другую страну за новым опытом будет практически нереально ...
По-этому как дальше – неизвестно. Сейчас у меня цель реабилитироваться и нормально выучить английский язык, чтобы каким-то образом все-таки попасть в число миротворцев. А потом буду смотреть, где подойдут люди с моими возможностями. Сказали, что через полгода буду ходить так, что никто не отличит. И я в это верю.
Читайте также: Ночной разгром в Одессе: кто виноват в очередном дерибане морского побережья?