О том, почему украинцам стали чаще рассказывать о террористах и преступниках и чем может закончиться эта тенденция, сайту "24" рассказал социальный психолог Олег Покальчук.
Сообщение о захватах заложников, которые уже несколько раз состоялись за последний месяц — это реальный сигнал о том, что в обществе что-то не так, или в условиях затишья на Донбассе журналисты просто реагируют на актуальные события?
Скорее, второе. СМИ показывают то, что проглотит массовая аудитория.
В войне наступила пауза, в которой нет какой-то киношной ситуации: эти наступают – те бегут, те бегут – эти наступают. Визуальной драмы не происходит. А тут вдруг – новости! Более того, новости среди нас. Раньше люди пугались войны, которая может прийти к ним в дом, сейчас они ожидаемо успокоились. Война перестала интересовать людей, потому что они перестали бояться ее прихода. После войны боялись терроризма, но потом люди поняли, что он избирательный и рассчитан на конкретные целевые группы – патриотически настроенных людей, волонтеров, военных. Обыватель понял, что его это не касается, потому что его нет в зоне риска. Теперь оказывается, что могут случаться и такие казусы, всем сразу становится интересно – заложники, все как на Западе, как в кино.
Захват заложников тоже станет элементом бытового драматического фона большого города, как люди, которые прыгают под поезд метро или с крыш многоэтажек
Почему именно заложники? Все-таки как-то не очень типично для Украины…
Потому что пресса об этом пишет, она это генерирует. Кто-то об этом почитал и подумал "О! Это мысль". То есть, не просто кого-то завалить, а еще кого-нибудь захватить и, может, прокатит. Поэтому конечно, последователи и те, кто будет копировать поведение преступников – они благодарные дети медиа.
Как, по Вашему мнению, ситуация будет развиваться в дальнейшем?
Пока прессе не надоест об этом писать – такие случаи будут повторяться. Но, думаю, что журналистам скоро надоест. Захват заложников тоже станет элементом бытового драматического фона большого города, как люди, которые прыгают под поезд метро или с крыш многоэтажек.
Подытоживая: такая активизация завязана не столько на процессах внутри общества, сколько на том, что освещают в медиа?
Безусловно. Опять же, обратите внимание, где происходят эти случаи? В городах. Огромная масса сельского населения не будет ничем подобным заниматься. Там беда бедная – забирать нечего, отдавать нечего. Какие заложники? В райцентрах все социальные конфликты решаются возле ближайшей наливайки. А вот города – это уже более сложные коммуникации, нереализованные надежды и уровень невротизма на порядок выше.
Впервые за много-много десятилетий чувство собственного достоинства для украинцев оказалось в приоритете
Взаимосвязь такой специфики города и внимания журналистов может привести к тому, что подобные происшествия станут более жестокими?
Думаю, что, если говорить о жестокости, радикализме и количестве заложников – все это должно идти по экспоненте.
Поскольку возникают такие прецеденты, то у потенциального кандидата в преступники неизбежно в голове всплывает все, что он по этому поводу читал, смотрел и видел. Профессиональных террористов, которые живут в подполье, иногда берут заложников и успешно их используют, на самом деле, в мире единицы. Все остальные – просто последователи, подсознание которых вытаскивает все возможные модели поведения в данной ситуации. И все эти модели – медийные.
Еще одно. Такой захват заложников – это сродни самоубийству, сейчас у человека в такой ситуации выжить шансов очень мало. Самоубийство – это предсмертный крик о помощи. Раньше, чтобы продемонстрировать накал драматизма, люди себя обливали бензином и сжигали ради идеи или из-за личных переживаний. Сейчас появилось новое поколение в новом историческом периоде, которое не спешит себя убивать, а сначала норовит устранить обидчиков, а потом начинает разбираться со своей жизнью. Это новое явление и сопутствующая черта всякой социальной решительности. Есть решительные люди, которые идут служить в армию, в волонтерское движение и там проявляют свои упорство и настойчивость. А есть те, кто это делает вот таким вот образом, захватывая заложников. Это один и тот же народ.
То есть, они мыслят приблизительно одинаковыми схемами, но с разной полярностью?
Это даже не схемы. Схемы им подсказывают медиа, прочитанные книжки, история, обучение какое-то. Я бы это назвал новым паттерном поведения. Это не модель, а просто свежий импринт, который образовался после революции.
Впервые за много-много десятилетий чувство собственного достоинства для украинцев оказалось в приоритете. Более того, оказалось, то его нужно отстаивать действиями. Эта новая жизненная украинская философия дает о себе знать и в террористическом измерении. Все же, не будем забывать, что общество-то у нас криминальное с самого верха до самого низа.
В смысле?
Ну, вот все хотят как лучше, поэтому все нарушают закон. Нет никаких исключений ни среди граждан, ни среди политиков. Разница только в диапазоне, масштабе и статье Уголовного кодекса. Вот это размытое поле права и справедливости создает такие прецеденты Дикого Запада, при которых человек создает свое право и свою справедливость.
Критическая масса демобилизованных, о которой все говорят, действительно радикальная. Но при этом она еще и очень здравомыслящая и прекрасно понимает цену жизни
Уже появились отдельные заявления о том, что такие участившиеся происшествия – это первая ласточка третьего Майдана. Как Вам кажется, насколько это так?
Чушь собачья!
С точки зрения социальной динамики, как бы ни называли "майданы", они происходят в любом обществе. Это некие радикальные скачкообразные изменения. У нас их называют "Майданом", так уж получилось. Какой-то очередной скачок, конечно же, будет. Но он не будет носить такой же характер, как последнее событие – Революция достоинства. Во-первых, потому что она еще не завершена, она продолжается. Она закончится только после того, как либо потерпит поражение окончательно (чего я не вижу в обозримом будущем), либо одержит блестящую победу (чего в ближайшей перспективе тоже не видно). После того, как он завершится, уже можно будет начинать говорить о третьем Майдане.
Что касается ресурсного обеспечения этого дела, то люди, которые могли бы это сделать – на войне. Они прекрасно понимают цену таким вопросам. Они, конечно, готовы стрелять, но их жизнь уже научила думать, прежде чем выстрелить.
Критическая масса демобилизованных, о которой все говорят, действительно радикальна. Но при этом она еще и очень здравомыслящая и прекрасно понимает цену жизни.
Более того, в текущей фазе исторического развития, думаю, в Украине уместнее говорить либо о политических покушениях, либо о дворцовых переворотах.
Это может быть эффективным?
Это могло бы быть эффективным, с учетом ситуации внешнеполитической, в которой находится Украина. На это многие полуприкрыли бы глаза. Но это уже будет зависеть от технологий, участников, попыток и так далее. Это часто происходило в других странах мира.
Масштабная народная революция – это прошлый век, на самом деле. Мы просто опоздали в развитии и сейчас догоняем то, что наши восточноевропейские братья, так или иначе, совершили в прошлом веке. В развитых странах после этой стадии следуют уже просто перевороты. Но, повторюсь, для этого нужно, чтобы предыдущий цикл завершился либо поражением, либо победой.
Когда этот цикл может быть завершен?
Не скажу. Украина сейчас не является самостоятельным актером мировой драмы. Она составляющая общеевропейской драматической ситуации. В большом пазле мы только один квадратик, поэтому я не берусь делать прогнозы.
Читайте также: Политический психолог: Общество постепенно закипает