"Кричу так, что аж стыдно за слова": интервью с командиром Вересом о боях, фронте и семье

Герой Украины, командир подразделения К-2 54 ОМБр Кирилл Верес в эксклюзивном интервью 24 Каналу рассказал, что иногда ему стыдно за собственные слова. Однако главное – это результат.

Интересно прочитать Расстреливают своих для отчетности: о каких зверствах рассказали пленные россияне

Чем Кирилл Верес занимается в отпуске

Вероятно, вы приехали в Киев на несколько дней. Успели ли вы побывать уже дома, или вы только быстро дела решить – и обратно?

Я дома по семейным обстоятельствам. По лично семейным. Поэтому, конечно, дома побывал, но не так много времени, как бы хотелось. Я приехал домой заниматься семьей. Однако 90% времени – это все равно дела подразделения.

То есть вам, когда вы дома, нельзя выключить телефон?

Сегодня, думаю, так уже сделаю вечером, чтобы вообще никто не дозвонился.

А что вы делаете прежде всего, когда приезжаете домой?

Наслаждаюсь благами цивилизации. Ну, конечно, это семья. Это свет. Это просто условия. Мне вообще хочется обычных человеческих условий. Это хотя бы первых 10 – 12 часов. Просто выспаться, посмотреть телевизор. Ну, как все обычные люди. Что же они делают в выходной день?

Вы говорите о благе цивилизации. Я думаю, возможно, сходить в ресторан.

Благами цивилизации я называю свет и уборную.

А вот вообще, если говорить о том, чтобы выйти куда-то, выйти в театр, кинотеатр?

У меня нет на это времени. Например, за прошлый отпуск у меня не было такой возможности.

Обратите внимание! Недавно на 24 Канале вышло еще одно интервью с Кириллом Вересом. В нем он откровенно ответил, почему не считает, что должны воевать все мужчины. Об этом и многом другом – читайте по ссылке.

"Я не звоню домой"

Как вообще война изменила ваши взгляды на жизнь и на общение с семьей?

Это надо спросить у семьи. Семья меня поддерживает, это факт, этого никуда не деть, как, в принципе, у всех военнослужащих.

Как война изменила мою жизнь? Я пришел на войну в 25, мне сейчас 36. Треть жизни провел на войне. Какие интересы были в 25 лет? Ну, это было что-то одно. Сейчас, видимо, интересы другие, но я не могу этого сказать, какие они.

Как вы сохраняете связь со своей семьей, когда вы на войне?

Я почти не общаюсь со своей семьей. Ну, скажем так, за этот месяц я ни разу не звонил домой.

Почему?

Это реально отвлекает мое внимание. Я говорил это еще два года назад, тогда на меня полился хейт, типа "как ты можешь не звонить?".

Если я буду звонить домой и думать, скажем, о ремонте или о шторах, я не смогу заниматься нормально. Я буду переключаться.

Конечно, списываюсь. Ну, во-первых, сейчас 2024 год – эра технологий. Если я есть в WhatsApp, там написано, когда я был последний раз в сети. Если я в WhatsApp высвечиваюсь каждые 30 минут и время обновляется, то знают, что я жив. Мы списываемся, наверное, раз в три дня, несколько эсэмэсок я пишу: да или нет, плюс или минус.

Я приезжаю домой, мы тогда уже общаемся. Раньше, наверное, я, может еще звонил три раза в месяц. Сейчас, за последний месяц, ни разу. Это нормально у нас. Это ситуация сугубо моей семьи.

Если ко мне звонят родители и говорят, что их боец пять дней не на связи, но он был в WhatsApp, это уже совсем другая ситуация. Такое уже не проходит, тогда он должен быть на связи, если жив и здоров, раз в двое суток, раз в трое.

У меня ситуация немного другая. Я командир, я имею право принимать такие решения. Так что тут не надо сравнивать.

Жена нормально это воспринимает?

Спросите у нее. Ну, конечно, нормально.

То есть она привыкла уже к этому?

Ну, да. Это такая жизнь. Чем больше масштабируется наше подразделение, чем больше моя военная карьера растет, тем наше общение становится меньше и меньше. Однако, когда я дома, я с женой, если есть возможность, 20 часов из 24 в сутки.

Что вы делаете? Помогаете ей что-то дома?

Что скажут, то и делаю.

Когда Верес уволится

Видите ли вы себя в гражданской жизни?

Конечно. Кем, это еще не знаю, но вижу. Я хочу, чтобы я перешел в гражданскую жизнь. На каждом интервью, если мне задают какие-то вопросы, я всегда на них отвечаю. Я делаю все для того, чтобы я уже вернулся к гражданской жизни.

То есть это означает, что после завершения войны вы увольняетесь?

Мгновенно. Или тогда, когда будет возможность. То есть если этому будет способствовать ситуация. Сажем, не будет уже активной фазы войны. Если я уже не буду нужен, условно говоря, как военный со своими навыками, тогда я сразу уволюсь.

В прошлом – директор нудистского пляжа

СМИ писали, что Кирилл Верес до войны был директором нудистских пляжей.

В Киеве он один, поэтому нудистского. Директором по развитию. Это разные вещи.

Что вы там делали? Как это быть директором нудистского пляжа?

Как обычного пляжа. Смотрел, чтобы пляж процветал и работал, и чтобы людям было комфортно.

Вернетесь на эту работу?

Нет. Я оттуда ушел еще за несколько лет до войны. Я уже не в том возрасте. Мне это уже не интересно. Это было когда-то в детстве. Однако это дало большой толчок даже сейчас в моей работе. У меня на то время было где-то 30 – 40 подчиненных, за которыми я смотрел.

Посетителей, клиентов было до трех тысяч человек в день. Скажем так, я этот опыт масштабировал в военное звено – подготовился к войне и добавил еще военного управления. Потому что в армии же у нас все согласно, соответственно.

А на этом нудистском пляже отдыхали?

Нет. Я работал. 24/7.

Также интересно "Люди согласны идти убивать, а не умирать": интервью с командиром Вересом о мобилизации и потерях

Путь от просто военного до командира

До войны у вас не было боевого опыта. Как так случилось, что вы стали одним из самых известных командиров? Как вы попали в армию?

Началась война, пошел воевать. Все банально и просто.

Почему?

Потому что это обязанность каждого мужчины. Я сейчас говорю свое мнение, я никому ничего не навязываю. Пусть каждый делает, как считает нужным. Мое личное видение такое.

Когда начиналась война, был Крым, помню, тогда уже на Майдане записывали будущих добровольцев. Когда началась война, я сразу понял, что надо ехать.

У меня была беременная жена, где-то на 6 или 7 месяце. Я сказал, что еду в небольшую командировку и вернусь через месяц, через два.

Тогда все говорили: неделя, две, пятнадцать дней. Надо было реально это все закончить. Что-то затянулось просто.

А как стал командиром? Ну, не знаю, как-то так случилось. Видимо, был в нужное время в нужном месте. Мне по жизни очень везло с командирами и с личным составом, и с тем, кто меня окружал. Это всегда были классные, профессиональные казаки и командиры, которые не просто "ты иди погибни, но сделай; иди уничтожь, но сделай".

То есть меня учили на самом деле многому. В меня вкладывалась страна. Возможно, не сама страна, но мне давал командир бригады ресурс, он меня учил, учил, учил, учил. У меня есть личный состав.

До полномасштабного вторжения, мы проводили очень много разных операций, у нас была одна ротация, было 56 операций за 8 месяцев. С 2017 года было 4 ротации. То есть, операций было гораздо больше, чем 100.

Операции были успешные, некоторые из них были на самом деле очень известны в своих военных кругах. Например, уничтожение техники, какой-то базы, взятие кого-то в плен, какая-то засада. Военный круг очень маленький. Ты уничтожил где-то какую-то цель, а к вечеру это уже знают 2 – 3 бригады рядом. Это "сарафанное" радио, это классно.

Кроме того, мы все общались, всегда делились опытом. Подразделений было таких немного. И это реально такие соревнования были. Кто больше уничтожит, кто лучше уничтожит, кто быстрее уничтожит.

Сейчас, видимо, тоже есть соревнования?

Нет, сейчас надо выжить. Раньше на операцию было до 40 минут, надо было какую-то цель уничтожить за 30 минут. Неделю мы готовились, сейчас никто не готовится неделю. Сейчас мы играем вторым номером, именно мое подразделение.

Сейчас мое подразделение там, где с апреля месяца было только полторы недели затишья. То есть почти каждый день враг осуществляет какие-то большие или небольшие штурмовые действия, поэтому мы реально играем вторым номером.

"Мои бойцы – мои дети"

У вас есть дети и детьми вы называете бойцов своего подразделения. В каждом интервью вы об этом говорите. Почему именно дети? Вы с ними настолько близки?

Нет, я считаю, что я их тогда больше буду ценить. Я говорю, что с друзьями можно ссорится, расходиться. Они уже могут стать не друзьями, а просто знакомым, общаться, не общаться.

А они (бойцы подразделения – 24 Канал) от меня уже никуда не денутся. Я от них тоже. Страну и семью не выбирают. Я им так же все объясняю по двадцать тысяч раз, как я объясняю своему десятилетнему сыну.

Бывает, говорю, что мне сыну легче объяснить, которому десять лет, чем дяде, которому тридцать два.

Есть ли кто-то из ваших родственников, возможно, кто воюет тоже в вашем подразделении?

Нет, нету. Из родственников у меня почему-то не воюет никто.

У меня есть кума моя, но она уже была в этом батальоне и потом она стала моей кумой. Она не пришла на войну из-за меня. Нет. Она была до меня даже здесь. Она была в подразделении, которое я сейчас возглавляю. А больше нет, наверное, нет. И знакомых я почти стараюсь не брать.

А что ваша кума делала?

Была пехотинцем. Сейчас она работает и с FPV-дронами, и с разведывательными дронами. Скажем, работа заключается в сбросе.

А вообще много у вас девушек в подразделении? Вот какое соотношение?

Девушки у меня есть на разных должностях, но я могу определить топовых девушек, которые есть в боях. Их 5.

Проводят штурмы?

Нет. Нет, я не посылаю женщин в штурмы. Это моя принципиальная позиция. У меня есть еще мужчины. Если другие командиры подразделений набирают девушек в штурмы и они могут штурмовать, я никому не мешаю. Это мое личное видение в батальоне, которым руковожу я. Я еще не готов девушек посылать в штурмы. По многим своим личным причинам.

У меня в бою должны все равны быть. Я не хочу, чтобы мне давали выбор: спасти его или спасти ее. Не хочу. Я считаю, все должно быть честно.

Однако есть девушки, которые принимают активное участие в боевых действиях. На бомберах, на Mavic, на FPV, на всем. То есть они находятся на расстоянии 500 метров, 700 метров, километр перед линией разграничения. У меня девушки являются командирами взводов, которые командуют многими крутыми мужчинами.

А слушаются ли женщин?

Ну, если не будут слушаться ее, приду я. Меня слушаются все. Конечно, слушаются. Слушаются все, потому что они начинали бойцами и завоевали свое право стать офицерами.

У меня есть одна девушка, которая является сержантом и она руководит очень большим взводом, где-то на 28 человек. Это взвод ударных беспилотных систем. Она сама завоевала свое право.

Мне пообещали мои кадры, что в этом месяце она получит офицерское звание. Если не получит, то я с них "сниму" офицерское звание. Она командует и справляется еще и сама. Без моего вмешательства. Если нужно, вмешаюсь я. Если кто-то может не поверить, почему она ими командует, потому что это я назначил. Я считаю, что она завоевала свое место и является достойной.

Если говорить о ваших "детях", интересно, воспринимают ли они вас как отца? Слушаются ли они?

Слушают все. Через "пожалуйста", через колено или через мат. Главное – это результат и все. Самое главное, чтобы они выполнили то, что я приказал. То, что было запланировано, и то, что они должны были выполнить.

А как мы достигаем этой цели? Это уже другой вопрос. Меня можно не любить как отца. Вообще не нужно любить меня как отца.

Читайте также Все остальное – х*рня, – командир батальона К-2 назвал главное преимущество оккупантов

"Приказы выполняю, но по-своему"

Вы лично все приказы командования выполняете?

Да, но по-своему.

Как это?

Главное – это результат. Я даю тот результат, который приказывают. Я, возможно, иду не "через лево", а "через право". Я иду не через час, а через три, но я выполняю 99% приказов, которые мне дают. И выполняют их мои люди. Но по-нашему.

Я не могу послать людей на штурм, если мне дали три часа. Я не отдам этот приказ.

Если я не буду уверен, что в этом будет успех через три часа, – это невозможно. Мне и моему штабу нужно хоть несколько часов продумать.

Нужно обеспечить логистику, подтянуть материальные средства. Надо ребятам это доказать. Надо доказать командиру роты. Командир роты, чтобы довел командиру группы, и чтобы командир группы сказал ребятам. И потом, чтобы еще, желательно, это вернулось ко мне, то есть, что им для этого нужно.

Не бывает 15 минут в армии. Я выполню приказ, возможно, на следующие сутки. Однако по-нашему. Однако выполню.

Эмоции во время боев

Как получается вам останавливать врага?

"Дети", это все "дети". Они делают просто свою работу. Вот я им сказал когда-то, что – делаем так, так и так. Научиться так, так и так, и все будет классно. Они сами знают, что надо делать. Мы лишь немного "подруливаем". 90% тех, кем я командую, средствами командира батальона, или средствами штаба, знают, что им нужно делать.

Могут ли они делать ошибки?

Да, постоянно делают.

И как вы с ними потом это как-то обсуждаете? Учитесь на этих ошибках?

В основном, как бы это не звучало пафосно, они делают тогда ошибки, когда они хотят что-то сделать самостоятельно. Вот почему всегда либо есть неудачи, либо есть нюансы, когда во время боя кто-то захотел сделать эксперимент. Тогда я, конечно, ругаюсь.

Если это сработало, я при всех скажу, что он молодец, он лучший. Я признаю свои ошибки. Однако если это не сработало, то каждое действие имеет последствия.

Потерять дрон – это одно. Потерять позицию с людьми – это совсем другое.

Вот когда кто-то теряет дрон, что вы говорите?

Могу сказать просто, что он "дурачок". Если этот штурм остановлен, я кричу "бери новый".

Однако есть такое, что штурм только начался и он потерял дрон, не уничтожив врага. Тайминг же расписан так, что другие экипажи только подлетают, а пехота не вышла еще на свои боевые позиции или по ней идет плотный артиллерийский обстрел, то есть пехота не может выйти и просит прикрыть.

Тогда, если он теряет дрон, ему нужно 4 минуты, чтобы запустить новый дрон, а вцепить БЧ, боеприпас и долететь – это уже 8 минут, это уже очень долгое время.

Тогда, бывает, я так кричу, что мне самому аж стыдно от своих слов. Однако это жизнь. Если кто-то сейчас скажет, что во время боя никто ничего не кричит, тогда у вас боев не было.

90% Вооруженных Сил Украины кричит во время боя. Чтобы лучше было слышно, чтобы все услышали, потому что это эмоции, мы живые люди.

Не кричат только два типа людей, как я считаю: либо это очень большие специалисты, либо тебе реально нас**ть. У меня я не видел ни первых, ни вторых. Я считаю, кричишь – значит воюешь. Не воюешь – значит не кричишь.

Если мы всех убили, то есть уничтожили врага, тупите себе дальше сколько хотите. Делайте себе эксперименты, жгите их там. Все, что хотите, делайте. Это уже меня не волнует. Вот я просто даю вам час на любые ваши фантазии.

Какие были такие фантазии? Мы не видим многого на видео.

Вы много чего не видите по видео. В видео 90% нельзя вложить. Война на самом деле – это не просто классное видео. Это слезы, пот, кровь и много де**ма, реально.