Адвокат: Никто из крымских татар не останется без дела

Крымский адвокат, член Крымской контактной группы по правам человека Эмиль Курбединов в интервью сайту "24" рассказал о подробностях громких дел против крымских татар, объяснил, почему "дела крымских татар" можно считать политическими и поделился впечатлениями от сюрреалистичности всего происходящего на территории аннексированного полуострова.

Что сейчас происходит с правосудием в Крыму?

По некоторым делам это, конечно, трудно назвать правосудием. В России оно носит чисто обвинительный уклон. Если же дело политически заангажировано, то рассчитывать на оправдательный приговор точно не приходится. В таких делах видно, как судья становится на сторону обвинения, и адвокат работает не только против стороны обвинения, но и против суда.

И как тогда работать?

Основная задача – показать, что дело юридически несостоятельно, тогда оно переходит в поле политических и включаются уже другие механизмы работы. Тогда уже все зависит от резонанса, от политической воли определенных лиц.

Это касается и дел крымских татар?

Да, это – дела крымских татар и крымских мусульман. По так называемому "делу Хизб ут-Тахрир" арестованы 14 человек, среди которых есть несколько россиян, которые приняли ислам, но, в основном, обвиняемые – это крымские татары.

В начале 2015 года в аннексированном крыму были задержаны, а позже – арестованы, Руслан Зейтуллаев, Рустем Ваитов, Ферат Сайфуллаев и Нури Примов. По версии следствия, они являются членами международной исламской политической партии Хизб ут-Тахрир, которая в России признана террористической организацией и запрещена. Для суда их вывезли из Крыма в Ростов-на-Дону. С 1 июня их дело рассматривается в Северо-Кавказском окружном военном суде.

Спустя год после задержания севастопольских мусульман аналогичная ситуация повторилась в южных регионах Крыма. 11 и 12 февраля 2016 года российские силовики провели серию обысков и задержаний в домах приверженцев ислама. Всего было задержано 14 человек. В числе задержанных также находится крымский правозащитник, член Крымской контактной группы по правам человека Эмир-Усеин Куку. Все 14 обвиняемых свою вину не признают.

Это люди, которые действительно имели какое-то отношение радикальным или террористическим организациям, или их просто назначили обвиняемыми?

Сугубо моя точка зрения: из крымских татар спецслужбы через это дело создают психологический портрет народа в целом.

Все эти 14 человек – люди разного возраста, разных социальных слоев, национальностей, психологических портретов и так далее. Дальше – пример Эмир-Усеина Куку, который является правозащитником, который стал неугоден и опасен для ФСБ, и его тоже закатали под это дело. Кроме того, многие арестованные – различные активисты.

Говорить о каких-то перспективах этого дела Вы уже можете?

Перспектива здесь однозначная – будет обвинительный приговор. Никто в какую-то объективность российского правосудия в таких делах просто не верит. Это понятно даже по тому, как ведут себя судьи.

Как только Меджлис признали экстремистской организацией, звучали опасения, что это станет основанием для массового преследования крымских татар. Как Вам кажется, это так?

Привязать любого человека к Меджлису действительно не составит труда. Как и к любой другой организации. По Хизб ут-Тахриру – та же ситуация. Вот мы с Вами, например про Хизб ут-Тахрир разговариваем, это потом можно отдать какому-то эксперту, который скажет, что разговор ведут члены этой террористической организации. Потом мы по статье о терроризме вместе и пойдем. Там нелепые абсолютно экспертизы, благодаря которым можно любого человека закатать под статью про экстремизм или терроризм.

По Меджлису решение еще не вступило в законную силу, еще продолжается апелляция. Но как только оно вступит в законную силу – произойти может все, на что у них хватит фантазии. Создаются две полярности – экстремизм и терроризм. Если крымский татарин, мусульманин, соблюдает ислам – он попадает под Хизб ут-Тахрир и терорризм. Если это более-менее светский человек – его будут закатывать под экстремизм, то есть под Меджлис или любые другие организации.

То есть, в любом случае, никто из крымских татар не останется без дела?

Думаю, да.

В крымских татарах сомкнулись две составляющие: мы мусульмане и мы – народ-диссидент. Еще с екатерининских времен мы привыкли быть постоянно в тонусе. В России обе эти составляющие стали очень-очень актуальны.

С момента аннексии в правоохранительной и судебной системе изменилось отношение к крымским татарам?

Если судить по тем делам, которые у меня есть, то, конечно, изменилось. Вначале в российских СМИ возбуждалась общая истерия по поводу крымскотатарского народа, как жесткого сопротивленца. Сейчас любой обыватель, который слышит, что человек – крымский татарин, начинает думать: "Ааа! Значит он – против России". Это во многом повлияло на отношение к крымским татарам, в том числе – в государственных структурах.

Самое главное, что после этого у крымских татар изменилось отношение друг к другу. Мы стали сплоченнее и даже те, кто раньше были оппонентами, сейчас работают вместе. Народ сплотился, как в начале 1990-х.

Это заметно даже на видео с обысков у крымских татар, которые происходили в последнее время. Люди выходят на защиту тех, к кому приходят…

Да, это есть, это настроение прослеживается. Потому что то, что там происходило, трудно назвать обысками.

Тогда что это?

Какие-то вламывания и захваты с элементами запугивания. Бьются окна, выламываются двери, даже когда люди кричат: "Что вы делаете? Мы сейчас вам откроем!". Мои коллеги фиксировали разные вещи, вплоть до издевательств. Ломалась мебель, вспарывались мешки с мукой и сахаром, при таких обысках, женщин заставали в постелях и говорили: "Ничего-ничего, мы сейчас посмотрим, как она одеваться будет".

Многие в Крыму чувствуют, что если сегодня пришли к соседу, то завтра могут прийти ко мне. Если сегодня не поддержишь соседа, то тебя никто не поддержит. Страх помогать уже прошел.

Эта готовность помогать и вставать на защиту соседа влияет на тех, кто приходит с обысками?

Конечно. Это видно по тому, как начинают подгонять какое-то немыслимое количество солдат и техники.

Когда был похищен крымский татарин Эрвин Ибрагимов, родственники несколько дней не могли добиться проведения расследования. Они поехали в ФСБ, их оттуда вытурили. Тогда люди собрались, пришли в Бахчисарайское отделение полиции – толпа просто забила дворик здания – и правоохранителям пришлось вызвать нескольких человек к себе. Только с этого дня началась работа по делу. При этом, на следующий день этот дворик уже полностью был забит автозаками и спецподразделениями.

Перестраховались?

Видимо, да. Такая реакция людей имеет определенное давление и влияние на власть.

Хотя мы за это время насмотрелись на абсолютно абсурдные ситуации.

Например?

Например, три человека написали на кого-то донос из личной неприязни о том, что этот человек, якобы, в их присутствии сказал, что Крым вернется в Украину – и ему дали три года условно за экстремизм. Ни одного объективного доказательства не было.

Один раз мальчик в школе или техникуме не встал при исполнении гимна Российской Федерации. Его после этого чуть ли не за уши отвели в ФСБ, где начали выяснять, почему тот не встал. То есть, вот такие абсолютно сюрреалистичные ситуации – это все есть на территории Крыма.

Дело 26 февраля. Что с ним происходит?

Оно вернулось на дорасследование. Сейчас этот процесс подходит к концу, затем оно снова вернется в "Верховный суд Крыма" для нового рассмотрения по существу. Там 90 свидетелей, 80 потерпевших, то есть, это дело с очень большой временной перспективой. Думаю, это будет долго.

Российские правоохранители начали судить крымскотатарских активистов, которые 26 февраля 2014 года участвовали в митинге сторонников территориальной целостности Украины и активистов партии "Русское единство". Среди фигурантов "делу 26 февраля" — Ахтем Чийгоз, Али Асанов и Мустафа Дегерменджи. Подсудимые в этом деле своей вины не признают и считают его политически мотивированным. Правозащитный центр "Мемориал" в России признал Чийгоза, Асанова и Дегерменджи политзаключенными.

Дело возбуждено в отношении восьми человек, трое из которых находятся в следственном изоляторе, остальные – под подпиской. Ахтема Чийгоза, как особо опасного пропагандиста, наверное (не знаю, как они там его воспринимают), Али Асанова и Мустафу Дегерменджи, которые отказались давать против него показания, до сих пор не отпускают.

Чем так опасен Чийгоз?

У него взрывной и дерзкий характер, он не боится сказать что-то о ком-то прямо. Он умеет говорить, умеет призывать. Его слышат. Он имел определенный авторитет, так как возглавлял Меджлис Бахчисарайского района. Предполагаю, что из-за этого всего его боятся.

В этом деле достаточно казуистики. Я так понимаю, что Россия судит граждан Украины за то, что произошло на территории Украины…

Да.

Никого не смущает такое положение дел?

Вот должно бы смущать. Но почему-то не смущает. В свое оправдание прокуратура говорит, что это собрание было направлено против интересов Российской Федерации. 26 февраля они же должны были провести сессию парламента по поводу изменения статуса полуострова, и крымские татары, организовав массовые беспорядки хотели сорвать эту сессию, что было направлено против интересов России. Вот так вот они вывернулись. Хотя это полный бред.

В этом деле казусов очень много. На данный момент ведущую роль по защите Ахтема Чийгоза играет Николай Полозов, который может более подробно рассказать.

Уже было заявлено, что все обвиняемые – это крымские татары, а все потерпевшие – русские. Просматривается такая закономерность?

Конечно. Это абсолютно верно. Пострадавшие в деле – у кого-то пальчик поцарапан, у кого-то синяк, кто-то просто физическую боль испытал... Я видел, что в материалах дела проходили крымские татары как потерпевшие. Но потом они из него исключались, в числе пострадавших осталось только русскоязычное население.

На каком основании исключались?

Подробности не скажу. Но постепенно след пострадавших крымских татар из дела исчезал. Хотя мы знаем некоторых из них, у них действительно были серьезные травмы. Но это все заминали.

По вашему мнению, почему так?

Дело возбуждалось на пике становления России в Крыму, больше в воспитательных целях, как и сотни административных дел по поводу перекрытия дорог крымскими татарами.

Оно призвано запугать, воспитать, показать, что, мол, ребята, вы уже не в Украине. Знаете, как при каком-то очередном обыске один из силовиков сказал? Его спросили, на каком основании проводится обыск, а он ответил: "Это у вас в Украине нужны основания. В России никакие основания не нужны".

После аннексии российские власти достаточно активно начали менять крымских чиновников разных уровней на своих. Судебной и правоохранительной системы это тоже коснулось?

Да. По судам была пертурбация. Если, например, было пять судей, то троих из них убрали, на их места поставили судей из России. И так – в каждом суде.

Как это повлияло на работу?

Они больше исполняли некую консультационную функцию. Поначалу к каждому чиновнику "пристегивались" работники ФСБ, как консультанты.

В смысле – "пристегивались"?

Людей, которые занимали более-менее ключевые посты в государственных органах, курировали сотрудники ФСБ. Хотя официально я этого доказать не смогу. Но практически каждое направление государственной деятельности курировали сотрудники ФСБ, они обязательно были при каждой администрации, наблюдали, контролировали, консультировали и так далее.

Как это повлияло? Мы стали переходить в плоскость российского законодательства. Потому что где-то месяца три после референдума был вакуум. Не работали суды, ничего не работало, все дела откладывались. Было абсолютно бесправовое поле, никто не знал по какому закону жить. Потом потихонечку начали получаться решения, которые были приняты именем Российской Федерации, но скрепленные украинской печатью. Потом постепенно им уже печати сменили и формально приговоры стали выдаваться уже с российской печатью. Во многих структурах, которые были и в России, и в Украине, остались старые сотрудники. Те структуры, которые не существовали на территории Украины, как, например, Следственный комитет, – туда сотрудников привозили. ФСБ, МВД, прокуратура и так далее – там сотрудники остались прежние. Хотя крымских татар из полиции гнали в большом количестве.

На каких основаниях?

Не прошли аттестацию. Хотя сами они говорили: их прогнали из-за того, что крымские татары. Выгоняли даже тех, кому оставалось месяц до пенсии доработать. Были те, кто сдавал украинские паспорта, их принимали на службу, а через месяц увольняли. Много таких были моментов.

Как себя сейчас чувствуют Ваши подзащитные?

Они не сломлены. Даже постятся в священный для мусульман месяц Рамадан, будучи в тюрьме. Конечно, у них болезни повылазили в следственном изоляторе. Их заели клопы и блохи. Еда там ужасная. Условия содержания – ужасные. Но, несмотря на это, они не сломлены, абсолютно уверенно себя чувствуют.

Можете подробнее рассказать про условия содержания?

В Симферопольском СИЗО? Они ужасные. Спать приходится по два часа по очереди, потому что в камере 10 коек на 20 человек. Бывало, что на сутки в камере отключали свет или воду. Купаться невозможно, в душевых нет загородок, холодная вода. Поскольку мои подзащитные мусульмане, они не могут есть ту свинину, которую им в основном предлагают. Питались только тем, что им передавали. Рустем Ваитов, который проходит по "делу Хизб ут-Тахрир", например, не курит, а там постоянный кумар стоит, от того, что все дымят постоянно. Ему тяжело.

Инвера Мамутова из четверки арестованных по Бахчисарайскому району посадили в одиночку, где он до сих пор сидит. У него были перебои с едой, ему не давали писать ни заявления, ни жалобы первое время. Книги читать тоже не давали. Кто не знает – в одиночке время останавливается. Это конкретный показатель психологического давления на человека. А когда тебе не на что отвлечься, у тебя нет ни бумаги, ни книги, ни ручки – это имеет двойной эффект.

Почему его так долго держат в одиночной камере?

Не знаю. Он идет по первой части как типа "организатор Бахчиссарайской ячейки Хизб ут-Тахрир". Он человек довольно активный и известный в регионе, принимал участие в праздниках, в организации мероприятий. Возможно, его не хотят сажать с другими, чтобы не поднимал волну какую-то. Возможно, боятся его организаторских качеств. Не знаю! Мы сделали официальный запрос и ждем, когда нам ответят из следственного изолятора и из ФСИН, почему он сидит в одиночке. Пусть они нам сошлются на какой-то закон, который объяснит, почему от него не принимали заявлений, не давали книг и так далее.

Я Вас слушаю и начинает казаться, что в Крыму происходит плавный откат к сороковым годам. Это со стороны так кажется?

Это чувствуется, конечно.

Я бы даже сказал, что это откат к 1937 году. Видно, что работает репрессивная машина. Видно, что людей преследуют за их взгляды и мысли, а не за то, что они действительно что-то совершили. Это все – мыслепреступления.

Никто не заморачивается. Сходу какие-то организации признаются террористическими. В 2003 году Хизб ут-Тахрир, например, на закрытом заедании признали террористической и все. Для того, чтобы кого-то привлечь, уже не надо доказывать, что он хотел что-то сделать. Достаточно доказать, что он – член этой организации. А доказывается такое очень просто – литературу нашли, на сайт какой-то заходил, у него в соцсетях есть кто-то в друзьях, кто причастен к этой организации.

Но в материалах делах должно же как-то обосновываться, почему человека причисляют….

Смотрите. Есть доказательная база обвинения. В нее входят свидетели обвинения, экспертизы и записи каких-то оперативных мероприятий. Вот, например, 20 человек свидетелей в протоколах написали, что знают такого-то как члена Хизб ут-Тахрир, который занимался вербовкой и проводит агрессивную исламскую пропаганду. Показания свидетелей написаны по шаблону. Когда они приходят, видно, что протокол подписывали, не читая. По ростовскому делу большинство свидетелей отказались от своих показаний или не смогли подтвердить что-то в обвинение этих ребят.

Что касается экспертиз – то они абсолютно бредовые. Есть видео, где сидят четверо или пятеро человек. Обсуждают СМИ, информационную борьбу в России, в Украине, обсуждают, что в России будут репрессии против мусульман. После чего эксперт, на основании этой записи, говорит: "Эти темы поднимаются только членами Хизб ут-Тахрир. Значит, это – члены партии Хизб ут-Тахрир". Бред. Берут какие-то слова крымскотатарского языка, которые к нам пришли из арабского и пишут, что "это слово имеет арабское происхождение и используется членами партии Хизб ут-Тахрир, значит, перед нами члены партии Хизб ут-Тахрир". Вот и вся обвинительная база. Когда она начинает валиться в суде, когда свидетели отказывают от своих показаний, когда мы приносим альтернативные экспертизы, суды все равно за уши притягивают нужное обвинение.

Случаи физического или морального давления на Ваших подзащитных Вы фиксировали?

Морального – да. До физического они пока не дошли. Но это пока. На данном этапе есть психологическое давление. Примеры. Как только человека после ареста сажают в следственный изолятор, к нему негласно приходит сотрудник ФСБ и начинает говорить: "Видишь, куда ты попал? А у тебя дети, мать. Признай вину. На тебя твои подельники дали показания. Мы нашли кучу свидетелей. Мы все равно тебя посадим. И твоего адвоката мы посадим". Эти посещения постоянны. Когда человек сидит там – он находится в информационном вакууме. После недели сидения там кажется, что ничего не делается, никто не шевелится, а тут приходят сотрудники ФСБ, делают такие заявления и начинают ломать человека.

Вот первая четверка по делу Хизб ут-Тахрир – Зейтуллаев, Примов, Ваитов и Сайфуллаев, которые были арестованы в Севастополе – ко всем четверым так приходили. Даже, когда узнали, что у Ваитова жена в положении, один из сотрудников ФСБ прибежал к нему и начал объяснять, что его ребенок родиться без него.

А по делу 26 февраля?

По всем не могу сказать. Чийгоза до сих пор держат в спецблоке. Сначала он сидел в двухместной камере с убийцей-головорезом. Сейчас – один.

На вас, как на адвоката давление оказывалось?

Бывало.

Каким образом?

Не прямо. Разные весточки до меня доходят. Знакомые приходят, предупреждают, чтобы я был осторожен. Один раз сообщили, что кнашему офису приходили сотрудники ФСБ, кружили вокруг, справки наводили. В ресторане, который рядом находится, демонстративно наводили справки про нас. Из Москвы новости приходили, что моя фотография гуляет среди ФСБ-шников, и они хотят меня в разработку брать.

Вас такие весточки не пугают?

Нет. А что сделаешь?

Как крымчане относятся к громким делам против крымских татар?

Понимаете, за каждым арестованным крымским татарином стоит, как минимум, сто человек родственников. Это только самых близких. Это не говоря уже про сотрудников, знакомых и так далее. То есть, тысячи людей увидели, как работает репрессивная машина. Не думаю, что из-за этого всего они сильно рукоплещут России.

Поддержку Украины чувствуете?

На официальном уровне буквально только сейчас начали чувствовать. Но в Крыму, например, консул не мог приходить к моим подзащитным. Понятно, что там никто никого никуда не пустит. Сейчас мы конкретно начали чувствовать поддержку и по политзаключенным, и по крымским татарам. Да и присутствие украинских журналистов на судах ребят очень поддерживает. Они видят, что их не забыли, не бросили. Что они кому-то нужны.

Как Вам кажется, из всех крымских дел какое будет первым доведено до логичного завершения?

Все идет к приговору по Хизб ут-Тахрир. Они в таком режиме работают ускоренном, что, кажется, максимум в течении месяца будет вынесен приговор по первым четверым ребятам. Моему клиенту по этому делу угрожает 15-20 лет заключения. Ну, вот, блин, за что?

Читайте также: Репресії кримських татар: що спільного між депортацією та життям в окупації