Украинский военный Максим Громов ушел на войну еще в 2014 году, когда ему было 17. И защищал бы страну от русских оккупантов и дальше, однако осенью 2018 вражеская мина оторвала бойцу ногу. Но Громов настроен решительно: подлечится и обязательно вернется на Восток.
Об адском штурме Саур-могилы в 2014 году, кровавых боях за Дебальцево и Пески, а также о том, как обычному бойцу удалось так рано стать командиром, которого слушают и которому доверяют, читайте в первой части интервью эксклюзивно для 24 канала.
Читайте также: Фильм "Дикое Поле" по роману Жадана выходит на широкие экраны: искреннее интервью с писателем
Ты попал на Майдан в 17 лет... Что было спусковым крючком, после чего ты пошел на войну?
Я интересовался военной тематикой еще до войны. Окончив школу, подал документы в Львовскую академию сухопутных войск имени Сагайдачного, прошел по баллам, и должен был ехать на курс молодого бойца... Но присоединился к Революции Достоинства, а дальше нашел возможность прорваться на войну – и поехал на Восток. Считал: если могу чем-то помочь – надо это делать. Думал, что к осени война закончится...
Продраться воевать на Донбасс 17-летним удалось обманом?
Ну, почти. Добровольческий батальон "Крым" знал, что мне 17, и покрывал по любви. У мусульман к возрасту менее официальное отношение. Взяли меня и придумали "отмазку" для официальных подразделений, которым подчинялись. Мол, я вышел из Крыма и потерял там паспорт. Это сработало.
Дальше – курс молодого бойца под Днепром. Все получалось хорошо, ведь до войны я занимался спортивной стрельбой, туризмом, перезахоронением останков солдат, имел дело со взрывчатыми предметами...
Маме не говорил, что пошел воевать. Оттягивал до последнего, мол, помогаю в Днепре в госпитале. Горячая пора была. Уже когда начала пропадать связь на Донбассе – признался...
Далее – Краматорск. Наши поехали на штурм Саур-могилы, а меня – как самого маленького в батальоне – оставили на защите лагеря. Я разнервничался, сказал: если в следующий раз не возьмут, уйду от них. Когда снова начался "кипиш" – меня взяли. Я проявил пиротехнические способности, немного подучили, и поехал сапером.
Где именно ты выполнял боевые задачи за все время войны?
Саур-могила, Дебальцево, Пески, затем снова Дебальцево, Зайцево, Майорск, район Приморья, Широкино, Чермалык, район ДАПа, снова Пески... А дальше – Марьянка, Красногоровка...
Штурм Саур-могилы – первое боевое крещение?
Да. Мы получили оружие: автоматы АКС-74, пистолеты ТТ, подствольные гранатометы и инженерные боеприпасы килограммов на 300. Перегруженный вертолет едва взлетел.
Летели 2 часа по-боевому – от 3 до 5 метров над землей. Каждую посадку облетали через 5-6 секунд, опускаясь вверх – вниз. Такие американские горки: сидишь и чувствуешь, как внутренние органы туда-сюда гуляют. Многие рвало...
Читайте также: Санкции России против Украины: кому они на руку
А дальше нас обстреляли сепары из пулеметов. Бойца "Баху" ранили пулей в спину. Мы не поняли, что с ним произошло. Сначала подумали, что укачало, постучали по спине, а потом поняли. В другого две пули над головой пролетели и продырявили коврик. Нам пробило запасной бак, и оттуда лился керосин. Представь, все в дырах, керосин течет... Мы пилотам начали говорить, те смеялись. Уже потом поняли, что утечка – не смертельно опасна. Но всю командировку на Саур-могиле вещи пахли керосином. Я не сразу понял, что нас обстреливают. Выдвинул автомат в иллюминатор и уже никого не увидел.
30-секундный обстрел – первое боевое крещение. Далее сели в поле. Я помогал нашим устанавливать сигнальные мины. Загрузились в две машины и ночными дорогами поехали в Петровское. Тоже несколько раз обстреливали. Если бы прицельно попали, никто не выжил, нас набито было. И ночью на БМП заехали на Саур-могилу. Наших там было всего 3-5 человек.
Какой была тогда ситуация на Саур-могиле?
Высота была проблемной и несколько раз переходила из рук в руки. Шли постоянные обстрелы и велись штурмы. На ее защиту тогда только добровольцев брали. Когда мы приехали, там был только корректировщик и несколько офицеров. Представь: вокруг скалистая местность, степь и вырытые норки для прикрытия. Мы втроем заняли оборону с фланга. На второй день я осторожно собирал трофейное оружие.
Обстреливали нас обильно. Мы сразу заметили, что враг бил градом и минометами со стороны России. И не удивительно, потому к границе 9 километров. В первую же ночь мы застали эти прекрасные "карандаши" – беспокоящий огонь, чтобы не спали. На следующий день нас обстреливали танки прямой наводкой. Мы отступили, чтобы спрятаться за горой. Тогда было страшновато: поднимаешь голову в окопе, а в 5 метрах от тебя разрывается воронка, и все свистит. У всех были различной тяжести контузии. Это счастье, что тогда никто не погиб.
Впоследствии внизу началась стрельба и штурм. Танк стрелял по нам, и мы двигались перебежками с окопчика в окопчик, как в фильмах. Преодолеваешь страх и бежишь. Впоследствии страх вообще исчез. У подножия горы не было связи. Враг надел точно такие же знаки различия – желтые повязки. Было непонятно, враг то или наш человек. Яростное смятение...
И далее генерал-майор, командующий штурмом Саур-могилы Гордейчук дал команду спуститься к своим и разведать ситуацию. Мы спустились и должны были забрать живых с собой на гору. Там было несколько раненых. Вызвали бронегруппы, передали их. Еще так странно, знаешь: из кукурузы выбегали чеченцы с криками "Аллах Акбар", а наши крымчане им отвечали...
Читайте также: "Актеры становятся национальными героями": интервью с кинокомандой фильма "Позывной "Бандерас"
А что дальше?
Пятеро наших поднялись на гору. Приехал и "Урал" со взрывчаткой. Я подошел к технике, где уже были Альберт Анатольевич, полковник Гордейчук, водитель был и "Каптер", и здесь начал бить миномет по "Уралу". Мы спрятались в подвале и сидели 15 минут. После первой мины оглохли. Били прицельно, искры из плит шли. И вдруг я вспомнил, что у нас килограмм 150 пластидов в "Урале"... И если туда будет прямое попадание, нам подвал точно не поможет.
Мы вычислили, что каждые 10 секунд прилетает одна мина, выбегали поочередно и заносили пластиды в подвал. Все было опасно и мало понятно. Вокруг лежало много трупов. Но опять выжили и выполнили задание.
А дальше пришла подмога. Мы пробыли там 5 дней. Так прошел первый месяц моих активных боевых действий.
Что помогло адаптироваться в начале?
Нормальные командиры. У нас не было конфликтов, потому что все знали, зачем они там и что должны делать. Обошлось и без дезертиров. Было стыдно перед другими, если проявишь слабость и тупость. Все делали, что надо и немного больше.
Но, конечно, непривычно было реагировать на первые смерти. На мирной территории, когда кто-то погиб, – это горе. А там нет времени об этом думать. Произошло – и все на этом. Как-то был сильный ветер, мы пили кофе, а на расстоянии нескольких метров от нас валялись сгоревшие трупы сепаров... И никто не обращал на это внимание, кофе сильно пришелся по вкусу.
Кто был против вас?
Сначала – преимущественно "сепары". Некоторые просто затурканные и забитые заложники ситуации, которые не нашли себе работы. Другие, мол, "идейные", потому что верят телевизору, который проел их мозг. А третьи прошли чеченские войны и не смогли упустить еще одной войны, потому что только и могут, что воевать. Немало было и кадровых российских военных среди противников.
Расскажи о своем беспокойном боевом пути после Саур-могилы...
В сентябре 2014-го мы имели первый выезд в Дебальцево. Далее – Пески: постоянные штурмы и обстрелы. Батальон "Крым" тогда расформировали: часть ребят ушла в ВСУ, другая – в полк милиции "Днепр-1". Мне как раз исполнилось 18. Позвонил знакомым, услышал, что в Песках активные боевые действия, сел в такси и из Краматорска поехал в Карловку. А оттуда забрали. Я был сапером, потому обезвреживал и ставил противотанковые мины со стороны Донецка.
О чем тогда думалось?
О своей работе: как можно ее лучше сделать технически и как не подорваться. Потому что быстро привыкаешь, исчезает страх – и все. Теряешь бдительность – и имеешь (показывает на истерзанную ногу и протез – прим. авт.). За войну я обезвредил несколько тысяч взрывоопасных предметов. В 2016-м сбился на счету 1200...
Как ты впервые пошел в разведку?
Это было в Песках. Сепары имели дачное поселение со стороны Донецка и периодически с БТРов расстреливали наши посты.
Я только приехал, мы набрали мин и пошли на задание. Вышли на дорогу и поняли, что она асфальтная и возможности поставить мин нет... Старший скомандовал пройти дальше в разведку. Через несколько метров раздается команда "резко падать"! Оказалось, что впереди нас сепарский блокпост – в метрах сорока, и слева в метрах 10 сидят в доме сепары и беззаботно себе курят. Но они услышали шорох и начали стрелять во все стороны. А мы 20 минут лежали и пули мимо пролетали. Некоторые из наших после этого выхода передумали ходить в разведку. Если бы спокойнее шли, этого не произошло. Сепары нас могли просто закидать гранатами, но все прошло без потерь.
Читайте также: Сын скорее сломается, но не согнется, – отец военнопленного
...А потом ты стал командиром?
Да. В декабре 2014-го подписал контракт с 42-м батальоном территориальной обороны, который впоследствии вошел в состав 57-й бригады. Так я стал командиром саперного отделения в 18.
Как оно – командовать?
В моем отделении было 8-9 человек, среди них и мужчины по 45 лет. Я имел опыт, учил людей стрелять, поэтому некоторые сразу доверяли мне. Другие относились скептически, а дальше приняли. После первого боевого выхода у людей были круглые глаза от увиденного, они поняли, что стоит ко мне прислушаться, и все будет нормально. Хорошо, что люди, которые не воспринимали меня сначала, не сделали серьезных ошибок в разведке. У нас должно было быть общее понятие войны. Зимой 2015 года мы воевали в Углегорске, далее – Дебальцево, впоследствии нас отправили под Санжаровку.
А там обугленные танки, реки крови, все горит... Будто зима, снег должен быть, а все черное вокруг: в грязи, болоте и крови. На наших глазах вскоре погиб замполит батальона и его водитель. Замполит был боевым человеком, разговаривал у БТРа, и вражеский ПТУР попал в БТР. Они на месте погибли. И трехсотые тоже были. Это война...
Я начал акклиматизироваться. Стрелял из ПТУР и СПГ. Танки стреляли по мне, я по ним. Я стал для других примером. Говорили, что я ненормальный, потому что когда стреляют, я тоже бью в ответ. Появилась большая уверенность в себе и понимание: если ничего не делать, то танк просто меня переедет. Поэтому лучше стараться не дать ему добраться до тебя.
С 2015-го я – командир взвода. Меня снимали с этой должности, перебрасывали на главного сержанта взвода или командира отделения, но практически всегда выполнял эту обязанность. Я вступал в споры и всегда отстаивал свое мнение. Звание сержанта получил уже будучи командиром взвода, затем – старшину и прапорщика. То есть, все 3 года я выполнял задание командира разведвзвода в батальоне или в составе роты...
Читайте также: Людям Путина в Украине нельзя позволять комфортно жить, – коллега Сенцова
Во второй части интервью с командиром разведвзвода Максимом Громовым читайте о мощных и удачных разведывательных операциях наших военных, о которых можно говорить, а также о серьезном конфликте Громова с командиром бригады, его неожиданной развязке и настоящем братстве, которое держит на войне.