Мы часто тогда помогали кому-то – ветеранам или проблемным семьям. А в девяностые лишения воспринимались весело. Сейчас я думаю, это потому что была уверенность, что все это временно, что трудности эти пройдут, что появится работа, шанс на что-то. Да и сами трудности того периода в моем возрасте воспринимались большой авантюрой. И, кроме того, в семье были родители, у которых болела голова и о пустом холодильнике, и об одежде по сезону, и обо всем прочем.
Читайте также: В Луганске придумали, как "промывать" местным жителям мозги
Летом 2014 года оказалось, что я хоть и не самый старший член нашей маленькой семьи, но ее единственный кормилец. А кормильцем быть проще, когда у тебя есть и работа, и стабильность, и четкое завтра. А когда ты оказался в одночасье без работы и с не самым большим запасом денег – кто думал-то, что так будет? Оказалось, что это страшнее самых страшных кошмаров. В магазинах цены были космические. На батарейки, на продукты питания, на свечи. Никто, конечно, не заставлял ничего покупать, но и как прожить без этого? И одно дело прожить месяц, а другое – девять месяцев до следующей зарплаты. Моя тетя стала ходить в социальную столовую. Их по городу открыли для таких как она неимущих. Это выглядело так: с утра она собиралась в свои рейды за едой. Зимой надевала несколько кофт, старую шубу, рукавицы, брала баночку. И шла в очередь, чтобы выстоять от трех до пяти часов ради порции супа, типа, с тушенкой или макарон с видимостью тушенки.
Ненависть в тех очередях была жуткой. Люди изголодались. Да и кто будет стоять по столько от хорошей жизни? Больные там были, немощные, теряли сознание, но стояли. И она тоже стояла со всеми часами.
Этой порции ей хватало раза на два-три. Тушенкой там и не пахло вовсе. Люди скандалили, что порции маленькие, что мяса нет, что обманывают. И после этого работники им мстили – вводили правила наливать только в банки с крышками (а выстояли-то часами под той столовой), а после стали выдавать по справкам о составе семьи. И тоже появилась спекуляция с этими справками. И еще стали требовать всех членов семьи, за глаза отказывались наливать на них. Только кто поскандалит, что макароны пустые, так и получают все с утра новые санкции от социальной столовой. Я думаю, моя тетя чуть помешалась рассудком после тех очередей. Да и кто нормальным будет, пережив все это? И у нее еда стала навязчивым состоянием. Поесть мяса, супа, хлеба вдоволь.
Это в наше-то время, когда человек космос покорил, когда прогресс шагает семимильными шагами вперед. А она о хлебе с маслом мечтает, о еде на плите. И кому какое было до нее дело? Ее-то кормили, а как кормили, сколько – дело десятое. Ей повезло, она пережила это. После очереди были до убийств и давки за первой пенсией – не верили люди, боялись, что им не хватит денег. И тоже ведь с голода, от пережитого. Да вообще, это в молодости легко все переносить и переводить сразу же в разряд прошлого и воспоминаний, а в ее возрасте такие лишения не проходят просто так. И ест она теперь впрок, живет с этим чувством голода, от которого, наверное, ей уже никогда не избавиться.
Читайте также: Чувство тотальной бедности в Луганске становится чем-то обыденным