Около 2,8 миллионов украинцев – это лица с инвалидностью, о правах которых мы не часто задумываемся. Государственный эксперт Директората защиты прав лиц с инвалидностью Министерства социальной политики Украины Алексей Краснощеков уверяет: им не нужна жалость, как почему-то думает большинство. Им нужна возможность полноценно жить.
О том, как выглядит дискриминация людей с инвалидностью и при чем здесь создание Министерства по делам ветеранов, Краснощеков рассказал во второй части интервью сайту "24".
Читайте также первую часть интервью: Чиновник: Я знаю, как работают коррупционные схемы, и потому – частично испорчен
Ты – человек, который очень внимательно изучал деятельность Минсоцполитики в последние годы. Видишь какие-то изменения к лучшему в самом министерстве?
Скажу честно, я был настроен более скептически. Но даже тот факт, что министерство приняло на работу своего оппонента – для меня показатель того, что конкурс прошел открыто и прозрачно. Вот к слову о том, как новые кадры влияют на государственную политику.
Конкурсный отбор у меня начался с конфликта. Я пришел на конкурс и час простоял на протезах в коридоре. Потому что они позвали на тот конкурс 180 человек на одно время в один коридор, люди все там не уместились, кто-то стоял на лестнице, сесть было негде. Такая ирония судьбы – ты приходишь на должность эксперта по защите прав лиц с инвалидностью, и тут же твои права, как лица с инвалидностью, нарушаются государством.
Я написал жалобу, опубликовал ее. Заинтересованность жалобой была высокой и на разных уровнях. Мне в тот же день перезвонили. Уже на следующий день в коридорах выставили диваны и стулья. Но, опять же, это была разовая и краткосрочная реакция.
То есть, диваны из коридоров потом забрали?
Еще нет, но могут, потому что это – ситуативное решение вопроса. Проблема в том, что такие вещи надо решать системно. Сразу после этого мне позвонили из Нацагентства по государственной службе. Они собрали рабочую встречу, где решили, что в рабочих материалах будут рекомендовать, каким образом обеспечить доступность к конкурсу людей с инвалидностью. Причем, речь идет не просто о пандусе или стуле. Речь идет и о адуиодоступнисти для тех, кто не видит, например. То есть, они хотят решить проблему комплексно.
Где-то есть правила, как госслужащим в различных учреждениях правильно общаться с людьми с инвалидностью?
Разницы большой нет, на самом деле. Есть нюансы, типа предложить свою помощь, а не хватать человека за тележку и принудительно его куда-то тащить несмотря на их желание. Просто нужно быть вежливым. В принципе. Даже если приходит человек без инвалидности. Госслужащие – это поставщики услуг. Они должны это осознавать, что они именно оказывают услуги, а не сидят со своей властью в замкнутых кабинетах, куда простые смертные должны приходить на поклон.
В Украине про инклюзию и права лиц с инвалидностью говорят все чаще. Видишь изменения в отношении к ним?
Конечно. Года с три назад я подумал, что неплохо было бы изменить отношение общества к лицам с инвалидностью. В принципе, оно всегда было положительным – украинцы в этом вопросе очень толерантная нация. Но относились к инвалидности как к какому-то недостатку, настаивали, что человека обязательно нужно пожалеть и человек фактически не может быть полноценным и его надо лечить, желательно – всю жизнь.
Мы показали, что это не так. Много работали над акциями, которые в позитивном ключе показывали, что города не доступны для людей с инвалидностью, тогда нас поддержали многие селебритис. Проект "Победители" – был основным проектом, который изменил отношение, который показал ветеранов без конечностей молодыми, стильными и сексуальными. Он сработал. Сейчас отношение продолжает постоянно меняться.
Есть некая критическая точка, до которой это отношение должно измениться?
Понимаешь, проблему людей с инвалидностью не нужно постоянно затыкать деньгами: дать всем по тысяче гривен госпомощи и сказать "Все, сидите дома!".
Надо создать для людей условия, при которых они смогут учиться и работать. Это сразу решит все проблемы.
Потому что, даже имея достаточно средств для жизни, сидеть дома и чувствовать себя каким-то "неполноценным в гетто" – это, как минимум, неинтересно. А во времена СССР оно так и было.
То есть, цель сейчас – создать возможность для людей с инвалидностью полноценно жить?
Да. Сейчас постоянно меняется многие нормы. Вот самое новое, что я увидел – новые нормы по лицензированию образовательных учреждений. Они теперь должны использовать разумное приспособление – беспроблемное передвижение по территории учреждения, доступный заезд, условия доступности помещений – там описано все, что должно сделать образовательное учреждение, чтобы считаться доступным и без чего он в дальнейшем не получит лицензию. Это же прописано и для финансовых учреждений. Минрегионстрой активно работает над этим вопросом. Поэтому мир действительно очень быстро меняется.
Пандусов, ведущих в стену, становится все меньше?
Да. Хотя на самом деле это – не очень смешная история. Например, когда мы хотели сделать Киев доступным к проведению Евровидения, на станции метро "Левобережная" началась реконструкция. Вроде и задумка была благородная, что и получилось ее реализовать. Но! Двери сделали шириной 70 сантиметров, и человек в коляске в них никак не мог заехать. При том, что в строительных нормах все прописано, но люди, которые их реализуют – не всегда думают, что делают. Вот именно в этом примере проблему решили с применением "нанотехнологий": каждое утро двери на станции – по одной на вход и на выход – снимались с креплений и отставлялись сторону. Вечером – их монтировали назад. Это давало возможность немножко расширить дверь, и человек на коляске хоть как-то мог проехать. Затем мы провели акцию, и местные власти учли все требования – двери заменили на следующий день. А в течение месяца были установлены и подъемники, сделано понижение бордюрного камня и тому подобное.
Ветераны АТО. Сейчас ими занимается много ведомств, планируется создание еще специального Министерства по делам ветеранов. Кто и за что отвечает в этом вопросе сейчас – не всегда понятно. Ваша сфера – бойцы, получившие инвалидность вследствие участия в боевых действиях?
Так, в том числе.
Что для них изменится с реформированием госструктур?
Здесь есть определенные риски. Вот мы говорим, что проводим решительную реформу, создадим Министерство ветеранов – и у нас все будет хорошо. Почему? Аргументация – потому что такое министерство есть в США. На самом деле, в раздаточных материалах, которые распространяли на рабочих совещаниях по созданию этого министерства, это почти единственный аргумент.
В Индии есть Министерство йоги, а в Бутане – Министерство счастья, но в Украине мы таковых не создаем! Я не против идеи единого Министерства ветеранов, которое должно облегчить жизнь бойцам. Но существуют риски, что будет создано просто дополнительное ведомство, которое станет посредником, а все справки, очереди и бюрократические механизмы для конкретного человека так и останутся актуальными.
Не могу давать свою оценку решению, которое было принято. Но. Есть ли специалисты, которые разбираются в технических средствах реабилитации в будущей структуре, которая будет создаваться? Не будет ли так, что мы создадим новое министерство, Минсоцполитики отдаст ему вопрос протезирования и бюджет на протезирование ветеранов ...
То есть, предполагается, что новое министерство само полностью заберет у вас эти полномочия?
Это один из возможных вариантов. Есть вариант, что все вопросы и программы, связанные с ветеранами, которыми сейчас занимаются различные министерства, займет это новое ведомство. Вместе с бюджетами. А это –миллиардные средства, которые будут передаваться из одной структуры в другую, и мы все понимаем, что риск здесь есть. Программа протезирования, например, вследствие этого, может просто остановиться и перестать работать.
Как это уже было с Минсоц?
Да. Было такое, что Служба ветеранов занималась протезированием по новейшим технологиям, затем передавала это все в Фонд. Эта программа только что начала нормально работать. До этого она два года выполнялась примерно на 10%, остальные средства перераспределялась на другие программы. Но пока в Фонде разобрались, что с этим делать – еще прошло время. В конце концов программа смогла нормально заработать только в июне 2017 года.
На уровне министерских чиновников вообще есть понимание, что за теми нормами, бумажками и программами, которые они погружают в омут бюрократии, стоят конкретные люди с конкретными жизнями, которые реально страдают от такой бумажной волокиты?
При разработке нормативов у нас никогда практически не анализируют риски и не анализируется влияние каждой отдельной нормативы на людей. Вот сейчас Кабмин начинает понемногу переходить на то, чтобы вписывать в обоснование документов влияние на конкретные группы людей. Если это действительно будет так делаться – то конечно, это понимание появится. Вот с целью планирования такой политики и создаются директораты.
Вот опять же: если у нас будет Министерство ветеранов, как в США, будет ли это означать, что политика в отношении ветеранов у нас будет, как в США? Совсем не факт. Это – ложная корреляция, здесь нет никакой связи. США имеет иную политическую структуру. Брать один институт из этой структуры и пытаться интегрировать ее в нашу структуру методом переноса – не совсем логично. Нет гарантий, что у нас она заработает. Но все же надеюсь, что команда, которая занимается разработкой структуры нового органа власти, осознает эти риски и знает, что с ними делать. Поэтому это – больше рассуждения на тему.
Действительно, цель благородная. Есть те, кто говорят, что было бы неплохо иметь исполнительный орган, который будет заниматься сугубо ветеранами. Но нужно проанализировать риски, проанализировать, что это улучшит для конечного потребителя и подумать, как лучше внедрить это министерство и прописать все возможные инструменты, которые нивелируют потенциальные проблемы. В том числе – и коррупционные.
Все фото: Facebook