Но когда долго живешь в определенном укладе и распорядке, кажется, что это навсегда – работа, привычки, друзья, наши ежедневные ритуалы, планы, покупки… Теряя все это и сразу, оказывается, что перемены принимают гораздо легче те, кто ничего не имел.
Читайте также: Письмо из Луганска: все оплакивают довоенную жизнь
Летом 2014 года я потеряла работу. Много раз возвращалась после к этому. Если честно, много раз говорила себе до этого лета, что пора бы сменить работу, доказать себе, что могу работать где-то еще, добиться чего-то в другом месте. Работа за мои семь лет в этом коллективе стала настолько привычной, что походила на перемещение между спальней и кухней собственного дома в пижаме. Люди были давно знакомы, руководители любимы (оказывается, такое может быть), а обязанности привычны. Конечно, были и стрессы, и встряски, похожие сейчас на шторм в домашнем аквариуме.
После того коллектива я с легкостью находила работу – несмотря на войну и общую ситуацию. Вероятно, мне везло. Но не могла работать больше нигде. Психолог сказал бы, что я просто не приняла факта своего увольнения из старого коллектива, но каждую новую работу воспринимала как измену своей старой работе. Я пыталась, вовремя приходила на работу и задерживалась, если это требовалось. Но было что-то почти неуловимое – перестала воспринимать людей. Перестала сближаться и доверять. Со мной было неудобно и тяжело. Я делала все, что было положено, но отказывалась выпить пиво после работы или сходить куда-то с зарплаты. Все это было изменой для меня моей прежней работе. Сейчас понимаю, что моя привязанность была слишком глубокой, а увольнение вопреки внешнему спокойствию слишком травматичным.
Сейчас я не стала другой, а просто перестала искать стабильную работу, чтобы не наступать на те же грабли. Более того, поняла, что уже не смогу работать даже в своем прежнем коллективе, потому что все в нем стали другими и время стало другим. Я не готова бесконечно слушать о войне, о потерях, о том самом лете… Не готова распахивать душу и сближаться с кем-то снова. Я стала колючей, какими бывают подростки… Моя травма и мои якоря.
В очередном новом коллективе все бесконечно проговаривали то самое лето 2014 года. В деталях, поминутно. Кто и где был, как уезжал, как возвращался, как искал работу, как жил… Это было пыткой – снова и снова, капля за каплей на затылок. Нужно было слушать это и говорить о себе. Нельзя было выйти из кабинета или попросить всех замолчать – кабинет был слишком маленьким, а эти разговоры, вероятно, были своего рода психотерапией для всех – снова и снова, повторяя и убеждая себя, что все было сделано правильно… Я поняла, что не могу. Не могу говорить, не могу слушать, не могу быть терпеливой. Не могу снова погружаться в то лето, которое вряд ли смогу забыть… Наверное, каждому из нас нужен свой психолог, чтобы выбраться из всего этого.
Вести из Луганска: Война стала частью нашей жизни